ГЛАВА двенадцатая ГОСПОДИН ПОРУЧИК
- Потрудитесь обождать минуточку, господин поручик. Сейчас доложу генералу.
Корнет привычно звякнул шпорами, приподнял красную бархатную портьеру и бесшумно исчез за дверью.
Сюрреализм это особое направление в искусстве. Его истоки идут из Франции. Пожалуй, особой популярностью пользуются картины Сальвадора Дали. В его
картинах – сюрреализм представлен ярко и масштабно. Границы сна и реальности постоянно ведут между собой своего рода, борьбу.
Василий оглядел блестящую залу женской гимназии.
Толпились повсюду офицеры в новеньких френчах и погонах, звенели шпоры, гудели голоса.
Посреди зала стоял сухощавый с четырехугольным лицом генерал и визгливо разносил испуганного офицерика.
"Ишь как!.. Дисциплина! Погоди, покажем мы вам дисциплину! - яростно подумал Гулявин. - А любопытно, - как это я выгляжу в их благородиях?"
Рядом стояло трюмо, и к нему подошел Василий.
В стекле фигура в обтянутом коричневом френче с походным снаряжением, с офицерским "Георгием" в петличке и сияющими поручичьими погонами отразила совершенно чужое лицо, и Гулявину показалось, что это и в самом деле не он.
Даже неприятно стало на мгновение. Но тотчас же лицо хитро подмигнуло ему и неслышно сказало:
- Ни хрена, Васька! Не робей! Сами генералами будем! Опять раскрылась дверь, и так же бесшумно вынырнул из нее корнет.
- Генерал просит вас, господин поручик. Вздрогнул Василий, екнуло сердце, вспомнил все репетиции с командующим: как входить, как держать себя, закрыл на мгновение глаза, пригибаясь под портьерой, и твердым шагом вошел в генеральский кабинет.
Отпечатывая шаги по ковру, подошел на четыре шага к столу против окна и, остановившись, сказал, отрезая слова:
- Сто сорок восьмого Каспийского полка, поручик Волынский. Прибыл от командования восточной группы Добровольческой армии к его превосходительству, верховному главнокомандующему, с секретными поручениями и для установления постоянной связи и единства действий.
Начальник штаба, молодой и надменный генерал, привстал слегка с кресла и протянул холеную, холодную, пахнущую духами ладонь.
"Надушился, как девка", - подумал Василий.
- Да, знаю! Мне докладывали. Очень рад, что вы благополучно проскочили фронтовую полосу. Для нас очень ценно установление связи с востоком. Очень жаль, что Михаил Владимирович нездоров и не может вас принять теперь. Я ему докладывал о вас, и он просил передать вам свои лучшие пожелания и сообщить, что он хорошо вас помнит.
- Кто Михаил Владимирович?
- Генерал Алексеев, - сказал начальник штаба, удивленно подняв бровь. - Ведь вы же служили под его начальством?
Кабинет потускнел и поплыл в глазах Гулявина, и показалось, что молодой генерал вырос, распух и навалился на него, как гора.
Но физически ощутимым, страшным напряжением воли сжал загрохотавшее частыми ударами сердце и сказал почти равнодушно:
- Я, знаете ли, привык называть его "ваше превосходительство", а имени-отчества не знал. На столе задребезжал телефон.
- Виноват! - сказал генерал. - Алло!..
И пока разговаривал генерал по телефону, стиснув челюсти, сидел Василий и упорно думал: "Ну-ну... штука... хурды-мурды!.. Как же это наши проморгали. Не могли, сволочи, догадаться, что к Алексееву неизвестного человека не пошлют! Влип... Драла нужно, иначе амба. Ах ты, обормот! Ну погоди же! Подыхать, так с гаком. Высосу сейчас из кадета все, что можно. Лишь бы до вечера ничего не вышло. Передам товарищу вечером все, пусть катится. - А потом сам ходу дам. Не сидеть мне здесь. Хорошо, если выдерусь".
Генерал положил трубку.
- Очень извиняюсь! У нас такая спешка!
- Понимаю, ваше превосходительство. Мне разрешите тут получить у вас справочку по нескольким срочным вопросам.
И вытащил из кармана лист, на котором записаны были данные командующим вопросы.
Генерал поморщился.
- Знаете, я напишу вам записку к начопероду. От него узнаете все. Как вы устроились? В "Бристоле"? Дрянь-клоповник! Переезжайте в "Лондон". Я распоряжусь коменданту. Вечером обязательно приходите в "Grill-Room". Мы там все собираемся. Женщины хорошие есть. Не оскудела еще русская земля. Это у большевиков там - стриженые жидовки только остались, а у нас есть на что посмотреть. И потом, в ресторане свободнее. Можно будет поговорить, - сказал генерал, передавая записку.
Василий поднялся.
- Честь имею, ваше превосходительство!
Генерал опять протянул руку через стол и спросил:
- Ну, как у вас в восточной группе дела? Много сволочей набили?
- Набили-то много, да сволочь всюду растет, туды ее в душу! - сказал Василий и сам вздрогнул от сорвавшейся брани.
Генерал опять удивленно поднял бровь, но ничего не сказал, и Василий вышел из кабинета.
Генерал внимательно посмотрел ему вслед и взялся за бумаги. Но неожиданно остановился и нажал кнопку звонка.
На белом лбу генерала прорезалась морщинка, и он застучал пальцем по столу.
В дверях вырос корнет.
- Изволили звать, ваше превосходительство?
- Вот что, - сказал медленно и как бы раздумывая генерал, - тут был у меня поручик Волынский, так вот. Генерал остановился и посмотрел с напряжением на сукно письменного стола, закапанное красными чернилами.
- Впрочем, нет! Ерунда! Можете идти! - внезапно оборвал он и опять погрузился в бумаги.
В зале Василий взглянул в бумажку. В ней генерал предлагал начальнику оперативного отдела информировать поручика Волынского, как представителя восточной Добровольческой армии, по всем интересующим его вопросам.
Отлегло от сердца
"Ладно! Что будет, то будет! Пока налево пойду, - сегодня нужно все высосать и переслать. А потом и сам уплыву в кильватер".
Мимо бежал какой-то адъютант, и к нему обратился Гулявин:
- Где кабинет начальника оперативного?
- Налево по коридору, за вторым поворотом, комната тридцать, - бросил адъютант на бегу.
По чистому коридору, с проложенными половиками, мимо офицеров-часовых дошел Василий до тридцатой комнаты и, проходя, дивился: "Чистота! У нас, поди, окурков бы нашвыряли и всякой блевотины, а тут ни пылинки. Как в церкви. Ну, ни черта! Накладем вам и с чистотой!"
Начальник оперода гнул мощную спину над картами и планами и искренне обрадовался поручику Волынскому. Можно было оторваться от наскучившей работы и поговорить всласть.
И засыпал Василия вопросами о восточном фронте, о чехословаках, о полковнике Муравьеве, любезно угощая толстыми папиросами.
Сидел Василий и врал с три короба, и сам дивился, как хорошо выходит.
С полковником было легче. Был начальник оперода старый служака из кадровиков, выслуживший горбом полковничий чин, не дурак выпить, и говорить с ним не представляло затруднения - не то что с начальником штаба.
И когда загибал Василий по привычке словечки, густо хохотал полковник и одобрительно похлопывал по колену поручика Волынского волосатой красной ручищей.
И в промежутках разговора настойчиво, осторожно и внимательно выведывал Василий все, что было записано на вопросном листке, делая отметки цифр и названий.
Наконец полковник взглянул на часы:
- Пора кончать! Голодное брюхо к войне глухо! Хе-хе! Идемте, поручик, обедать Я тут в жидовской домашней столовой питаюсь. Фаршированная щука - роскошь! - И полковник в умилении выпустил слюну на потертый френч.
- Нет, спасибо. Меня ждут! Завтра!
- Ну, вечером в ресторашку. Небось, Романовский уже приглашал? Обязательно! Там только и отдыхаем!
Вышли из штаба вместе. Василий позвал извозчика и распрощался с полковником
- До вечера! Но завтра непременно вас фаршированной щукой накормлю.
- Хорошо! Завтра можно!
И на прощание замахал еще полковник ручкой вслед отъезжающему извозчику.
ГЛАВА тринадцатая АМБА
В номер гостиницы бурей влетел Василий и бросился к спутнику.
- Братишка! Пропало дело! Сегодня тикай со всеми манатками!
- Что?.. В чем дело? - побледнел тот.
- А такое, брат, дело, что попали мы под лафет. Не догадались наши, а вышла совсем пакость... Дрянь дело. Поручик-то, оказывается, самому Алексееву знаком. Как сказал мне это начальник штаба - ну, думаю, тут мне и крышка. На счастье, сам Алексеев-то болен, и к нему допуска нет. А то сразу бы конец! Сейчас дам тебе все сведения, донесение напишу, и катись ты колбаской сейчас же!
- А вы, товарищ Гулявин?
- А я, брат, останусь.
- Вы с ума сошли! Ведь верная смерть! Командующий не предполагал же такого осложнения.
- Это я знаю! Но только без приказа вернуться не могу. Потом - пока генерал болеть изволит, мне не страшно. А выздоровеет - так я улизнуть успею. А я еще насосу из кадетов молочка.
- А я бы все-таки вам советовал уехать.
- Советовать можешь, а уехать я не уеду! Баста! Сел Василий за стол, достал бумагу и настрочил донесение командующему. Распороли подкладку у френча и зашили в нее вместе с переписанным начисто опросным листом.
- Ну, вот и готово! Поезжай, голубь! Кланяйся нашим!
- Товарищ Гулявин! Едем вместе! Ведь бесполезное геройство.
- Чего?.. Геройство? Слова какие развел! Что ж, я подохнуть не смогу как следует?
- Но зачем же умирать без толку, когда вы можете еще пригодиться?
- А кто тебе сказал, что я умирать собрался? Не каркай, - и не подумаю. Еще тебя переживу! Ну, не копайся! Живо!
Сам проводил Василий товарища до явочной квартиры и попрощался с ним:
- Скажи командующему, чтоб не беспокоился. Пока страшного нет! - и пошел обратно в гостиницу.
Вышел на балкон и приказал подать себе самовар. Шумела внизу кипящая людьми улица, под музыку шел какой-то отряд, и всюду на тротуарах толпились люди в офицерских погонах.
И пока смотрел Василий, грозная и зловещая ярость росла и ширилась в сердце.
"Слетелись, воронь!?.. Летайте, летайте! Недолго вам, чертям, летать осталось! Обскребут с вас перышки!"
- Самоварчик готов, ваше благородие! - сказал половой, внося самовар.
Пока пил Василий чай, за дом зашло порозовевшее солнце, побежали косые синеватые тени по улице, расплылись, и за короткими кубанскими сумерками черным звездным бархатом накрыла город ночь.
И с первыми звездами издалека, с гор, подул холодный, все разрастающийся ветер. Стало холодно на балконе.
Василий поднялся идти в номер, и в эту минуту резкий шквалистый порыв рванул балкон, вздернул скатерть и свалил стакан.
И сейчас же засвистал по улице, завывая в верхушках тополей, пригибая их к земле.
"Штормяга будет ночью", - подумал Василий, входя в номер и зажигая свет.
Прилег на кровать, но спать не хотелось.
Вместе с ветром, сухим и холодным, пришла тревога. Чаще стало биться сердце, и тяжело стискивало дыхание, как будто стал твердым воздух и с трудом проходил в легкие.
Василий встал с кровати и посмотрел в окно.
По улице несло густую пыль, и тополя страшно и мрачно раскачивались под порывами.
Василий вспомнил о ресторане.
"Пойти, что ли? Посмотрю, как офицерня гуляет. Потом же еще чего узнаю. Из пьяного легче вытянуть".
Он надел фуражку и пристегнул шашку к портупее. Внимательно осмотрел браунинг и положил в карман.
Пошел к дверям, но вернулся и раскрыл маленький кожаный чемодан.
Порылся в белье и из-под белья вытащил английскую круглую, всю в шестигранных дольках, похожую на ананас, ручную гранату.
Вставив в отверстие запальную трубку, подержал на ладони и сунул в широкий боковой карман френча.
На улице было мало народу. Всех разогнал ветер.
Спросив у кого-то, куда идти, Василий свернул в переулок, перешел бульвар, и уже издали метнулся ему в глаза ресторан ярким, мертвецки зеленым сиянием ртутных ламп над вывеской: "Grill-Room".
Поднялся на крыльцо, прошел вестибюль и остановился на пороге зала, ослепленный светом, мельканием людей, оглушенный яростным взвизгиванием скрипок, игравших нахальный плясовой мотив.
Медленно прошел между столиками, ища свободного места и нерешительно оглядываясь, когда от стены услышал хрипловатый голос:
- Поручик!.. Поручик!..
Оглянулся и увидел полковника из оперода, махавшего рукой.
- Поручик!.. Оглохли вы?. Идите к нам! Василий подошел к столику.
- Знакомьтесь! Поручик Волынский! Капитан Одоевцев! Поручик Рыбкин! Прапорщик Селянинов!
Василий перездоровался с офицерами и сел на предложенный стул, оглядывая ресторан настороженными глазами.
- Выбирайте, поручик!.. Чего хотите? Какое вино пьете? Сегодня мы угощаем пр-редставителя доблестной братской армии Учредилки.
Василий взял карточку вин. Редко приходилось ему заказывать вина в ресторане. Пробежал глазами, понравилось почему-то круглое название "Го-Сотерн".
- Вот! Это!
- Эге. Поручик у нас барышня!.. Дамское винцо пьет! Нет, голубчик, это не идет. Тогда я сам хозяйничаю. Начнем по русскому обычаю с беленькой, потом винца, потом коньячку, и опять беленькой, и опять сначала.
Поручик Рыбкин, длинный и унылый человек, с перекашивающим лицо большим шрамом, начал расспрашивать Василия о восточном фронте.
И снова Василий пошел заливать, как утром полковнику, гладко и хорошо.
В промежутках разговора выпивал наливаемую полковником водку и с аппетитом ел вкусное что-то, залитое желтоватым острым соусом.
Визжала музыка, на эстраде жонглировал тарелками эксцентрик с красным носиком и в маленьком, набекрень надетом цилиндре.
- Слушайте, Рыбкин!.. Бросьте из гостя кишки выматывать. Ему с утра очертело. Веселиться надо! Дело - не волк! Смотрите на эстраду, поручик! Сейчас бабочка вылезет - загляденье!
Опять взвыли скрипки, и на эстраду легко выпорхнула из-за кулис пышная, розовая, почти совершенно обнаженная женщина в легком голубом газе, залитом сверкающими блестками.
- Смотрите!.. Смотрите! Бюст!.. А ножки? - шептал в ухо Василию разнежившийся полковник. - Не баба - пирожное! И скажу вам - недорога. Пятьсот целковых! Хотите - познакомлю?
Василий взглянул и уткнулся в тарелку, куда полковник наложил ему спаржи. Не знал, что делать со спаржей, и стал ловить ее вилкой.
- Что вы, батенька, делаете?.. Спаржу вилкой?.. Видно, здорово вам мисс Рози в поджилки ударила.
- Я этой штуки не ел! У нас не растет! - зло сказал Василий.
- Я и забыл! Вы ведь сибиряк! Ну, выпьем, голубчик, за тайгу - матушку, чтобы в ней все большевики передохли!
Допивая рюмку, услыхал Василий сбоку шуршание шелка, такое знакомое и дразнящее, что вспомнил Инну Владимировну, и резко повернулся.
Стояла у столика небольшого роста женщина в испанском костюме, с черной кружевной мантильей на плечах и цветами в волосах, худая и тонкая.
- Карменсита!.. Садитесь! - сказал, привстав, капитан Одоевцев.
Женщина легким движением расправила платье и опустилась на стул. Прищурила миндалевидные глаза и посмотрела на Гулявина.
- Новенький? Откуда достали? - процедила она гортанным голосом.
- Познакомьтесь. Поручик Волынский! Карменсита протянула тонкую руку для поцелуя, и Василий смущенно поцеловал.
Женщина блеснула глазами.
- Не надоело еще пить? Вот люди!.. Скоро вас в психическую отвезут?
- На наш век хватит, - ответил Одоевцев, - лишь бы в психической вас можно было найти, а там море по колено!
Она опять повернулась к Гулявину:
- Вы откуда? Из Сибири?.. Далеко! У вас лицо хорошее, не пропитое!..
Но прежде чем Василий ответил, у стола появился тоненький, очень красивый офицер в щегольской черкеске. Его встретили дружными возгласами:
- Князь!.. Душка!.. Откуда? Какими судьбами?
- С фронта только что... В отпуск.
- Садись, садись. Рассказывай!
Офицер сел против Карменситы и закурил.
- Что ж рассказывать?.. Особенного ничего!.. Скука! Вот разве в Тихорецкой удовольствие было, - выпуская дым из мягких розовых губ, сказал он неторопливо, приятно грассируя.
- Ну?
- Взяли мы ихний санитарный транспорт, а там девчонка, сестра милосердия. Завзятая большевичка! Из вагона по нашим шпарила. Но хорошенькая, как чертенок. Лет семнадцати. Ну, привели ее ко мне... Я говорю: "Жаль мне вас, мадемуазель, на тот свет отпустить такой юной и не познавшей высоких наслаждений нежной страсти". - "Я вас не понимаю", - говорит. Ну, я ей объяснил так, жестами. Так она мне в лицо плюнула. Ну, естественно, позвал казачков, приказал ее разоблачить, привязали к кровати, и через нее целый взвод пропустил. Познала в избытке.
Слушал Василий, и мутилось у него в голове от выпитой водки и злобы.
Крепко сжал в кармане браунинг, но, прежде чем успел слово сказать, поднялась Карменсита:
- До свиданья, господа! Я за одним столом с подлецом, который хвастается своей подлостью, не сижу.
Вскочил князь. Поднялись все офицеры. Встал и Василий. А князь перегнулся через стол и Карменсите:
- Возьми свои слова обратно... ты... девка!
- Подлец!
А князь из стакана в лицо ей вином.
Но не успел стакан поставить, как Василий с размаху всем кулаком ударил его по зубам.
Охнул князь и полетел под столик. Офицеры Гулявина за руки:
- Поручик!.. Поручик!.. Успокойтесь! Вырвался, красный и разъяренный.
- Лапы убери! Цыц... сволочи! Кадетня чертова! Всех расшибем! Кровь выпустим!
Кричал, уже сам не понимая что, и с силой бил кулаком по столу.
Сбегались люди от всех столиков на скандал.
Тогда вытащил Василий браунинг.
Кто-то крикнул:
- Обезоружьте!
- Обезоружить? Возьми! Попробуй! По пятеро на одну руку вашего брата, кадетской сволочи, уберу! Гады! И тогда всех покрыл догадавшийся голос:
- Большевик! Большевистский шпион! Держи!
Замелькали в руках револьверы.
Шагнул Василий к выходу. На дороге встало чье-то лицо, и в него, не целясь, в упор хватил Василий.
Грянули другие выстрелы, и как шилом ударило Василия в плечо.
Остановился и вспомнил:
- Что с вами по мелкоте возиться? Нате! Жрите!
Вырвал из кармана ручную гранату, дернул запал и, размахнувшись, швырнул, между расступившихся, в столпившуюся у стены кучку.
И сейчас же рвануло воздух раскатом грома, заволокло рыжим дымом; мгновенно погасло электричество. А Василий уже бежал к выходу, оттолкнул на пороге кого-то и очутился на улице.
Бешеный вихрь ударил ему в лицо холодом и пылью, и он бросился туда, навстречу ветру, повинуясь его зовущему родному, радостному вою.
Вдогонку с крыльца треснули выстрелы.
Со всех сторон бежали люди.
- Ловите! Стреляйте!.. Вон он!..
- Звоните коменданту!
- Конных!
Василий перебежал бульвар и выбежал в переулочек.
Бежал мимо запертых домов и увидел одну открытую калитку. Почти бессознательно вскочил в нее и захлопнул за собой.
Задержал шаг и прошел вжнючий двор. Рядом с сарайчиком увидел лестницу на чердак и моментом, как на Марс, взлетел на нее. Чердак был открыт.
Влез внутрь, увидел большой ящик с дровами и, морщась от боли в плече, забаррикадировал им дверь.
Подошел к слуховой отдушине и услышал топот и крики в переулке.
"Авось пробегут..."
Но сейчас же явственно услыхал кричащий голос;
- В эту калитку! Сюда вбежал!
Хлопнула калитка. Под подворотней забоцали бегущие шаги.
"Ползите. Ползите. Я вас угощу..."
Злобно подумал, что дешево не сдастся, и вдруг вспомнил с ужасом, что не взял запасной обоймы.
Оставалось всего шесть патронов.
"Ничего. Хватит..."
Внизу бежали через двор, кричали. В доме начали открываться окна.
Наконец чердачная лестница затрещала под шагами.
- Заперто?
- Нет... Приперто изнутри! Нажимай! Василий прижался за ящиком.
Дверь зашевелилась и приоткрылась, просунулась рука, потом голова, и Василий нажал курок.
Снаружи закричали:
- Стреляет, сволочь!
- Давай винтовки!
- На крышу!.. Бейте с крыши!..
Загрохотало железо на крыше, и над головой оглушительно прокатился винтовочный выстрел.
Другой, третий, и тяжело ударили в дверь. Еще раз. Доска с треском вывалилась, и вспомнил почему-то Василий, как в феврале выбил он сам чердачную дверь прикладом.
Вылетела вторая доска, и просунулась внутрь винтовка.
Василий яростно ухватился за нее, чтобы вырвать, но плеснул выстрел, брызнуло в лицо огнем, оглушило и сильно ударило в скулу.
Он выпустил винтовку и два раза выстрелил в щель.
За дверью упало тело.
Послышалась ругань.
- Сразу надо! Поодиночке он многих перебьет!
Снова затрещала под ударами дверь и рухнула, в провал бросились три человека.
Три раза хлопнул браунинг, и трое легли на чердачный пол.
Во дворе затихло.
- Вот черт! - сказал кто-то внизу.
- Надо света подождать!
Василий отбросил браунинг и посмотрел на небо. Восток начинал светлеть.
Он подполз к отдушине и осторожно выглянул. На крыше никого не было.
Напрягая все силы, протиснулся в отдушину, встал на ноги и сейчас же из окна услышал истерический женский крик:
- На крыше!.. На крыше-е!.. Тогда медленно и не прячась подошел к краю. Кровь заливала лицо и текла по френчу. Остановился у желоба и встретил глазами поднятые дула винтовок. Поднял руку.
- Сдавайся, сукин сын!
- Амба! Патроны вышли! Только слушайте, сволочи, гадово семя! Мне подыхать! Но и вы подохнете... гады боговы! Амба!
И прыгнул вниз на вытянутые жала штыков.
Ленинград, январь-май 1924 г.
"Примечание: произведение было вычитано по изданию: " Повести и рассказы.", "Правда", г. Москва, 1980 г.
М.М.Н."
| Страницы: |
[0] [1] [2] [3]
|
