Булгаков Михаил Афанасьевич

    Курьер Карпов сообщил, что будто бы этот самый маг остановился на квартире у Лиходеева. На квартире, конечно, тотчас побывали. Никакого мага там не оказалось. Самого Лиходеева тоже нет. Домработницы Груни нету, и куда она девалась, никто не знает. Председателя правления Никанора Ивановича нету, Пролежнева нету!
   
   Побывав один раз в налоговой или ПФР, начинаешь ценить труд людей, которые занимаются бухгалтерий. Жуткие очереди, постоянная нервозность, какие-то недоимки из-за которых приходится переделывать весь отчет. Может быть, кому то со стороны покажется, что бухгалтерский обыденный день не так уж и тяжел. Что такого, заполнил отчетность, сверил баланс и всего то. Но это только показалось, и то человеку, который никогда не сталкивался с государственными органами надзора. Все бухгалтерские услуги, сейчас высоко ценятся, как раз в связи с тем, что работа эта требует особого склада характера и далеко не всем под силу.
   
    Выходило что-то совершенно несусветимое: пропала вся головка администрации, вчера был странный скандальный сеанс, а кто его проводил и по чьему наущению - неизвестно.
    А дело тем временем шло к полудню, когда должна была открыться касса. Но об этом, конечно, не могло быть и разговора! На дверях Варьете тут же был вывешен громадный кусок картона с надписью: "Сегодняшний спектакль отменяется". В очереди началось волнение, начиная с головы ее, но, поволновавшись, она все-таки стала разрушаться, и через час примерно от нее на садовой не осталось и следа. Следствие отбыло для того, чтобы продолжать свою работу в другом месте, служащих отпустили, оставив только дежурных, и двери Варьете заперли.
    Бухгалтеру Василию Степановичу предстояло срочно выполнить две задачи. Во-первых, съездить в Комиссию зрелищ и увеселений облегченного типа с докладом о вчерашних происшествиях, а во-вторых, побывать в финзрелищном секторе для того, чтобы сдать вчерашнюю кассу - 21711 рублей.
    Аккуратный и исполнительный Василий Степанович упаковал деньги в газетную бумагу, бечевкой перекрестил пакет, уложил его в портфель и, прекрасно зная инструкцию, направился, конечно, не к автобусу или трамваю, а к таксомоторной стоянке.
    Лишь только шоферы трех машин увидели пассажира, спешащего на стоянку с туго набитым портфелем, как все трое из-под носа у него уехали пустыми, почему-то при этом злобно оглядываясь.
    Пораженный этим обстоятельством бухгалтер долгое время стоял столбом, соображая, что бы это значило.
    Минуты через три подкатила пустая машина, и лицо шофера сразу перекосилось, лишь только он увидел пассажира.
    - Свободна машина? - Изумленно кашлянув, спросил Василий Степанович.
    - Деньги покажите, - со злобой ответил шофер, не глядя на пассажира.
    Все более поражаясь, бухгалтер, зажав драгоценный портфель под мышкой, вытащил из бумажника червонец и показал его шоферу.
    - Не поеду! - Кратко сказал тот.
    - Я извиняюсь... - Начал было бухгалтер, но шофер его перебил:
    - Трешки есть?
    Совершенно сбитый с толку бухгалтер вынул из бумажника две трешки и показал шоферу.
    - Садитесь, - крикнул тот и хлопнул по флажку счетчика так, что чуть не сломал его. - Поехали.
    - Сдачи, что ли, нету? - Робко спросил бухгалтер.
    - Полный карман сдачи! - Заорал шофер, и в зеркальце отразились его наливающиеся кровью глаза, - третий случай со мной сегодня. Да и с другими то же было. Дает какой-то сукин сын червонец, я ему сдачи - четыре пятьдесят... Вылез, сволочь! Минут через пять смотрю: вместо червонца бумажка с нарзанной бутылки! - Тут шофер произнес несколько непечатных слов. - Другой - за Зубовской. Червонец. Даю сдачи три рубля. Ушел! Я полез в кошелек, а оттуда пчела - тяп за палец! Ах ты!.. - Шофер опять вклеил непечатные слова, - а червонца нету. Вчера в этом Варьете (непечатные слова) какая-то гадюка - фокусник сеанс с червонцами сделал (непечатные слова).
    Бухгалтер обомлел, съежился и сделал такой вид, как будто и самое слово "Варьете" он слышит впервые, а сам подумал: "Ну и ну!.."
    Приехав куда нужно, расплатившись благополучно, бухгалтер вошел в здание и устремился по коридору туда, где находился кабинет заведующего, и уже по дороге понял, что попал не вовремя. Какая-то суматоха царила в канцелярии зрелищной комиссии. Мимо бухгалтера пробежала курьерша со сбившимся на затылок платочком и вытаращенными глазами.
    - Нету, нету, нету, милые мои! - Кричала она, обращаясь неизвестно к кому, - пиджак и штаны тут, а в пиджаке ничего нету!
    Она скрылась в какой-то двери, и тут же за ней послышались звуки битья посуды. Из секретарской комнаты выбежал знакомый бухгалтеру заведующий первым сектором комиссии, но был в таком состоянии, что бухгалтера не узнал, и скрылся бесследно.
    Потрясенный всем этим бухгалтер дошел до секретарской комнаты, являвшейся преддверием кабинета председателя комиссии, и здесь окончательно поразился.
    Из-за закрытой двери кабинета доносился грозный голос, несомненно принадлежащий Прохору Петровичу - председателю комиссии. "Распекает, что ли, кого?" - Подумал смятенный бухгалтер и, оглянувшись, увидел другое: в кожаном кресле, закинув голову на спинку, безудержно рыдая, с мокрым платком в руке, лежала, вытянув ноги почти до середины секретарской, личный секретарь Прохора Петровича - красавица Анна Ричардовна.
    Весь подбородок Анны Ричардовна был вымазан губной помадой, а по персиковым щекам ползли с ресниц потоки раскисшей краски.
    Увидев, что кто-то вошел, Анна Ричардовна вскочила, кинулась к бухгалтеру, вцепилась в лацканы его пиджака, стала трясти бухгалтера и кричать:
    - Слава богу! Нашелся хоть один храбрый! Все разбежались, все предали! Идемте, идемте к нему, я не знаю, что делать! - И, продолжая рыдать, она потащила бухгалтера в кабинет.
    Попав в кабинет, бухгалтер первым долгом уронил портфель, и все мысли в его голове перевернулись кверху ногами. И надо сказать, было от чего.
    За массивным письменным столом с огромной чернильницей сидел пустой костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при галстуке, из кармашка костюма торчало самопишущее перо, но над воротником не было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук. Костюм был погружен в работу и совершенно не замечал той кутерьмы, что царила кругом. Услыхав, что кто-то вошел, костюм откинулся в кресле, и над воротником прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру голос Прохора Петровича:
    - В чем дело? Ведь на дверях же написано, что я не принимаю.
    Красавица секретарь взвизгнула и, ломая руки, вскричала:
    - Вы видите? Видите?! Нету его! Нету! Верните его, верните!
    Тут в дверь кабинета кто-то сунулся, охнул и вылетел вон. Бухгалтер почувствовал, что ноги его задрожали, и сел на краешек стула, но не забыл поднять портфель. Анна Ричардовна прыгала вокруг бухгалтера, терзая его пиджак, и вскрикивала:
    - Я всегда, всегда останавливала его, когда он чертыхался! Вот и дочертыхался, - тут красавица подбежала к письменному столу и музыкальным нежным голосом, немного гнусавым после плача, воскликнула:
    - Проша! Где вы?
    - Кто вам тут "Проша"? - Осведомился надменно костюм, еще глубже заваливаясь в кресле.
    - Не узнает! Меня не узнает! Вы понимаете? - Взрыдала секретарь.
    - Попрошу не рыдать в кабинете! - Уже злясь, сказал вспыльчивый костюм в полоску и рукавом подтянул к себе свежую пачку бумаг, с явной целью поставить на них резолюцию.
    - Нет, не могу видеть этого, нет, не могу! - Закричала Анна Ричардовна и выбежала в секретарскую, а за нею как пуля вылетел и бухгалтер.
    - Вообразите, сижу, - рассказывала, трясясь от волнения, Анна Ричардовна, снова вцепившись в рукав бухгалтера, - и входит кот. Черный, здоровый, как Бегемот. Я, конечно, кричу ему "брысь!". Он - вон, а вместо него входит толстяк, тоже с какой-то кошачьей мордой, и говорит: "Кто что же вы, гражданка, посетителям "брысь" кричите?" И прямо шасть к Прохору Петровичу, я, конечно, за ним, кричу: "Вы с ума сошли?" А он, наглец, прямо к Прохору Петровичу и садится против него в кресло! Ну, тот... Он - добрейшей души человек, но нервный. Вспылил! Не спорю. Нервозный человек, работает как вол, - вспылил. "Вы чего, говорит, без доклада влезаете?" А тот нахал, вообразите, развалился в кресле и говорит, улыбаясь: "А я, говорит, с вами по дельцу пришел потолковать". Прохор Петрович вспылил опять-таки: "Я занят!" А тот, подумайте только, отвечает: "Ничем вы не заняты..." А? Ну, тут уж, конечно, терпение Прохора Петровича лопнуло, и он вскричал: "Да что ж это такое? Вывести его вон, черти б меня взяли!" А тот, вообразите, улыбнулся и говорит: "Черти чтоб взяли? А что ж, это можно!" И, трах, я не успела вскрикнуть, смотрю: нету этого с кошачьей мордой и си... Сидит... Костюм... Геее! - Распялив совершенно потерявший всякие очертания рот, завыла Анна Ричардовна.
    Подавившись рыданием, она перевела дух, но понесла что-то уж совсем несообразное:
    - И пишет, пишет, пишет! С ума сойти! По телефону говорит! Костюм! Все разбежались, как зайцы!
    Бухгалтер только стоял и трясся. Но тут судьба его выручила. В секретарскую спокойной деловой походкой входила милиция в составе двух человек. Увидев их, красавица зарыдала еще пуще, тыча рукою в дверь кабинета.
    - Давайте не будем рыдать, гражданка, - спокойно сказал первый, а бухгалтер, чувствуя, что он здесь совершенно лишний, выскочил из секретарской и через минуту был уже на свежем воздухе. В голове у него был какой-то сквозняк, гудело, как в трубе, и в этом гудении слышались клочки капельдинерских рассказов о вчерашнем коте, который принимал участие в сеансе, "Э-ге-ге? Да уж не наш ли это котик?"
    Не добившись толку в комиссии, добросовестный Василий Степанович решил побывать в филиале ее, помещавшемся в Ваганьковском переулке. И чтобы успокоить себя немного, проделал путь до филиала пешком.
    Городской зрелищный филиал помещался в облупленном от времени особняке в глубине двора и знаменит был своими порфировыми колоннами в вестибюле
    но не колонны поражали в этот день посетителей филиала, а то, что происходило под ними.
    Несколько посетителей стояли в оцепенении и глядели на плачущую барышню, сидевшую за столиком, на котором лежала специальная зрелищная литература, продаваемая барышней. В данный момент барышня никому ничего не предлагала из этой литературы и на участливые вопросы только отмахивалась, а в это время и сверху, и снизу, и с боков, из всех отделов филиала сыпался телефонный звон, по крайней мере, двадцати надрывавшихся аппаратов.
    Поплакав, барышня вдруг вздрогнула, истерически крикнула:
    - Вот опять! - И неожиданно запела дрожащим сопрано:
    Славное море священный Байкал...
    Курьер, показавшийся на лестнице, погрозил кому-то кулаком и запел вместе с барышней незвучным, тусклым баритоном:
    Славен корабль, омулевая бочка!..
    К голосу курьера присоединились дальние голоса, хор начал разрастаться, и, наконец, песня загремела во всех углах филиала. В ближайшей комнате N 6, где помещался счетно-проверочный отдел, особенно выделялась чья-то мощная с хрипотцой октава. Аккомпанировал хору усиливающийся треск телефонных аппаратов.
    Гей, баргузин... Пошевеливай вал!.. - Орал курьер на лестнице.
    Слезы текли по лицу девицы, она пыталась стиснуть зубы, но рот ее раскрывался сам собою, и она пела на октаву выше курьера:
    Молодцу быть недалечко!
    Поражало безмолвных посетителей филиала то, что хористы, рассеянные в разных местах, пели очень складно, как будто весь хор стоял, не спуская глаз с невидимого дирижера.
    Прохожие в Ваганьковском останавливались у решетки двора, удивляясь веселью, царящему в филиале.
    Как только первый куплет пришел к концу, пение стихло внезапно, опять-таки как бы по жезлу дирижера. Курьер тихо выругался и скрылся. Тут открылись парадные двери, и в них появился гражданин в летнем пальто, из-под которого торчали полы белого халата, а с ним милиционер.
    - Примите меры, доктор, умоляю, - истерически крикнула девица.
    На лестницу выбежал секретарь филиала и, видимо, сгорая от стыда и смущения, заговорил, заикаясь:
    - Видите ли, доктор, у нас случай массового какого-то гипноза... Так вот, необходимо... - Он не докончил фразы, стал давиться словами и вдруг запел тенором:
    Шилка и Нерчинск...
    - Дурак! - Успела выкрикнуть девица, но не объяснила, кого ругает, а вместо этого вывела насильственную руладу и сама запела про Шилку и Нерчинск.
    - Держите себя в руках! Перестаньте петь! - Обратился доктор к секретарю.
    По всему было видно, что секретарь и сам бы отдал что угодно, чтобы перестать петь, да перестать-то он не мог и вместе с хором донес до слуха прохожих в переулке весть о том, что в дебрях его не тронул прожорливый зверь и пуля стрелков не догнала!
    Лишь только куплет кончился, девица первая получила порцию валерианки от врача, а затем он побежал за секретарем к другим - поить и их.
    - Простите, гражданочка, - вдруг обратился Василий Степанович к девице, - кот к вам черный не заходил?
    - Какой там кот? - В злобе закричала девица, - осел у нас в филиале сидит, осел! - И, прибавив к этому: - пусть слышит! Я все расскажу, - действительно рассказала о том, что случилось.
    Оказалось, что заведующий городским филиалом, "Вконец разваливши облегченные развлечения" (по словам девицы), страдал манией организации всякого рода кружков.
    - Очки втирал начальству! - Орала девица.
    В течение года заведующий успел организовать кружок по изучению Лермонтова, шахматно-шашечный, пинг-понга и кружок верховой езды. К лету угрожал организацией кружка гребли на пресных водах и кружка альпинистов.
    И вот сегодня, в обеденный перерыв, входит он, заведующий...
    - И ведет под руку какого-то сукина сына, - рассказывала девица, - неизвестно откуда взявшегося, в клетчатых брючонках, в треснутом пенсне и... Рожа совершенно невозможная!
    И тут же, по рассказу девицы, отрекомендовал его всем обедавшим в столовой филиала как видного специалиста по организации хоровых кружков.
    Лица будущих альпинистов помрачнели, но заведующий тут же призвал всех к бодрости, а специалист и пошутил, и поострил, и клятвенно заверил, что времени пение берет самую малость, а пользы от этого пения, между прочим, целый вагон.
    Ну, конечно, как сообщила девица, первыми выскочили Фанов и Косарчук, известнейшие филиальские подхалимы, и объявили, что записываются. Тут остальные служащие убедились, что пения не миновать, пришлось записываться и им в кружок. Петь решили в обеденном перерыве, так как все остальное время было занято Лермонтовым и шашками. Заведующий, чтобы подать пример, объявил, что у него тенор, и далее все пошло, как в скверном сне. Клетчатый специалист-хормейстер проорал:
    - До-ми-соль-до! - Вытащил наиболее застенчивых из-за шкафов, где они пытались спастись от пения, Косарчуку сказал, что у него абсолютный слух, заныл, заскулил, просил уважить старого регента-певуна, стучал камертоном по пальцам, умоляя грянуть "Славное море".
    Грянули. И славно грянули. Клетчатый, действительно, понимал свое дело. Допели первый куплет. Тут регент извинился, сказал: "Я на минутку" - и... Исчез. Думали, что он действительно вернется через минутку. Но прошло и десять минут, а его нету. Радость охватила филиальцев - сбежал.
    И вдруг как-то сами собой запели второй куплет, всех повел за собой Косарчук, у которого, может быть, и не было абсолютного слуха, но был довольно приятный высокий тенор. Спели. Регента нету! Двинулись по своим местам, но не успели сесть, как, против своего желания, запели. Остановить, - но не тут-то было. Помолчат минуты три и опять грянут. Помолчат - грянут! Тут сообразили, что беда. Заведующий заперся у себя в кабинете от сраму.
    Тут девицын рассказ прервался. Ничего валерианка не помогла.
    через четверть часа к решетке в Ваганьковском подъехали три грузовика, и на них погрузился весь состав филиала во главе с заведующим.
    Лишь только первый грузовик, качнувшись в воротах, выехал в переулок, служащие, стоящие на платформе и держащие друг друга за плечи, раскрыли рты, и весь переулок огласился популярной песней. Второй грузовик подхватил, а за ним и третий. Так и поехали. Прохожие, бегущие по своим делам, бросали на грузовики лишь беглый взгляд, ничуть не удивляясь и полагая, что это экскурсия едет за город. Ехали, действительно, за город, но только не на экскурсию, а в клинику профессора Стравинского.
    Через полчаса совсем потерявший голову бухгалтер добрался до финзрелищного сектора, надеясь наконец избавиться от казенных денег. Уже ученый опытом, он прежде всего осторожно заглянул в продолговатый зал, где за матовыми стеклами с золотыми надписями сидели служащие. Никаких признаков тревоги или безобразия бухгалтер здесь не обнаружил. Было тихо, как и полагается в приличном учреждении.
    Василий Степанович всунул голову в то окошечко, над которым было написано: "Прием сумм", - поздоровался с каким-то незнакомым ему служащим и вежливо попросил приходный ордерок.
    - А вам зачем? - Спросил служащий в окошечке.
    Бухгалтер изумился.
    - Хочу сдать сумму. Я из Варьете.
    - Одну минутку, - ответил служащий и мгновенно закрыл сеткой дыру в стекле.
    "Странно!" - Подумал бухгалтер. Изумление его было совершенно естественно. Впервые в жизни он встретился с таким обстоятельством. Всем известно, как трудно получить деньги; к этому всегда могут найтись препятствия. Но в тридцатилетней практике бухгалтера не было случая, чтобы кто-нибудь, будь то юридическое или частное лицо, затруднялся бы принять деньги.
    Но наконец сеточка отодвинулась, и бухгалтер опять прильнул к окошечку.
    - А у вас много ли? - Спросил служащий.
    - Двадцать одна тысяча семьсот одиннадцать рублей.
    - Ого! - Почему-то иронически ответил служащий и протянул бухгалтеру зеленый листок.
    Хорошо зная форму, бухгалтер мигом заполнил его и начал развязывать веревочку на пакете. Когда он распаковал свой груз, в глазах у него зарябило, он что-то промычал болезненно.
    Перед глазами его замелькали иностранные деньги. Тут были пачки канадских долларов, английских фунтов, голландских гульденов, латвийских лат, эстонских крон...
    - Вот он, один из этих штукарей из Варьете, - послышался грозный голос над онемевшим бухгалтером. И тут же Василия Степановича арестовали.
   
    Глава 18. Неудачливые виэитеры
   
    В то самое время, как старательный бухгалтер несся в таксомоторе, чтобы нарваться на самопишущий костюм, из плацкартного мягкого вагона N 9 киевского поезда, пришедшего в Москву, в числе других вышел пассажир с маленьким фибровым чемоданчиком в руке. Пассажир этот был никто иной, как дядя покойного Берлиоза, Максимилиан Андреевич Поплавский, экономист-плановик, проживающий в Киеве на бывшей институтской улице. Причиной приезда Максимилиана Андреевича в Москву была полученная им позавчера поздним вечером телеграмма следующего содержания: "Меня только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу, три часа дня. Приезжай. Берлиоз".
    Максимилиан Андреевич считался, и заслуженно, одним из умнейших людей в Киеве. Но и самого умного человека подобная телеграмма может поставить в тупик. Раз человек телеграфирует, что его зарезало, то ясно, что его зарезало не насмерть. Но при чем же тогда похороны? Или он очень плох и предвидит, что умрет? Это возможно, но в высшей степени странна эта точность - откуда он так-таки знает, что хоронить его будут в пятницу в три часа дня? Удивительная телеграмма! Однако умные люди на то и умны, чтобы разбираться в запутанных вещах. Очень просто. Произошла ошибка, и депешу передали исковерканной. Слово "меня", без сомнения, попало сюда из другой телеграммы, вместо слова "Берлиоза", которое приняло вид "Берлиоз" и попало в конец телеграммы. С такой поправкой смысл телеграммы становился ясен, но, конечно, трагичен.
    Когда утих взрыв горя, поразивший супругу Максимилиана Андреевича, тот немедленно стал собираться в Москву.
    Надлежит открыть одну тайну Максимилиана Андреевича. Нет спору, ему было жаль племянника жены, погибшего в расцвете лет. Но, конечно, как человек деловой, он понимал, что никакой особенной надобности в его присутствии на похоронах нету. И тем не менее Максимилиан Андреевич очень спешил в Москву. В чем же было дело? В одном - в квартире. Квартира в Москве? Это серьезно. Неизвестно почему, но киев не нравился Максимилиану Андреевичу, и мысль о переезде в Москву настолько точила его в последнее время, что он стал даже худо спать. Его не радовали весенние разливы Днепра, когда, затопляя острова на низком берегу, вода сливалась с горизонтом. Его не радовал тот потрясающий по красоте вид, что открывался от подножия памятника князю Владимиру. Его не веселили солнечные пятна, играющие весною на кирпичных дорожках владимирской горки. Ничего этого он не хотел, он хотел одного - переехать в Москву.
    Объявления в газетах об обмене квартиры на институтской улице в Киеве на меньшую площадь в Москве не давали никакого результата. Желающих не находилось, а если они и находились, то их предложения были недобросовестны.
    Телеграмма потрясла Максимилиана Андреевича. Это был момент, который упустить было бы грешно. Деловые люди знают, что такие моменты не повторяются.
    Словом, невзирая ни на какие трудности, нужно было суметь унаследовать квартиру племянника на садовой. Да, это было сложно, очень сложно, но сложности эти нужно было во что бы то ни стало преодолеть. Опытный Максимилиан Андреевич знал, что для этого первым и непременным шагом должен быть следующий шаг: нужно во что бы то ни стало, хотя бы временно, прописаться в трех комнатах покойного племянника.
    В пятницу днем Максимилиан Андреевич вошел в дверь комнаты, в которой помещалось домоуправление дома N 302-бис по садовой улице в Москве.
...

---