Булгаков Михаил Афанасьевич

    - Так я, стало быть, могу попросить об одной вещи?
    - Потребовать, потребовать, моя донна, - отвечал Воланд, понимающе улыбаясь, - потребовать одной вещи!
    Ах, как ловко и отчетливо Воланд подчеркнул, повторяя слова самой Маргариты - "Одной вещи"!
    Маргарита вздохнула еще раз и сказала:
    - Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать тот платок, которым она удушила своего ребенка.
    Кот возвел глаза к небу и шумно вздохнул, но ничего не сказал, очевидно, помня накрученное на балу ухо.
   
   Свободный художник, это всегда загадочная личность, полная творческого порыва и эмоциональных перепадов. Без красоты и искусства, мы не представляем свое существование. Музыка дает нам услышать звуки небытия, а живопись увидеть это небытие. Сейчас в интернете многие талантливые художники выставляют свое портфолио, где ознакомившись с ним, мы можем увидеть их творческую деятельность. Портфолио фотохудожника на Kavchenkova.RU, можно увидеть на её страничке в интернете.
   
    - Ввиду того, - заговорил Воланд, усмехнувшись, - что возможность получения вами взятки от этой дуры Фриды совершенно, конечно, исключена - ведь это было бы несовместимо с вашим королевским достоинством, - я уж не знаю, что и делать. Остается, пожалуй, одно - обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни!
    - Вы о чем говорите, мессир? - Изумилась Маргарита, выслушав эти действительно непонятные слова.
    - Совершенно с вами согласен, мессир, - вмешался в разговор кот, - именно тряпками, - и в раздражении кот стукнул лапой по столу.
    - Я о милосердии говорю, - объяснил свои слова Воланд, не спуская с Маргариты огненного глаза. - Иногда совершенно неожиданно и коварно оно проникает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках.
    - И я о том же говорю! - Воскликнул кот и на всякий случай отклонился от Маргариты, прикрыв вымазанными в розовом креме лапами свои острые уши.
    - Пошел вон, - сказал ему Воланд.
    - Я еще кофе не пил, - ответил кот, - как же это я уйду? Неужели, мессир, в праздничную ночь гостей за столом разделяют на два сорта? Одни - первой, а другие, как выражался этот грустный скупердяй-буфетчик, второй свежести?
    - Молчи, - приказал ему Воланд и, обратившись к Маргарите, спросил: - вы, судя по всему, человек исключительной доброты? Высокоморальный человек?
    - Нет, - с силой ответила Маргарита, - я знаю, что с вами можно разговаривать только откровенно, и откровенно вам скажу: я легкомысленный человек. Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей твердую надежду. Она ждет, мессир, она верит в мою мощь. И если она останется обманутой, я попаду в ужасное положение. Я не буду иметь покоя всю жизнь. Ничего не поделаешь! Так уж вышло.
    - А, - сказал Воланд, - это понятно.
    - Так вы сделаете это? - Тихо спросила Маргарита.
    - Ни в коем случае, - ответил Воланд, - дело в том, дорогая королева, что тут произошла маленькая путаница. Каждое ведомство должно заниматься своими делами. Не спорю, наши возможности довольно велики, они гораздо больше, чем полагают некоторые, не очень зоркие люди...
    - Да, уж гораздо больше, - не утерпел и вставил кот, видимо гордящийся этими возможностями.
    - Молчи, черт тебя возьми! - Сказал ему Воланд и продолжал, обращаясь к Маргарите: - но просто, какой смысл в том, чтобы сделать то, что полагается делать другому, как я выразился, ведомству? Итак, я этого делать не буду, а вы сделайте сами.
    - А разве по-моему исполнится?
    Азазелло иронически скосил кривой глаз на Маргариту и незаметно покрутил рыжей головой и фыркнул.
    - Да делайте же, вот мучение, - пробормотал Воланд и, повернув глобус, стал всматриваться в какую-то деталь на нем, по-видимому, занимаясь и другим делом во время разговора с Маргаритой.
    - Ну, Фрида, - подсказал Коровьев.
    - Фрида! - Пронзительно крикнула Маргарита.
    Дверь распахнулась, и растрепанная, нагая, но уже без всяких признаков хмеля женщина с исступленными глазами вбежала в комнату и простерла руки к Маргарите, а та сказала величественно:
    - Тебя прощают. Не будут больше подавать платок.
    Послышался вопль Фриды, она упала на пол ничком и простерлась крестом перед Маргаритой. Воланд махнул рукой, и Фрида пропала из глаз.
    - Благодарю вас, прощайте, - сказала Маргарита и поднялась.
    - Ну что ж, Бегемот, - заговорил Воланд, - не будем наживать на поступке непрактичного человека в праздничную ночь, - он повернулся к Маргарите, - итак, это не в счет, я ведь ничего не делал. Что вы хотите для себя?
    Наступило молчание, и прервал его Коровьев, который зашептал в ухо Маргарите:
    - Алмазная донна, на сей раз советую вам быть поблагоразумнее! А то ведь фортуна может и ускользнуть!
    - Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего любовника, мастера, - сказала Маргарита, и лицо ее исказилось судорогой.
    Тут в комнату ворвался ветер, так что пламя свечей в канделябрах легло, тяжелая занавеска на окне отодвинулась, распахнулось окно, и в далекой высоте открылась полная, но не утренняя, а полночная луна. От подоконника на пол лег зеленоватый платок ночного света, и в нем появился ночной Иванушкин гость, называющий себя мастером. Он был в своем больничном одеянии - в халате, туфлях и черной шапочке, с которой не расставался. Небритое лицо его дергалось гримасой, он сумасшедше-пугливо косился на огни свечей, а лунный поток кипел вокруг него.
    Маргарита сразу узнала его, простонала, всплеснула руками и подбежала к нему. Она целовала его в лоб, в губы, прижималась к колючей щеке, и долго сдерживаемые слезы теперь бежали ручьями по ее лицу. Она произносила только одно слово, бессмысленно повторяя его:
    - Ты... Ты, ты...
    мастер отстранил ее от себя и глухо сказал:
    - Не плачь, марго, не терзай меня. Я тяжко болен. - Он ухватился за подоконник рукою, как бы собираясь вскочить на него и бежать, оскалил зубы, всматриваясь в сидящих, и закричал: - мне страшно, марго! У меня опять начались галлюцинации.
    Рыдания душили Маргариту, она шептала, давясь словами:
    - Нет, нет, нет, не бойся ничего! Я с тобою! Я с тобою!
    Коровьев ловко и незаметно подпихнул к мастеру стул, и тот опустился на него, а Маргарита бросилась на колени, прижалась к боку больного и так затихла. В своем волнении она не заметила, что нагота ее как-то внезапно кончилась, на ней теперь был шелковый черный плащ. Больной опустил голову и стал смотреть в землю угрюмыми больными глазами.
    - Да, - заговорил после молчания Воланд, - его хорошо отделали. - Он приказал Коровьеву: - дай-ка, рыцарь, этому человеку чего-нибудь выпить.
    Маргарита упрашивала мастера дрожащим голосом:
    - Выпей, выпей. Ты боишься? Нет, нет, верь мне, что тебе помогут.
    Больной взял стакан и выпил то, что было в нем, но рука его дрогнула, и опустевший стакан разбился у его ног.
    - К счастью! К счастью! - Зашептал Коровьев Маргарите, - смотрите, он уже приходит в себя.
    Действительно, взор больного стал уже не так дик и беспокоен.
    - Но это ты, марго? - Спросил лунный гость.
    - Не сомневайся, это я, - ответила Маргарита.
    - Еще! - Приказал Воланд.
    После того, как мастер осушил второй стакан, его глаза стали живыми и осмысленными.
    - Ну вот, это другое дело, - сказал Воланд, прищуриваясь, - теперь поговорим. Кто вы такой?
    - Я теперь никто, - ответил мастер, и улыбка искривила его рот.
    - Откуда вы сейчас?
    - Из дома скорби. Я - душевнобольной, - ответил пришелец.
    Этих слов Маргарита не вынесла и заплакала вновь. Потом, вытерев глаза, она вскричала:
    - Ужасные слова! Ужасные слова! Он мастер, мессир, я вас предупреждаю об этом. Вылечите его, он стоит этого.
    - Вы знаете, с кем вы сейчас говорите, - спросил у пришедшего Воланд, - у кого вы находитесь?
    - Знаю, - ответил мастер, - моим соседом в сумасшедшем доме был этот мальчик, Иван Бездомный. Он рассказал мне о вас.
    - Как же, как же, - отозвался Воланд, - я имел удовольствие встретиться с этим молодым человеком на Патриарших прудах. Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету! Но вы-то верите, что это действительно я?
    - Приходится верить, - сказал пришелец, - но, конечно, гораздо спокойнее было бы считать вас плодом галлюцинации. Извините меня, - спохватившись, прибавил мастер.
    - Ну, что же, если спокойнее, то и считайте, - вежливо ответил Воланд.
    - Нет, нет, - испуганно говорила Маргарита и трясла мастера за плечо, - опомнись! Перед тобою действительно он!
    Кот ввязался и тут:
    - А я действительно похож на галлюцинацию. Обратите внимание на мой профиль в лунном свете, - кот полез в лунный столб и хотел еще что-то говорить, но его попросили замолчать, и он, ответив: - хорошо, хорошо, готов молчать. Я буду молчаливой галлюцинацией, - замолчал.
    - А скажите, почему Маргарита вас называет мастером? - Спросил Воланд.
    Тот усмехнулся и сказал:
    - Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения о том романе, который я написал.
    - О чем роман?
    - Роман о Понтии Пилате.
    Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехом этим никого не удивил. Бегемот почему-то зааплодировал.
    - О чем, о чем? О ком? - Заговорил Воланд, перестав смеяться. - Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы? Дайте-ка посмотреть, - Воланд протянул руку ладонью кверху.
    - Я, к сожалению, не могу этого сделать, - ответил мастер, - потому что я сжег его в печке.
    - Простите, не поверю, - ответил Воланд, - этого быть не может. Рукописи не горят. - Он повернулся к Бегемоту и сказал: - ну-ка, Бегемот, дай сюда роман.
    Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез:
    - Вот она, рукопись! Вот она!
    Она кинулась к Воланду и восхищенно добавила:
    - Всесилен, всесилен!
    Воланд взял в руки поданный ему экземпляр, повернул его, отложил в сторону и молча, без улыбки уставился на мастера. Но тот неизвестно отчего впал в тоску и беспокойство, поднялся со стула, заломил руки и, обращаясь к далекой луне, вздрагивая, начал бормотать:
    - И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги, боги...
    Маргарита вцепилась в больничный халат, прижалась к нему и сама начала бормотать в тоске и слезах:
    - Боже, почему же тебе не помогает лекарство?
    - Ничего, ничего, ничего, - шептал Коровьев, извиваясь возле мастера, - ничего, ничего... Еще стаканчик, и я с вами за компанию.
    И стаканчик подмигнул, блеснул в лунном свете, и помог этот стаканчик. мастера усадили на место, и лицо больного приняло спокойное выражение.
    - Ну, теперь все ясно, - сказал Воланд и постучал длинным пальцем по рукописи.
    - Совершенно ясно, - подтвердил кот, забыв свое обещание стать молчаливой галлюцинацией, - теперь главная линия этого опуса ясна мне насквозь. Что ты говоришь, Азазелло? - Обратился он к молчащему Азазелло.
    - Я говорю, - прогнусил тот, - что тебя хорошо было бы утопить.
    - Будь милосерден, Азазелло, - ответил ему кот, - и не наводи моего повелителя на эту мысль. Поверь мне, что всякую ночь я являлся бы тебе в таком же лунном одеянии, как и бедный мастер, и кивал бы тебе, и манил бы тебя за собою. Каково бы тебе было, о Азазелло?
    - Ну, Маргарита, - опять вступил в разговор Воланд, - говорите же все, что вам нужно?
    Глаза Маргариты вспыхнули, и она умоляюще обратилась к Воланду:
    - Позвольте мне с ним пошептаться?
    Воланд кивнул головой, и Маргарита, припав к уху мастера, что-то пошептала ему. Слышно было, как тот ответил ей:
    - Нет, поздно. Ничего больше не хочу в жизни. Кроме того, чтобы видеть тебя. Но тебе опять советую - оставь меня. Ты пропадешь со мной.
    - Нет, не оставлю, - ответила Маргарита и обратилась к Воланду: - прошу вас опять вернуть нас в подвал в переулке на Арбате, и чтобы лампа загорелась, и чтобы все стало, как было.
    Тут мастер засмеялся и, обхватив давно развившуюся кудрявую голову Маргариты, сказал:
    - Ах, не слушайте бедную женщину, мессир. В этом подвале уже давно живет другой человек, и вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. - Он приложил щеку к голове своей подруги, обнял Маргариту и стал бормотать: - бедная, бедная...
    - Не бывает, вы говорите? - Сказал Воланд. - Это верно. Но мы попробуем. - И он сказал: - Азазелло!
    Тотчас с потолка обрушился на пол растерянный и близкий к умоисступлению гражданин в одном белье, но почему-то с чемоданом в руках и в кепке. От страху этот человек трясся и приседал.
    - Могарыч? - Спросил Азазелло у свалившегося с неба.
    - Алоизий Могарыч, - ответил тот, дрожа.
    - Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написали на него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальную литературу? - Спросил Азазелло.
    Новоявившийся гражданин посинел и залился слезами раскаяния.
    - Вы хотели переехать в его комнаты? - Как можно задушевнее прогнусил Азазелло.
    Шипение разъяренной кошки послышалось в комнате, и Маргарита, завывая:
    - Знай ведьму, знай! - Вцепилась в лицо Алоизия Могарыча ногтями.
    Произошло смятение.
    - Что ты делаешь? - Страдальчески прокричал мастер, - марго, не позорь себя!
    - Протестую, это не позор, - орал кот.
    Маргариту оттащил Коровьев.
    - Я ванну пристроил, - стуча зубами, кричал окровавленный Могарыч и в ужасе понес какую-то околесицу, - одна побелка... Купорос...
    - Ну вот и хорошо, что ванну пристроил, - одобрительно сказал Азазелло, - ему надо брать ванны, - и крикнул: - вон!
    Тогда Могарыча перевернуло кверху ногами и вынесло из спальни Воланда через открытое окно.
    мастер вытаращил глаза, шепча:
    - Однако, это будет, пожалуй, почище того, что рассказывал Иван! - Совершенно потрясенный, он оглядывался и наконец сказал коту: - а простите... Это ты... Это вы... - Он сбился, не зная, как обращаться к коту, на "ты" или на "вы", - вы - тот самый кот, что садились в трамвай?
    - Я, - подтвердил польщенный кот и добавил: - приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят "ты", хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта.
    - Мне кажется почему-то, что вы не очень-то кот, - нерешительно ответил мастер, - меня все равно в больнице хватятся, - робко добавил он Воланду.
    - Ну чего они будут хвататься! - Успокоил Коровьев, и какие-то бумаги и книги оказались у него в руках, - история болезни вашей?
    - Да.
    Коровьев швырнул историю болезни в камин.
    - Нет документа, нет и человека, - удовлетворенно говорил Коровьев, - а это - домовая книга вашего застройщика?
    - Да-а...
    - Кто прописан в ней? Алоизий Могарыч? - Коровьев дунул в страницу домовой книги, - раз, и нету его, и, прошу заметить, не было. А если застройщик удивится, скажите, что ему Алоизий снился. Могарыч? Какой такой Могарыч? Никакого Могарыча не было. - Тут прошнурованная книга испарилась из рук Коровьева. - И вот она уже в столе у застройщика.
    - Вы правильно сказали, - говорил мастер, пораженный чистотой работы Коровьева, - что раз нет документа, нету и человека. Вот именно меня-то и нет, у меня нет документа.
    - Я извиняюсь, - вскричал Коровьев, - это именно галлюцинация, вот он, ваш документ, - и Коровьев подал мастеру документ. Потом он завел глаза и сладко прошептал Маргарите: - а вот и ваше имущество, Маргарита Николаевна, - и он подал Маргарите тетрадь с обгоревшими краями, засохшую розу, фотографию и, с особой бережностью, сберегательную книжку, - десять тысяч, как вы изволили внести, Маргарита Николаевна. Нам чужого не надо.
    - У меня скорее лапы отсохнут, чем я прикоснусь к чужому, - напыжившись, воскликнул кот, танцуя на чемодане, чтобы умять в него все экземпляры злополучного романа.
    - И ваш документик также, - продолжал Коровьев, подавая Маргарите документ, и затем, обратившись к Воланду, почтительно доложил: - все, мессир!
    - Нет, не все, - ответил Воланд, отрываясь от глобуса. - Куда прикажете, моя дорогая донна, девать вашу свиту? Мне она лично не нужна.
    Тут в открытую дверь вбежала Наташа, как была нагая, всплеснула руками и закричала Маргарите:
    - Будьте счастливы, Маргарита Николаевна! - Она закивала головой мастеру и опять обратилась к Маргарите: - я ведь все знала, куда вы ходите.
    - Домработницы все знают, - заметил кот, многозначительно поднимая лапу, - это ошибка думать, что они слепые.
    - Что ты хочешь, Наташа? - Спросила Маргарита, - возвращайся в особняк.
    - Душенька, Маргарита Николаевна, - умоляюще заговорила Наташа и стала на колени, - упросите их, - она покосилась на Воланда, - чтобы меня ведьмой оставили. Не хочу я больше в особняк! Ни за инженера, ни за техника не пойду! Мне господин Жак вчера на балу сделал предложение. - Наташа разжала кулак и показала какие-то золотые монеты.
    Маргарита обратила вопросительный взор к Воланду. Тот кивнул головой. Тогда Наташа кинулась на шею Маргарите, звонко ее расцеловала и, победно вскрикнув, улетела в окно.
    На месте Наташи оказался Николай Иванович. Он приобрел свой прежний человеческий облик, но был чрезвычайно мрачен и даже, пожалуй, раздражен.
    - Вот кого с особенным удовольствием отпущу, - сказал Воланд, с отвращением глядя на Николая Ивановича, - с исключительным удовольствием, настолько он здесь лишний.
    - Я очень прошу выдать мне удостоверение, - заговорил, дико оглядываясь, Николай Иванович, но с большим упорством, - о том, где я провел предыдущую ночь.
    - На какой предмет? - Сурово спросил кот.
    - На предмет представления милиции и супруге, - твердо сказал Николай Иванович.
    - Удостоверений мы обычно не даем, - ответил кот, насупившись, - но для вас, так и быть, сделаем исключение.
    И не успел Николай Иванович опомниться, как голая Гелла уже сидела за машинкой, а кот диктовал ей:
    - Сим удостоверяю, что предъявитель сего Николай Иванович провел упомянутую ночь на балу у сатаны, будучи привлечен туда в качестве перевозочного средства... Поставь, Гелла, скобку! В скобке пиши "боров". Подпись - Бегемот.
    - А число? - Пискнул Николай Иванович.
    - Чисел не ставим, с числом бумага станет недействительной, - отозвался кот, подмахнул бумагу, откуда-то добыл печать, по всем правилам подышал на нее, оттиснул на бумаге слово "уплочено" и вручил бумагу Николаю Ивановичу. После этого Николай Иванович бесследно исчез, а на месте его появился новый неожиданный человек.
    - Это еще кто? - Брезгливо спросил Воланд, рукой заслоняясь от света свечей.
    Варенуха повесил голову, вздохнул и тихо сказал:
    - Отпустите обратно. Не могу быть вампиром. Ведь я тогда Римского едва насмерть с Геллой не уходил! А я не кровожадный. Отпустите.
    - Это что еще за бред? - Спросил, морща лицо, Воланд. - Какой такой Римский? Что это еще за чепуха?
    - Не извольте беспокоиться, мессир, - отозвался Азазелло и обратился к Варенухе: - хамить не надо по телефону. Лгать не надо по телефону. Понятно? Не будете больше этим заниматься?
    От радости все помутилось в голове у Варенухи, лицо его засияло, и он, не помня, что говорит, забормотал:
    - Истинным... То есть я хочу сказать, ваше ве... Сейчас же после обеда... - Варенуха прижимал руки к груди, с мольбой глядел на Азазелло.
    - Ладно, домой, - ответил тот, и Варенуха растаял.
    - Теперь все оставьте меня одного с ними, - приказал Воланд, указывая на мастера и Маргариту.
    Приказание Воланда было исполнено мгновенно. После некоторого молчания Воланд обратился к мастеру:
    - Так, стало быть, в арбатский подвал? А кто же будет писать? А мечтания, вдохновение?
    - У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновения тоже нет, - ответил мастер, - ничто меня вокруг не интересует кроме нее, - он опять положил руку на голову Маргариты, - меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал.
    - А ваш роман, Пилат?
    - Он мне ненавистен, этот роман, - ответил мастер, - я слишком много испытал из-за него.
...

---