Бронский и Игоро встали со своих мест, поклонились и подошли к Яссе, отдав ему низкий поклон. Тот, улыбаясь, стал, отдал им такой же глубокий поклон и обратился к И.:
- Благослови нас, Учитель, выполнить твое поручение со всем усердием и самоотвержением и снова когда-нибудь прийти к тебе, к твоему мудрому руководству.
Чтобы поздравить любимого человека не обычным подарком, нужно найти что-то необычное. Можно сделать фотопечать.
Фото на чашках, тарелках, майках, футболках, это самый лучший эксклюзивный подарок не только для любимого, но и для любого человека.
- Аминь, Ясса, будь им наставником, как я был тебе, если считаешь, что я был тебе наставником добрым.
И. встал и отдал поклон всем троим вновь спаянным для одной цели нашим друзьям.
- Еще немногое остается мне сказать. Сегодня в ночь мы поедем в оазис темнокожих. Не только стеклянный завод, где вырабатывается небьющееся и цветное стекло по системе, изобретенной Грегором и Василионом, является целью вашей поездки, но главным образом сами темнокожие люди, которых вам надо увидеть, чтобы понять безмерную мудрость, по которой совершает свой путь вечная эволюция человечества, и как Сама Жизнь готовит ступени высшего развития каждой ветви людей, побеждая стихии там и так, где и как Она находит нужным. Это племя поражает всех, впервые его наблюдающих, своею кротостью, миром и человеколюбием. У них нет неграмотных, нет нищих. Они не знают собственности и раскрепощены от многих страстей личного, что давит европейские и американские народы, считающиеся передовыми по своей культуре. Эти темнокожие люди живут годы под наблюдением и покровительством Раданды. Это он и его Община приготовили этому немногочисленному племени тот небольшой оазис, в котором вы их теперь встретите. У каждого из вас мелькает вопрос: кто эти люди, о которых так заботился и заботится Раданда? В лице Раданды о них заботится сама Жизнь. Они выходцы из тайной Общины. Их предки провели там много лет. Там они были укрыты милостивым и могучим Али, который долго боролся с темными оккультистами, из-под власти которых он вырвал этих несчастных людей. Али дал задачу Раданде приготовить им оазис в пустыне, вблизи от своей Общины, указал ему источник подземной воды, годной для людей, растений и животных, - и вот завтра вы увидите, что может сделать любовь человека, что сделала любовь Раданды из пустыни и из простых человеческих душ. Сейчас все могут идти, куда хотят, до самой вечерней трапезы. Останутся только Левушка, Наталья Владимировна и Вы, мистер Ольденкотт.
И. улыбнулся Яссе и его новым ученикам, затем со всеми нами и Радандой перешел в ту комнату настоятеля с балконом, где уже однажды беседовал с нами ночью. Здесь он оставил Наталью и Ольденкотта, прося их подождать и обещая скоро вернуться, а мне велел идти за собой и Радандой.
Мы прошли через несколько комнат - вроде небольших рабочих кабинетов, заставленных шкафами с книгами и свитками, где работало по два, три человека, иногда и больше. Никто из них не оторвался от своей работы и не обратил на нас никакого внимания. Я поражался поместительности этого дома. Комнаты были сравнительно маленькие, но сколько же их было! Пожалуй, без провожатого тут пробираться было очень трудно. Наконец мы вошли в длинный коридор, где по обеим сторонам тянулся ряд дверей. Мне показалось, что это позднейшая пристройка, так свежо, чисто и ярко блистало здесь пальмовое дерево.
Остановившись у одной из дверей, Раданда постучал три раза, и на стук вышла женщина в белой косынке в белой одежде, и я мгновенно узнал в ней леди Бердран. Губы мои невольно раздвинулись в радостную улыбку.
- Пойдем, сестра Герда, - сказал Раданда. - Сегодня ты очень нужна одной матери и ее ребенку. Только твое терпение, точность в выполнении приказаний и доброта могут помочь быстро выправиться от болезни ребенку, а главное, дать матери пример полной верности и мужества. Ребенок будет жить, но мать потеряла уверенность в этом и потому не может не только ускорить процесс его выздоровления, но всем своим поведением ему мешает. Надо ее отстранить от непосредственного влияния на сына, но так, чтобы не нанести раны и без того израненному материнскому сердцу. Ты, моя умница, сумеешь, - ласково гладя по голове сестру Герду, говорил Раданда и, указывая на меня и мое улыбающееся лицо, прибавил: - А вот и Левушка ждет, не дождется пожать тебе руку. Пожалуй, поговори с ним, пока мы с И. зайдем еще в одну комнату.
Мы сели с Гердой на пальмовый диван, я хотел ее спросить, как она живет, но она не дала мне и слова вымолвить и сыпала фразами, внешне как бы и имевшими связи, но внутренний их смысл я отлично понимал.
- Нет на свете чудес, Левушка, и это я на деле поняла здесь. И еще поняла: когда сердце раскрывается как самая простая и маленькая доброта, то самая обычная, серая, будничная жизнь становится чудом, песней и радостью, потому что в груди не просто сердце, а молот бьется в каком-то светящемся бездонном мешке.
Кого туда ни впусти, мешок все растягивается. Сегодня кажется, будто дошел до какой-то предельной точки понимания, ан встал завтра, и уж ничего от вчерашнего нет, а все новое, все легкое, что недавно казалось невозможным. Сначала я все точно математические задачи решала и каждый день все думала: как мне подойти к человеку? Как влить ему из своего сердца доброту? Теперь же, когда я не думаю, а просто делаю для человека самые простые дела, даже не задумываясь, что у него в глубинах, а просто призываю в помощь образ Раданды и поступаю, как сердце скажет, - все у меня выходит легко. Недавно у меня начался приступ тоски, все казалось, что мало делаю и ничего не умею. Я вспомнила, как Вы читали мне книгу от И. Дочитали до места, где он приказал остановиться, и дальше, хоть Вас распни, ничто не заставило бы Вас перевернуть страницу. Как только я об этом вспомнила, поняла, что хочу раньше времени перевернуть в книге моей жизни страницу, до которой еще не созрела, - улыбнулась, подумала о Вашей верности, и от моей тоски ничего не осталось, как от растаявшего инея: Левушка, да как Вы выросли! Бог мой, чем же это кончится? Да и красавец Вы, просто загляденье! Ну куда девался тот заморыш, которого мы с Андреевой встретили у купальни? Ведь это точно в сказке? Впрочем, о чем я говорю? Сейчас моя жизнь - самая настоящая и невероятная сказка!
Я так и не успел ничего ответить Герде, так как во время ее веселого смеха, которым она закончила свою малосвязную тираду, в конце коридора показались И. и Раданда, и мы пошли им навстречу.
- Ну ты, Левушка, наверно, и слова вымолвить не успел, - улыбнулся И. - Не смущайтесь, Герда. Ему полезно помолчать. Ему придется так много в жизни своей говорить, что каждая минута молчания, как драгоценный перл, будет ему мила. Я уверен, что он все понял из того, что Вы сказали, если даже Ваши слова и не особенно точно выражали Ваши мысли. Но сейчас мы пойдем к женщине, очень много пострадавшей именно потому, что точности в ее словах, делах и поступках было чрезвычайно мало. В общении с нею и ее сыном будете проходить двойной урок. Не только Вы будете помощью ей, но и она будет помощью и великим уроком Вам. Подле нее Вам все время придется думать, пристально собирая внимание, о каждом слове, которое Вы произнесете. Есть такие люди, подле которых высокой стеной собираются их страдания. Таких людей много, и доступ к ним для каждого человека труден. Но между ними есть такие, чьи стены страданий утыканы, как булавками, их раздражением и неточностью мыслей. В этих стенах мысли наскакивают одна на другую. Брошенные, исковерканные, они окостеневают, как сталактиты, и не дают самой жертве вырваться духом на простор из построенного самому себе каземата. Вам целым рядом усилий к полной точности мыслей и слов, а также гармонией духовных, творческих толчков надо постепенно приучить женщину давать Вам самые точные ответы на Ваши вопросы. Старайтесь, чтобы внутри у нее утвердилась уверенность, что надо жить каждое сейчас всею полнотой чувств и мыслей, чтобы второе чувство не настигало еще не изжитого первого. И переводите ее мысли не на сына и его болезнь, а на ту недостаточную жизнерадостность, которой она окружала его детство, и на ту собственную унылость, в которой заставляет его жить теперь. Пойдемте. Брызжущая из Вас сейчас жизнерадостность поможет Вам разрушить все невидимые стены, в которых, как в темнице, сидит несчастная мать.
И. разговаривал с Гердой у одного из широких окон коридора, сплошь закрытого цветущими розами, не позволявшими солнцу проникать в здание. Обменявшись с Гердой радостным взглядом, точно мы вместе будем выполнять ее поручение, мы поспешили за нашими наставниками, свернувшими в такой же широкий коридор, где двери были чаще и, очевидно, комнаты меньше. У одной из дверей Раданда снова постучал. На стук вышел старик в белом халате, как я понял, доктор. Его милое доброе лицо было озабочено и расстроено.
- Вот я привел сестру больному мальчику, о которой Вы просили, доктор. Не беспокойтесь, - сказал Раданда, видя, что лицо доктора слегка нахмурилось. - Сестра молода, но опытна и не легкомысленна. Мы все войдем ненадолго и не разбудим спящего мальчика.
- Спящего? Если бы в его диком возбуждении ему удалось заснуть, то тогда можно бы было думать о его спасении. Но, к сожалению, я три часа бился над тем, чтобы привести его хотя бы к относительному спокойствию, и ушел в досаде, нисколько не преуспев в моих стараниях.
- Все же, доктор, Ваше усердие, если и не так скоро, но дало желанные результаты. Мальчик уснул, и Вы можете успокоиться за его жизнь, - улыбаясь, перебил доктора Раданда.
- Да когда же он мог уснуть, отец Раданда? - вскричал доктор. - Я ведь только что оттуда и совсем расстроен, что в первый раз за много лет мое лекарство, которое я считал безупречным, не помогло человеку. Меня мучает совесть еще и за то, что я напросился к Вам, уверяя, что могу быть Вам полезен. И вот - на сотом случае - осечка.
- Полноте печалиться, доктор. Говорю Вам, мальчик спит, в чем Вы сейчас и сами убедитесь. Это тот доктор, о котором я говорил тебе, Учитель И., а Вам, доктор, я говорил об Учителе И., как о бесподобном докторе-врачевателе. Мы войдем к мальчику, и Учитель И. расскажет Вам подробно, какой, режим надо будет применить к нему.
- Режим? Чудеса! Если в эту минуту борьбы жизни со смертью, где смерть уже почти победила, можно говорить о режиме для больного, то Учитель И. должен быть не бесподобным, а богоподобным доктором.
Взглянув пристально в лицо И., доктор гораздо тише и менее возбужденно продолжал:
- Кому выпало счастье взглянуть в Ваше лицо, Учитель И., тому остается только следовать за Вами, хотя бы он так же мало, вернее ничего не знал о Вас, как я.
- Благо Вам, доктор, следуйте за мной, и Вы найдете не дорогу чудес, но дорогу нового знания, - пожимая руку доктора, улыбаясь ему и проходя первым в комнату, сказал И.
Когда мы подошли к постели мальчика, у его изголовья с другой стороны постели, уткнувшись в подушку сына, рыдала несчастная Ариадна. Подавленная своим горем, она ничего не слышала и не видела, и ее рыдания разрывали сердце Герды, которая, сжав руки, моляще смотрела на И. Он кивнул ей утвердительно головой, и в один миг Герда очутилась на коленях рядом с Ариадной.
- Разве можно так беспокоить уснувшего сына? - нежно обняв рукой несчастную мать, сказала Герда.
- Он умер, умер! - воплем вырвалось из груди Ариадны, напоминая вой насмерть раненого существа.
- Он спит, уймитесь, - властно сказала Герда. -Возьмите его ручку. Чувствуете ее тепло? Вы не любите сына, если так кричите подле его головки. Встаньте, придите в себя, посмотрите, кто в комнате, - продолжала Герда, поднимая Ариадну и подбирая ее упавшие косы.
- Учитель И., - прошептала опомнившаяся Ариадна. - Учитель И., я снова не выполнила данного мне урока.
- После переговоришь с Учителем, отойди пока в сторону и не мешай вернуться к жизни сыну, - сказал Ариадне Раданда, делая знак Герде увести Ариадну к окну.
Довольно долго И. молча смотрел на спавшего мальчика. Сначала мне показалось, что малютка спит спокойно. Но, присмотревшись, я заметил, как временами судорожно поднималась грудь ребенка и как, жилы на его висках и у горла сильно надувались. Наконец И. вынул из кармана маленькую коробочку, достал из нее крошечный пузырек с ярко-красной, как бы кипевшей жидкостью и, велев мне приподнять головку мальчика, впустил каплю жидкости в открытый мною рот малютки. Тот мгновенно вздрогнул всем телом, и я, не ожидавший такого сильного толчка и державший ребенка лишь слегка на руках, едва не уронил его на кроватку. Я так перепугался, что только благодаря своей новой голиафовой силе смог осторожно опустить худенькое тельце на постель.
- Когда ты возле постели больного, надо быть всегда готовым ко всяким сюрпризам и держать все внимание собранным очень бдительно, запомни это, Левушка.
Затем И. обратился к доктору и, указывая ему на совершенно неподвижно, как бы в обмороке лежащего ребенка, продолжал:
- Лекарство, одну каплю которого, как Вы видели, я влил в рот больного, действует так обновляюще на все клетки организма, что человек точно заново рождается к жизни. Обычно это лекарство действует в течение трех дней. Но в данном случае, так как надо еще победить тот вред, который принесло больному Ваше лекарство, организм мальчика будет обновляться медленнее. После обычного трехдневного срока больной должен будет пролежать еще два дня, побеждая яд, развившийся в организме от Вашего впрыскивания. Наблюдая этот случай, учтите, что людям с повышенной нервной организацией, предрасположенным к развитию сверхсознательных, психических сил, нельзя вообще делать уколов. А особенно Ваших, вводящих такое количество белковых веществ, которые могут отравить некоторые организмы смертельно. Это и случилось бы сейчас с мальчиком, если бы не подоспело на помощь мое спасительное лекарство. Раданда предупреждал Вас, чтобы Вы воздержались от укола, а Вы не послушались.
Разговор велся по-латыни, очевидно, для того, чтобы несчастная мать, не сводившая глаз с разговаривающих, не могла понять грозного положения, в котором находился ее сын.
- Я понял по симптомам сразу, как вошел, что песенка мальчика спета. Но теперь, как Вы, Учитель, говорите, мальчик, пройдя временное сонное забытье, снова вернется к жизни от одной капли Вашего красного кипятка. Не могу ли я получить от Вас Ваш пузырек, чтобы исследовать Ваше красное чудо?
- Увы, мое красное чудо, чтобы быть им, нуждается не только в материальном исследовании, не только в физически видящих глазах, но еще и во внутренней силе духа, рождающей психическое око, которое видит и читает не только самое болезнь, но весь организм больного. Вы пытаетесь лечить болезнь, а надо лечить больного, к чему уже давно пришли передовые представители медицинской науки. Кроме того, "чудеса" существуют только для невежественного, сознания. Вы не обижайтесь, доктор. Предела развитию человека и его знаний нет. И тот, кто, по мнению умных земли, мудрец, по мнению мудрецов вселенной - только начинающий учиться. Я сказал Вам, что Вы можете следовать за мной, если хотите, и найдете знания.
- Я хочу следовать за Вами, Учитель И., даже не для того, чтобы обрести знания в моей науке. Мне кажется, я впервые в жизни понял, что есть Бог не только в милосердном спасении через науку людей. Но что Он есть и в человеке. Не знаю, в каждом ли человеке Он есть, но что Он есть в Вас, это я чувствую каждым нервом, и: впервые, гордец, я преклоняюсь перед Богом в человеке, вернее сказать, перед Богочеловеком!
Голос доктора дрогнул, в глазах, сурово глядевших в начале разговора, заблестели слезы, и вся фигура выражала полную растерянность.
- Пойдемте с нами, доктор. Здесь Вам пока делать нечего. Вы займитесь матерью, для которой я Вам дам лекарство и которую надо будет полечить несколькими физическими методами. Но соблюдайте строго тот режим, который я ей назначу. О сыне я Вам все скажу после. К нему я пришлю опытного брата, который вместе с приведенной Радандой сестрой будет ухаживать за малюткой. Ты, Левушка, останься здесь, пока тебя не заменит Никито. Как только он придет, он скажет тебе, где меня найти. Теперь же побудь здесь один и клади на голову больному примочки из этой жидкости.
И. подал мне пузырек и обратился к Ариадне:
- Ты пойдешь с нами, Ариадна, и не увидишь своего сына до его полного выздоровления. Когда я говорил тобой в последний раз, ты давала мне и себе обещание быть мудрой и мужественной и принимать свою внутреннюю и внешнюю судьбу в полном спокойствии. Ты уже начинала жить в Вечном, и вот на первом же испытании, которое тебе послала Великая Мать, ты - мать - проявила слабость, а не героизм. Если ты не могла найти ни мужества, ни самоотвержения, чтобы не думать об одной себе, а помочь сыну перенести его момент Вечности, постарайся теперь найти в себе самую простую доброту к сыну, чтобы не нарушать атмосферу спокойствия и мира, в которых нуждается не только его тело, но и, главным образом, его дух. Постарайся понять, как мешает ему твое страстное отчаяние, и не затягивай его выздоровления. Кроме того, и тебе, и ему не назначено прожить всей жизни здесь. По этому случаю, в котором проявилась неожиданная для тебя самой слабость твоего духа, пойми, как поверхностно было достигнутое тобой самообладание, не говорю уже о гармонии. Чтобы быть готовой сопровождать твоего сына в далекий мир, чтобы оберегать в нем его трудоспособность и радостность, надо вырасти самой в твердое, жизнеспособное, не теряющее самообладания ни при каких обстоятельствах существо. Начни воспитывать в себе полное самообладание и только тогда сможешь помогать ребенку воспитать себя к жизни. Сумей вырасти в полноценное, трудолюбивое и боеспособное существо. Жизнь - борьба. Это вечный труд и вечная борьба. А ты и в самых лучших уровнях, под защитой любви Раданды, не научилась бороться. Иди и начинай труд самовоспитания. Верности твоей я даю урок: ни одного вопроса о сыне до той минуты, как я пришлю за тобой Левушку. Чем скорее окрепнет и углубится твоя верность, тем скорее пойдет выздоровление твоего сына.
Через несколько минут комната опустела, и я остался один у изголовья больного ребенка. Немедленно я развел жидкость, данную мне И., как он велел, нашел широкий полотняный бинт и стал менять охлаждающие компрессы на голове малютки. Меня поразило, что холодная жидкость, не делавшаяся теплой, а, наоборот, как бы больше охлаждавшаяся, чем дольше она стояла в тазу с водой, мгновенно согревалась на голове ребенка. Я полагал, что менять компрессы надо будет редко, а на деле выходило, что я едва успевал положить один, как он становился совершенно теплым и надо было класть другой. Я было приготовился провести время в размышлениях, но увидел, что надо собрать все внимание к текущей работе. Нечаянно я замочил наволочку на подушке больного, хотел подложить ему другую подушку, но заметил нечто вроде судороги на его лице, как только я хотел приподнять его головку. Пришлось с большими трудностями закрыть мокрое место полотенцем и сказать себе, что я плохой брат милосердия.
Отказав себе в удовольствии думать о чем-либо, кроме моей непосредственной задачи, я совсем не сознавал, сколько прошло времени, когда раздался легкий стук в и в комнату вошел Никито.
- Ступай, Левушка, И. ждет тебя на балконе у Раданды, куда он уже пошел. Тебе он велел пройти в душ, Омыть руки вот этим составом и переодеться в чистое платье. И. так и думал, что ты весь измажешься, он забыл предупредить тебя, что жидкость осявляет желтые пятна, но отмывается легко.
Никито заметил, как я был обескуражен, когда увидел свои шафрановые руки и платье, и ласково мне улыбнулся. Простившись с Никито и расспросив его точно об обратной дороге, я старался, сколько мог, добраться незамеченным до душа и чисто отмытый явился на балкон к Раданде. И. был уже здесь. Он держал в руках два крупных пакета и, очевидно, только что вошел, так как Ольденкотт придвигал ему кресло. Сев в него, И. передал мне свои пакеты, сказав, чтобы я передал их Яссе, что они поедут с нами в оазис темнокожих, и, улыбаясь, обратился к ожидавшим его Андреевой и Ольденкотту:
- Я непростительно долго задержал вас, мои дорогие друзья. Но я надеюсь, вы оба поняли, что только очень важные и непредвиденные обстоятельства могли заставить меня быть неточным. Сегодня в последний раз перед вашим выездом в мир вторично с той же миссией я хочу поговорить с вами о том, на что более всего оба вы должны обратить внимание в предстоящем труде. За время, прошедшее между вашей первой поездкой и сегодняшним днем, оба вы выросли так, что все перенесенные страдания, неудачи и разлад в отношениях людьми, огорчавшие вас в первую поездку, кажутся сегодня вам не горем, а детскими недоразумениями. Но не только вы выросли и изменились. И те люди, среди которых вы трудились, росли тоже от ваших для них трудов, какими бы маленькими ни казались вам те кусочки Истины, которые вы были силах открыть и оставить людям. Не важно, что и как думали о вас люди, пока вы жили и трудились среди них. Важно, что дело, как результат ваших бескорыстных трудов, утвердилось. Утвердилось устойчиво, несмотря на его абсолютную и новизну и на несоответствие с общим течением умственных проблем современности. Утвердилось и захватило сердца и мысли людей так, что без брошенных вами новых идей люди больше жить не могут. Если бы в каждом из вас были и остальные качества характера - главным образом самообладание - развиты так же цельно, как верность, вам не пришлось бы сейчас ехать вновь с той же миссией к людям. Вы, делая все, чтобы единить людей, чтобы разрушить между ними перегородки условностей и влить в их общение клейстер Любви, оставили после себя не цельное, монолитное ядро, спаянное Единым стержнем, но целую сеть ячеек, по-своему сражающихся за истину и по-своему заблуждающихся в Ней, поскольку личное восприятие Ее стоит у них на первом месте среди всех их предрассудков. Отсутствие в вас полного самообладания положило начало этому дроблению. Теперь для вас, выросших, окрепших и раскрепощенных настолько, что вы нашли примиренность, во главу угла должна стать не сама Истина как таковая, но сеть путей, ведущих и направляющих к Ней окружающих вас людей. Теперь вы должны не защищать Истину среди людей, но создать им ряд условий, которые помогали бы каждому сосредоточивать внимание на самовоспитании и на воспитании каждого встречного - безразлично, ребенка или взрослого - своим собственным примером. То есть указать первый путь к Истине в раскрепощении самого себя. Сейчас вы сильны не только своей верностью. Но и уверенностью в единственной действенной форме влияния на встречного: видеть в нем Вечное, к Нему обращаться и Его вызывать к жизни в момент обращения. Это не значит, что вы будете вести пропаганду идеи Вечности среди мало- или среднекультурных людей. Это значит только, что вы будете, действуя, общаться с Вечным в человеке, а не с его видимой формой. В вашей первой миссионерской задаче вы не умели трудиться в постоянном присутствии Учителя. Вы трудились с Учителем в его защитном кольце, но отдыхать вы уходили от его волн. Теперь же не только труд или отдых вы проводите в вибрациях Светлого Братства. Вся ваша жизнь составляет нераздельное существование с Ним, и нельзя разделить или различить, где ваше "я" или "не я", ибо все - что и как вы делаете - все только пути ваших Учителей к Единому в ваших встречных. Вы и Светлое Братство - одно тело, одно дыхание, один путь. Вечность поглотила все животное в вас и возвратила вам все прежние ваши таланты, потому что героическое напряжение, духа перестало быть моментами творчества, а стало постоянной атмосферой труда. Идите же бодро и никогда больше не знайте сомнений. Вы не будете знать их, и идущие за вами не будут множиться как ячейки, но будут жить как одно свободное, радостное целое. Сейчас не так много времени остается до выезда в пустыню. Колокол уже бьет к вечерней трапезе. После нее немедленно ложитесь спать. Ясса разбудит вас и укажет, как кому одеться.
...
