Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой.
Мелким компаниям легче всего воспользоваться услугами временных специалистов профессионалов, чем нанимать кого-то на оклад для поддержания компьютеров в офисе. Быстрая компьютерная помощь для Вас будет стоить не так дорого, как Вам это кажется на первый взгляд.
С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим-то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. "Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку-барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого - захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.
IV
Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул - сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский-третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек с узкими светлыми глазками и спокойно-самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, - что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь 'промокший мужичок-проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья - все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
- Э, чог'т! - злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя, и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
"Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня-из-под носа захватит добычу кто-нибудь из больших партизанов",- думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
- Едет кто-то,-сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
- Едут двое-офицер и казак. Только не предполо-жительно, чтобы был сам подполковник,-сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер-растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
- От генерала,-сказал офицер,-извините, что не совсем сухо...
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
- Вот говорили всё, что опасно, опасно, - сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов чи-тал поданный ему конверт. - Впрочем, мы с Комаровым,-он указал на казака,-приготовились. У нас по два писто... А это что ж?-спросил он, увидав французского барабанщика,-пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
- Постов! Петя!-крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. - Да как же ты не сказал, кто ты?-И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
- Ну, я г'ад тебя видеть, - перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
- Михаил Феоклитыч, - обратился он к эсаулу, - ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит.-И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала-немца присоединиться для нападения на транспорт. - Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из-под носа выг'вут, - заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
- Будет какое-нибудь приказание от вашего высокоблагородия?-сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился,-или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
- Приказания?..-задумчиво сказал Денисов.- Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
- Ах, пожалуйста... Можно мне при вас остаться?-вскрикнул Петя.
- Да как тебе именно ведено от генег'ала - сейчас вег'нуться?-спросил Денисов. Петя покраснел.
- Да он ничего не велел. Я думаю, можно?-сказал он вопросительно.
- Ну, ладно,-сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова. узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
- Ну, бог'ода,-обратился он к мужику-проводнику, - веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемме несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.
V
Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг Другу.
- Пленного дайте сюда, - негромко сказал Денисов, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего-нибудь важного.
- Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? - сказал Денисов, весело блеснув глазами.
- Место удобное,-сказал эсаул.
- Пехоту низом пошлем-болотами,-продолжал Денисов,-они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда,-Денисов указал на лес за деревней,-а я от-сюда, с своими rycar'ами. И по выстг'елу...
- Лощиной нельзя будет-трясина,-сказал эсаул.-Коней увязишь, надо объезжать полевее...
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем-то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
- Ведь это Тихон наш, - сказал эсаул.
- Он! он и есть!
- Эка шельма, - сказал Денисов.
- Уйдет!-ЩУря глаза, сказал эсаул. Человек, которого они называли Тихонам, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
- Ну ловок, - сказал эсаул.
- Экая бестия! -с тем же выражением досады проговорил Денисов.-И что он делал до сих пор?
- Это кто?-спросил Петя.
- Это наш пластун. Я его посылал языка взять
- Ах, да, - сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал. как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
- Мы французам худого неделаем,-сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. - Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали .. - На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывав, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что-нибудь особенно трудное и гадкое-выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, - все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
- Что ему, черту, делается, меренина здоровенный,-говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
- Что, брат, не будешь? Али скрючило?-смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.
VI
Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
- Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся,-сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что-то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
- Ну, где пг'опадал?-сказал Денисов.
- Где пропадал? За французами ходил,-смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
- Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
- Взять-то взял,-сказал Тихон.
- Где ж он?
- Да я его взял сперва-наперво на зорьке еще, - продолжал Тихон, переставляя пошире плоские вывернутые в лаптях ноги, - да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
- Ишь, шельма, так и есть,-сказал Денисов эсаулу.-Зачем же ты этого не пг'ивел?
- Да что ж его водить-то, - сердито и поспешно перебил Тихон, - не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
- Эка бестия!.. Ну?..
- Пошел за другим,-продолжал Тихон,-под-полоз я таким манером в лес, да и лег.-Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал.-Один и навернись,-продолжал он.-Я его таким манером и сграбь.-Тихон быстро, легко вскочил.-Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, - вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
- То-то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи-то,-сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
- Ты дуг'ака-то не представляй,-сказал Денисов, сердито покашливая.-Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатьш). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
- Да что, совсем несправный,-сказал Тихон - Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить-то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам ана-ральский сын, не пойду, говорит.
- Экая скотина!-сказал Денисов.-Мне расспросить надо...
- Да я его спрашивал,-сказал Тихон -Он говорит: плохо знаком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете,-заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
- Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака-то ког'чить,-сказал Денисов строго
- Да что же серчать-то,-сказал Тихон,-что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
- Ну, поедем,-сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких-то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что-то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с
известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его
стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю. - Ну, г'аскажи ты мне пг'о себя,-сказал он.
VII
Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо-возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого-нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там-то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21-го октября его генерал выразил желание послать кого-нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета,-отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого-то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал,-дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
- Так что же вы думаете, Василий Федорович,- обратился он к Денисову, - ничего, что я с вами останусь на денек?-И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: -Ведь мне ведено узнать, ну вот я и узнаю... Только вы меня пустите в самую... в главную... Мне не нужно наград... А мне хочется...-Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
- В самую главную... - повторил Денисов, улыбаясь.
- Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, - продолжал Петя, - ну что вам стоит? Ах, вам ножик?-обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
- Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких...-покраснев, сказал Петя.-Батюшки! Я и забыл совсем,-вдруг вскрикнул он -У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый - и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов.
Я привык что-нибудь сладкое. Хотите?..-И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму.-Кушайте, господа, кушайте.
- А то не нужно ли вам кофейник? -обратился он к эсаулу.-Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, - ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут...-он показал на торбы-сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все. . - И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких-нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе-барабанщике представилось ему. "Нам-то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?"-подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
"Спросить бы можно,-думал он,-да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу?-думал Петя.-Ну, да все равно!"-и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
- А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего-нибудь поесть... может...
- Да, жалкий мальчишка,-сказал Денисов, видимо не найдя ничего стыдного в этом напоминании. - Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
- Я позову,-сказал Петя.
- Позови, позови. Жалкий мальчишка,-повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
- Позвольте вас поцеловать, голубчик, - сказал он.-Ах, как отлично! как хорошо!-И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
- Bosse! Vincent!-прокричал Петя, остановясь у двери.
-- Вам кого, сударь, надо?-сказал голос из темноты Петя отвечал, что того мальчика-француза, которого взяли нынче.
- А! Весеннего?-сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки-в Весеннего, а мужики и солдаты - в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике
- Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний!-послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
- А мальчонок шустрый, -сказал гусар, стоявший подле Пети. - Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
- Ah c'est vous!-сказал Петя.-Voulez-vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal,-прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки.- Entrez, entrez *.
- Merci, monsieur*,-отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
- Entrez, entrez, - повторил он только нежным шепотом.
"Ах, что бы мне ему сделать!"-проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
* Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают войдите, войдите.
* Благодарю, господин.
VIII
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова. с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
...
