Обратная связь Главная страница

Раздел ON-LINE >>
Информация о создателях >>
Услуги >>
Заказ >>
Главная страница >>

Алфавитный список  авторов >>
Алфавитный список  произведений >>

Почтовая    рассылка
Анонсы поступлений и новости сайта
Счетчики и каталоги


Информация и отзывы о компаниях
Цены и качество товаров и услуг в РФ


Раздел: On-line
Автор: 

Беляев Владимир Павлович

Название: 

"Старая крепость"

Страницы: [0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9]  [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58]

   
    На опушке леса, в орешнике, мы выломали длинные сучковатые палки и ободрали с них зеленые листья.
   
   Что дает нам телевидение? Массу развлечений. Фильмы, образовательные передачи. Но, есть фильмы, которые Вы бы хотели посмотреть, но они уже ушли с экранов. Для этого есть интернет-порталы, которые дают такую возможность. Вы можете найти для себя любой любимый Вами фильм в интернете.
   
    Мы пошли вверх по устланному прелыми листьями и сухим валежником дну оврага. Хворостинки похрустывали у нас под ногами.
    Мы шли втроем, отважные, храбрые путешественники.
    Куница хоть и не знал дороги, но шел впереди, как атаман. Петька пыхтел рядом со мной. Он сопел - ему было тяжело карабкаться вверх по неровному дну оврага. Обомшелые деревья росли по обоим склонам оврага. Их густая листва закрывала солнце. Легкие прозрачные папоротники дрожали у нас под ногами. Когда мы подошли почти вплотную к тому месту, где начинались Лисьи пещеры, я первый выскочил на ровную, усыпанную мелким щебнем полянку.
    - Глядите, ничего не видно, правда? - гордо показал я ребятам на круглый, черный, местами обросший мхом камень, который лежал под скалой. Камень этот казался сброшенным откуда-то сверху, с Медной горы.
    - Ну, а где же пещеры? - спросил Куница.
    - А вот, гляди! - и я спрятался за камень. Как огромная черная тыква, он прикрывал собою вход в подземелье. Теперь прямо передо мной в скале чернела трещина. Никто бы и не подумал, что здесь начинаются Лисьи пещеры. А на самом деле пройти в пещеры можно легко и свободно. Позади часто, тяжело дышал Маремуха. Ребята обошли камень и стояли у меня за спиной.
    - Обязательно пойдем сюда! Сегодня же. Свечей достанем и пойдем! - сказал Куница. Высокий, худощавый, он жадно глядел в трещину скалы.
    - Чудак, где ты достанешь здесь свечей? - ответил я Кунице.
    - Где?.. А в церкви. Здесь же есть церковь? Сегодня что у нас? Пятница. Эх, жаль, службы утром нет. Ну, просто у старосты попросим или купим.
    Долго стоять перед входом в пещеру было страшновато. Слова дядьки о гадюках заставили меня насторожиться. Того и гляди, выползет какая из трещины...
    Я предложил ребятам выбраться повыше. Мы влезли на круглый камень, закрывающий издали вход в пещеры. Мы уселись на этом холодном, скользком камне, как настоящие лесные разбойники, и, отдыхая, поглядывали по сторонам.
    В лесу было очень тихо. Кое-где сквозь густую листву высоких ясеней пробивался косой солнечный луч, освещая радостным, золотистым светом сырой полумрак оврага. Вокруг было глухо и влажно, словно в погребе. На опушке, должно быть, солнце грело вовсю, а тут нам казалось, что уже наступил вечер.
    Вдруг Маремуха дернул меня за ногу и кивнул на пещеры.
    Что там такое? Гадюка?
    Теперь и я услышал какой-то глухой звук, раздавшийся в подземелье.
    Не то кто-то кашлянул там, не то камень оборвался и глухо упал на землю.
    - Ты слышал? - шепнул я Кунице.
    Куница сразу насторожился и лег на камень. Мы легли рядом с Куницей.
    В пещере снова кашлянули, на этот раз еще ближе. Может, это лает лисица, забавляясь со своими детенышами? Опять, где-то совсем близко, захрустел щебень. И вдруг из темной щели высунулась наружу чья-то рука, а затем на площадке появился человек.
    От неожиданности я вздрогнул. Да ведь это же мой батько!
    Он сильно оброс. У него отросли усы и борода, но я узнал его сразу и по синей сатиновой рубахе и по знакомому широкому ремню на ней. Мне хотелось крикнуть ему: "Тато, татко! Я здесь!" Но крик застрял у меня в горле. А отец обернулся к нам спиной и крикнул в пещеру:
    - Выходите, где вы там?
    И тут из подземелья к черному камню выскочил Оська, а за ним вышел какой-то обросший бородой человек в резиновом плаще.
    - Это свои! - выкрикнул я, толкая хлопцев, и мы кубарем скатились на землю. Я первый, обежав круглый камень, выскочил навстречу отцу, но сразу же шарахнулся в сторону.
    Отец целился в меня из нагана, человек в резиновом плаще - тоже.
    "Они сумасшедшие!" - подумал я и что было силы рванулся к оврагу.
    - Васька! Василь! Погоди! - закричал мне вдогонку отец.
    Я сразу остановился и с опаской поглядел назад. Отец стоял, опустив револьвер. Это действительно был мой отец - молчаливый, угрюмый, почти никогда не улыбающийся. За поясом у него был сверток с газетами, отпечатанными на синей оберточной бумаге. Надо было сразу броситься к нему на шею, поцеловать его в густые, колючие усы, но я подошел к отцу, как к чужому, - медленно, неловкими шагами. Перепуганные Куница и Маремуха выглядывали из-за камня.
    - Как ты попал сюда, Васька? - удивленно спросил отец, нагнувшись и целуя меня в лоб.
    - Я из города... Мы зашли к дядьке Авксентию...
    - Откуда ты знаешь эти пещеры?
    - А меня прошлый год дядька Авксентий водил сюда...
    - Дядька Авксентий? - переспросил отец и недовольно крякнул. Потом он покачал головой и, заметив стоявших в отдалении хлопцев, спросил: - Это Маремуха, да? А второй кто? Я уж позабыл!
    - Юзик Стародомский...
    Оська подмигнул мне из-за спины отца.
    - Это наши, зареченские... - вполголоса сказал отец обросшему человеку.
    Тот вслед за отцом спрятал в карман револьвер. И вдруг... Что такое? Не может быть! Ведь это Омелюстый! Ну да, Иван Омелюстый, наш сосед, который тогда отстреливался от петлюровцев из башни Конецпольского. С перепугу я его сперва не узнал. Вот здорово! Значит, Иван жив! Но как он оброс, - видно, не брился добрый месяц.
    - Дядя Иван, добрый день! - весело сказал я, протягивая соседу руку.
    - Я ж говорил Ваське, что вас не поймали, - сказал, подходя. Куница.
    - Кто поймает? Кто меня может поймать? - насторожившись, спросил Омелюстый.
    - А петлюровцы!.. Мы с Васькой тогда видели, как вы заскочили в башню. Помните? А тот чубатый хотел перебежать кладку, а вы в него выстрелили, и он упал прямо в речку!
    - Ах да, вот ты про что, - сказал Иван и удивленно посмотрел на Куницу. - Ну, это когда было! Я уж позабыл. Да разве так ловят? Так, брат, ловить, знаешь, чур-чура - не считается.
    - Дядя Иван, а вы знаете, что с тем человеком?
    - С каким человеком?
    - Ну, с больным. Помните, вы его ночью к нам приводили?
    - Сергушин? - подсказал сосед.
    - Я не знаю фамилию. Ну, тогда ночью вы с ним пришли.
    - Да, да, Сергушин, - сказал Иван.
    - Так его ж убили! Мы сами все видели! - И я рассказал, как поймали Сергушина, как расстреляли и как мы втроем убрали его могилу.
    Отец и Омелюстый слушали мой рассказ очень внимательно. Отец посмотрел на меня чуть-чуть недоверчиво.
    - Так вот оно что... - тихо сказал Омелюстый. - Я уже знаю, что его расстреляли, а вот как это случилось - от вас первых слышу.
    - Дядя Омелюстый, а кто был этот человек? - заглядывая в глаза соседу, спросил Маремуха.
    - Которого расстреляли? Этот человек... Долго рассказывать... Знаете что, вот давайте подсобите нам сейчас, а потом, пожалуй, я вам расскажу.
    - А что подсоблять?
    - Вход в пещеру завалим.
    - А мы хотели...
    - Что хотели?
    - Хотели пойти посмотреть пещеры, - объяснил Маремуха.
    - Нечего вам в пещерах делать, - строго сказал Омелюстый. - Потом когда-нибудь я сам вас сведу всех. Не верите? Спросите вот Оську, сколько пещер я ему тут показал. Верно, Оська?
    - Показали! - согласился Оська.
    - Вот то-то ж. А сегодня ходить туда нельзя! - сказал Иван и, оглядываясь, добавил: - Ну-ка, хлопчики, тащите камни из оврага, мы живо управимся.
    Делать было нечего, пришлось таскать камни.
    Пока мы таскали их, отец с Омелюстым заваливали этими камнями вход в пещеру.
    Скоро от входа в пещеру осталась только маленькая щель.
    - Фу! Заморился! - потирая руки, сказал Иван. - Пойдемте. Оська, фонарь не забудь!
    Мы пошли по лужайке над оврагом. Лужайка поросла свежей, сочной травой. Тут хорошо полежать. Трава мягкая, душистая.
    Отец прилег в стороне, под высоким явором. Омелюстый снял прорезиненный плащ и, сложив его вдвое, разостлал на траве. Он устроился на плаще и начал рассказ.
   
    РАССКАЗ О НОЧНОМ ГОСТЕ
   
    В ту холодную, ветреную зиму, когда окончилась война с немцами, через наш город повалили военнопленные. Пожалуй, ни в одном городе Украины их не было столько в этот год. Ведь около наших мест пролегала главная дорога с фронта.
    Худые, в рваных солдатских шинелях, с ногами, обмотанными тряпьем, шли пленные из-под Тернополя и Перемышля через наш крепостной мост на вокзал, чтобы поскорее сесть на поезд и уехать домой.
    А в ту зиму появилась в городе опасная болезнь - испанка. Сотнями она уносила людей в могилу, и все очень боялись ее. С этой болезнью еще могли кое-как бороться те, у кого был дом, горячая пища, дрова.
    Ну, а каково было пленным, глубокой морозной ночью пробиравшимся Калиновским лесом? Болезнь настигала их в пути. Измученный голодом, тяжелой дорогой, человек вдруг понимал, что дальше идти не может, что все тело горит, ноги подкашиваются и - самое страшное - не от кого ждать помощи в холодном, засыпанном снегом лесу. И часто случалось: пленный присаживался на краю дороги, чтобы немного отдохнуть, но уж подняться не мог, коченел и умирал тихой, неслышной смертью в каких-нибудь пяти верстах от жилья.
    Да и в городе было не лучше.
    Пленные валялись на тротуарах вдоль Житомирской, по Тернопольскому спуску и в сырых, нетопленых залах духовной семинарии, куда их пускали обогреться гетманские чиновники. Я сам однажды видел, как со двора духовной семинарии выехали одна за другой три подводы, заваленные трупами. На двух подводах мертвых еще кое-как прикрыли рогожными мешками, а вот на последнюю подводу мешков, видно, не хватило, и возница сидел прямо на замерзших, посиневших трупах.
    А как боялись одного только слова "пленный" на Житомирской улице!
    Стоило пленному постучаться за помощью в дверь богатого дома на Житомирской, как мигом хозяева тушили свет и дом замирал. А если пленный уж очень долго стучался, горничная, звякнув цепочкой, чуть-чуть приоткрывала дверь и кричала пленному:
    - Хозяев дома нету! Бог подаст!
    Доктор Григоренко даже звонок у ворот снял и медную дощечку со своей фамилией. Он боялся, как бы, не дай бог, к нему не позвонил какой-нибудь измученный пленный.
    А наши зареченцы, хоть и бедные были, но нередко сами зазывали пленных к себе - поесть горячего борща, отогреться у плиты, а то и просто переспать на теплой печке.
    Однажды на рассвете и к нам постучали, но слабенько так, чуть-чуть. Покойная мать моя проснулась и говорит:
    - Иван, пойди спроси, кто там.
    А я притворился, что не слышу, - очень уж хотелось мне спать. Тогда мама сама встала с постели. Она завернулась в одеяло, подошла к окну и стала дышать на замерзшее стекло.
    Вдруг она отскочила - и к отцу:
    - Ой, боже ж мой! Человека у нас под окнами убили!
    Мы открыли не сразу. Сперва все оделись. Потом тихонько на кухню вышел отец. Он выглянул на улицу и увидел, что на обледеневших ступеньках нашего крыльца лежит человек. Никого больше вокруг не было.
    Отважившись, мы открыли дверь на крыльцо и втащили человека к нам на кухню. Никто, конечно, его не убивал, это был обыкновенный пленный, и упал он около нашего дома просто от голода, от слабости, от испанки.
    Мать поставила греть воду, а отец притащил из кладовой большое деревянное корыто, мы с отцом осторожно раздели больного и посадили в деревянное корыто. Я поливал его теплой водой, а отец мыл.
    Сколько мы воды на него потратили - не передать. Один за другим я брал с плиты казаны с теплой водой и опрокидывал их на голову больного. Он вскоре пришел в себя и только отфыркивался да глаза протирал, А я выносил грязную воду. Я выливал ее прямо с крыльца на улицу. Потом снег в этом месте почернел так, будто здесь грузили каменный уголь.
    Все белье и одежду нашего гостя отец сложил в тючок и, перевязав бечевкой, вынес в курятник, на мороз. Это ему мама моя покойная так наказала:
    - Человек нехай останется, а вшей его не надо. Пусть подохнут на морозе!
    Звали больного Тимофей, а фамилия его была Сергушин. Он возвращался из германского плена к себе домой в Донбасс.
    До войны Сергушин работал на Щербиновском руднике. У него под ресницами сохранились еще с той поры чуть заметные черные каемочки, - такие угольные каемочки, ребята, остаются почти у каждого шахтера, который долго рубит уголь.
    Постлали мы нашему пленному в каморке за кухней, там он и лежал у нас.
    В ту пору гетманская державная варта строго-настрого запрещала горожанам принимать к себе на жительство иногородних пленных, которые возвращались на родину. Гетман Скоропадский боялся, как бы среди пленных не оказались большевики.
    Чтобы и к нам, чего доброго, не прицепились чиновники из гетманской варты, мы и слова никому не говорили про нашего пленного. На что вот Мирон - наш сосед, - Омелюстый кивнул в сторону моего отца, - а и тот ничего не знал про Сергушина. Мы думали, что он недолго у нас погостит, но вышло по-иному.
    Больше месяца пролежал пленный в темной каморке, а потом понемногу стал ходить по комнатам. Отец покойный бывало, как заметит, что Сергушин вышел из каморки, - мигом к двери и - на ключ ее: отец боялся, как бы кто из заказчиков не заметил пленного.
    А Сергушин пообвык в нашем доме и начал понемногу подсоблять отцу.
    Отец обтягивал колодку кожей, набивал подошву и отдавал Сергушину, а тот загонял деревянные шпильки. Ловко так приспособился - я и то не умел так. Наберет в рот пригоршню шпилек - и пошел выплевывать, словно шелуху от семечек, одну за другой. Выплюнул шпильку, сунул ее в дырочку, ударил молотком - и нет шпильки, только маленькая квадратная шапка из кожи торчит.
    И брился он очень ловко: возьмет у отца обыкновенный сапожный нож и давай по оселку гонять. Водит, водит - иной раз добрый час. А наточит - нож, словно бритва, острый: хоть волос на лету руби. Потом, густо намылив бороду, так, что пена с нее падала на пол, он раза два проводил ножом по щекам - и волос как не бывало. Это его в окопах так бриться приучили. Побрившись, он пудрил лицо картофельной мукой, которую мать для киселя припасала.
    Иногда он садился у окошка и вполголоса пел свои шахтерские песни.
    А развеселится - держись! Только поспевай смеяться. Он здорово умел показывать китайские тени. Ну и ловкие же у него были пальцы, прямо удивительно. Мы бывало плотно закроем ставни, а он унесет в свою каморку лампу, поставит ее на корзину и давай перед стеклом пальцами шевелить. И сразу на стене перед нами тени забегают. Чего только он не умел показывать: и собак, и кошек, и сову, даже рак у него получался как живой. А однажды перед большой лампой обеими руками он показал нам, как дерутся два немецких солдата в касках. Мы со смеху чуть не поумирали.
    Сергушин часто вспоминал свой рудник. Трудная у него там была работа, отчаянная. Последние месяцы перед мобилизацией он работал запальщиком: рвал под землей динамитом камень, пробиваясь к чистому углю.
    А я рассказывал Тимофею об училище, о том, какие у нас учителя, какая это нудная штука - итальянская бухгалтерия.
    Однажды Тимофей слушал, слушал меня, а потом сказал:
    - Брось ты, Ваня, к чертям это коммерческое, - все равно лавочника из тебя не выйдет, это я по тебе вижу. Парень ты молодой, здоровый, тебе на коне верхом скакать, а не за конторкой киснуть над этой бухгалтерией. Сейчас, брат, другая коммерция нужна.
    Ничего я не сказал в ответ Тимофею, потому что и без его слов коммерческое училище мне надоело хуже горькой редьки. Ведь это отец меня туда еще при старом режиме учиться послал. А скольких трудов это ему стоило, если б вы только знали! Три пары ботинок из самого лучшего бельгийского шевро он сшил совсем бесплатно директору коммерческого училища пану Курковскому. У каждого из членов педагогического совета отец побывал на дому и просил, чтобы меня приняли в училище.
    Выздоровел Тимофей совсем и уходить от нас собрался.
    - Куда пойдешь, непоседа? - стал отговаривать его отец. - Из одной смерти насилу вылез, а сейчас другой захотел? И здесь, пока гетмана не прогонят, ты сможешь пользу принести не хуже, чем у себя в Донбассе.
    Но, оставаясь у нас, Тимофей сказал отцу:
    - Слушай, дружище, ты хошь не хошь, а я тебе помогать буду. Семья у вас немалая, а я дармоедом никогда не был. Подмастерье, правда, из меня плохой, но, думаю, так-сяк на харчи себе заработаю. Иначе не останусь.
    Чтобы не обижать Сергушина, отец согласился. И с этого дня Тимофей не отходил от верстака до самого обеда.
    Когда я возвращался из училища, он расспрашивал меня, что в городе, какие новости, что слышно из Советской России. Он просил меня доставать ему газеты, и я часто приносил их ему.
    Как-то раз я сказал Сергушину, что в городе на столбах расклеен приказ о наступлении немцев на Петроград. Ну, он и пристал ко мне: расскажи да расскажи, что написано в приказе. А я всего не запомнил. Вот и пришлось мне, как стемнело, бежать на базар за приказом. Долго, помню, я ходил около него: боялся, как бы не заметили гетманцы. Когда никого вокруг не было, я сорвал приказ со столба и притащил Сергушину.
    Тимофей похвалил меня за это, и с той поры я, выбирая удобные минуты, часто сдирал с заборов и со столбов разные гетманские приказы и объявления и приносил их Сергушину. Он все прочитывал и лучше моего отца знал, что делается в городе.
    И вот однажды мама зовет его пить чай, а в каморке пусто. Мы туда-сюда, я на крыльцо выбежал - нет Сергушина. Пропал, словно нечистая сила его под землю утащила. Стало мне обидно: ушел, думаю, и не попрощался даже; хоть бы записку оставил. А мама даже сказала:
    - Так всегда сделаешь добро человеку, а он... - но не договорила. Отец посмотрел на нее нехорошо так, и она сразу замолчала.
    А поздно ночью слышим - кто-то в кухонную дверь барабанит. Отец подошел к двери, окликнул, оказалось - Тимофей. Ночью мы его не расспрашивали, а уж утром пристали: "Где это ты пропадал вчера?" Выдумывал он всякое, а правды нам так и не сказал.
    И вот с той ночи повадился он уходить в город. Однажды он вернулся домой на рассвете, запыхавшись, точно за ним кто-то гнался, и долго смотрел в окно.
    - Сиди дома, Тимофей! Куда тебя носит по ночам? - рассердился как-то раз отец, а мать добавила:
    - Тоже мне гуляние по ночам, когда люди спят. Еще беду накличете на нашу голову. И кого вы не видели на улице? Пьяных гетманцев? Ведь знакомых-то у вас нет?
    - Как знать, дорогуша, - шутил Тимофей, - знакомых найти нетрудно, я парень веселый, у меня весь свет знакомые!
    И вот в одну ясную лунную ночь город неожиданно заняли красные. Рано утром, чуть только рассвело, Сергушин ушел из дому - как всегда без шапки, в отцовском сюртуке, в длинных штанах, в калошах на босу ногу.
    Вернулся он вечером, и мы его не узнали. Он пришел в кожаной буденовке с красной звездой, в защитной гимнастерке, в сапогах из хорошего хрома. Из кобуры у него выглядывала рукоятка нагана. Сергушин принес отцу его брюки, сюртук, калоши.
    Сергушин рассказал нам, что немцев и гетманцев из города выгнал Сумской полк. Сергушин отыскал в этом полку много своих земляков.
    - Землячков, землячков в городе - полно. То был я один, а сейчас весь Донбасс здесь! Коногоны, забойщики, откатчики - кого только нет! - радостно говорил он, и нам было весело вместе с ним.
    Ушел от нас Сергушин поздно, а уходя, позвал меня с собою.
    - Проводи ты меня, коммерсант, до церкви! - попросил он.
    Я пошел... и больше не вернулся: Тимофей уговорил меня поступить к красным.
    И в ту же ночь он устроил меня в Сумской полк. Его земляки-шахтеры сразу выдали мне обмундирование, карабин, саблю, а на рассвете почти всем полком мы ушли из города. Я даже не успел попрощаться с родными. Нас перебрасывали в другой уезд - добивать гетманцев.
    Еще все спали, даже лавки на базаре были закрыты, когда мы верхом выехали по Вроцлавской улице на Калиновский тракт и запели веселую песню:
   
    Оружьем на солнце сверкая,
    Под звуки лихих трубачей
    Шахтер за свободу вступает,
    Разбивши купцов-богачей.
   
    Что там скрывать - не сразу мне далась военная служба. После первого перехода от непривычки ездить верхом у меня так ломило ноги, что едва ходил. Ведь до этого я никогда не ездил в настоящем кожаном седле.
    Мне было трудно справляться с лошадью - я не знал, как надо правильно надевать седло, и однажды надел его шиворот-навыворот, передней лукой к хвосту. Тимофей учил меня всему: и как затягивать подпруги и как удобней, по ноге, отпускать стремена...
    А вскоре под Тарнорудой мы уж с ним вместе так лупцевали этих кайзеровских прислужников, что с них чубы в Збруч летели!
    Подались мы дальше, за Житомир, и тут прошел по фронту слух, что Петлюра, заменивший к этому времени гетмана, захватил со своими бандитами наш город.
    Повернули мы обратно, на самого пана Петлюру, и когда вместе с конницей Котовского отбили город назад, я узнал, что никого из моих родных нет в живых. Маму, потом отца с братом убили бандиты из отряда петлюровского генерала Омельяновича-Павленко. Когда красные отступали, мой отец забрал на складе воинского начальника две винтовки и спрятал их у нас дома, чтобы возвратить большевикам, как они вернутся. А петлюровцы, делая обыск, нашли их. Петлюровцев этих, говорят, привел к нашему дому Марко Гржибовский.
    Недолго после этого пришлось мне оставаться в полку.
    Меня и Сергушина, так как мы лучше остальных знали город, перевели в городской ревком. Я, вы помните, реквизировал оружие, а Сергушин перешел на работу в ревтрибунал. Он судил там саботажников, петлюровцев и тех, которые тайно помогали им. Вот тут-то я и узнал, куда он уходил от нас по ночам.
    Однажды ночью Сергушин познакомился в городе с одной девчиной. Вы ее, наверное, и не знаете - она жила далеко, возле станции: ее отец на вокзале служил. Кудревич некто. Сейчас ее в городе нет, она ушла с красными. Как они разговорились, как познакомились, да еще ночью, я не знаю. Знаю только, что эта девчина много кое-чего интересного порассказывала Сергушину о нашем городе. Ее мать стирала белье во многих богатых домах и знала, кто из буржуев помогал Петлюре. А дочка все это передавала Сергушину. И когда пришлось ему работать в ревтрибунале, он многое вспомнил из ее рассказов, и, видно, пригодились они ему здорово.
    В ту недобрую пору, когда надо было отступать, наши побоялись увозить Сергушина с собой: все знали, что он опасно болен. Я себе простить не могу, что не сумели мы отправить Тимофея вместе с красными...
    Но с паном Григоренко, хлопчики, мы еще встретимся! Если бы вы только знали, сколько людей он уже выдал, этот лысый катюга!
   
    НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
   
    - Дядя Иван, - первый нарушил молчание Маремуха, - а вы сами не боитесь, что вас поймают петлюровцы? Чего вы тут ждете? Удирайте в Жмеринку, верное слово!
    - А что в Жмеринке? - улыбнулся Омелюстый.
    - Как что? Там же красные! - сказал Куница.
    - И в Петрограде тоже красные, - ответил Омелюстый, - так что же, по-вашему, я и туда должен бежать? Уж лучше мы Красной Армии отсюда подсобим. А то, если все отсюда побегут к Жмеринке, так кто же за советскую власть из подполья бороться будет? Верно, Мирон?
    - Ладно, ладно, нам с тобой идти пора! - уклончиво сказал мой отец.
    Теперь он сидел хмурый, печальный, такой, как всегда. Видно, ему очень было жалко Сергушина. Помолчав, отец предложил:
    - А не искупаться ли нам в речке?
    -- Конечно, выкупаемся! - согласился Иван. - Пока подойдут люди из Чернокозинец, у нас добрых два часа.
    - А они к пещерам не могут сразу прийти? - спросил отец. - Придут - а мы ушли.
    - Нет, нет. Я объяснил Прокопу. Он приведет их к мельнице, - успокоил отца сосед и, обращаясь к нам, предложил: - Гайда купаться, хлопчики!
    Целым отрядом мы спускаемся по оврагу к речке. Выйдя из лесу, мы подходим к мельничному саду. Он огорожен высоким плетнем. Стройные серебристые тополя растут в этом запущенном саду. Река здесь повернула влево, к мельнице помещика Тшилятковского.
    Сквозь чащу сада слышен шум воды на мельничных колесах. Поскрипывают жернова в сером каменном здании мельницы. Ее стены видны сквозь просветы в деревьях. Там, в запруде, около мельницы, мы будем купаться. Лучшего места для купанья не отыскать. Дно в запруде чистое, песчаное, вода течет спокойно, а берег гладкий, отлогий, усыпанный сухим, желтым песком.
    Но что это? Какой-то странный дробный стук донесся к нам сверху. Похоже- кто-то колотит палкой по днищу пустого ведра. Захлебываясь, залаяли собаки, взволнованные этим непонятным звуком.
    Неужели это барабан стучит там, на горе?
    Отец с Омелюстым замерли на месте. Они прислушиваются. Теперь было уже ясно, что это стучали в самый настоящий барабан. И вслед за барабанным треском из-за невысокой горки вдруг выплыло желто-голубое петлюровское знамя.
    - Петлюры! - бросил мой отец Ивану Омелюстому. Потом отец наклонился ко мне и шепнул: - Вы нас тут не видели. Понятно? Оська остается с вами. Последите, куда они пойдут.
    - Давай, Мирон, быстренько! - поторопил отца Омелюстый.
    И сразу, не успели мы еще сообразить, в чем дело, отец и сосед перепрыгнули через плетень мельничного сада. Слышно было, как зашуршал бурьян под их быстрыми шагами. А мы, покинутые, остались на дороге одни в тени высокого явора.
    Яркое желто-голубое знамя плывет на нас с горы. Мы уже различаем идущего впереди перед знаменем офицера. Вслед за ним, под частую дробь барабана, ровно шагают петлюровцы.
    - Айда в сад! - решил Оська и подбежал к плетню. Теперь уже Оська был командиром.
    Друг за другом мы полезли на высокий, шаткий плетень. Он колыхался под нами. Казалось, вот-вот хрустнут тонкие, оплетенные лозой колья и мы полетим на землю. Но все обошлось благополучно. Один за другим мы спрыгнули с плетня в бурьян и присели на корточки. Через щели в плетне нам была хорошо видна пыльная проселочная дорога.
    Барабан стучал совсем близко. Как только первый отряд подошел к плетню, я, чуть не вскрикнув от неожиданности, толкнул под бок Куницу.
    Ну и чудаки же мы! Да ведь это наши гимназические скауты!
   
    Оська быстро вскочил.
...
Страницы: [0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9]  [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58]

Обратная связь Главная страница

Copyright © 2010.
ЗАО АСУ-Импульс.

Пишите нам по адресу : info@e-kniga.ru