Обратная связь Главная страница

Раздел ON-LINE >>
Информация о создателях >>
Услуги >>
Заказ >>
Главная страница >>

Алфавитный список  авторов >>
Алфавитный список  произведений >>

Почтовая    рассылка
Анонсы поступлений и новости сайта
Счетчики и каталоги


Информация и отзывы о компаниях
Цены и качество товаров и услуг в РФ


Раздел: On-line
Автор: 

Джон Голсуори

Название: 

"Сага о Форсайтах"

Страницы: [0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58] [59] [60] [61] [62] [63] [64] [65] [66] [67] [68] [69] [70] [71] [72] [73] [74] [75] [76] [77] [78]  [79] [80] [81] [82] [83] [84] [85] [86] [87] [88] [89] [90] [91] [92] [93] [94] [95] [96] [97] [98] [99] [100] [101] [102] [103] [104] [105] [106] [107] [108] [109] [110] [111] [112] [113] [114] [115] [116] [117] [118] [119] [120] [121] [122] [123] [124] [125] [126] [127] [128] [129] [130] [131] [132] [133] [134] [135] [136] [137] [138]

    Сомс снял с камина какого-то уродца, которого разыскал где-то на восточном базаре племянник Бенедикт, годадва спустя после войны. У него были зеленые глаза. "Нет, не изумруды, - подумал Сомс, - какие-то дешевые камни".
   
   Сдать отчетность в налоговую или пфр можно самостоятельно. Хотя, конечно нужно знать все тонкости заполнения документов. С этим поможет справиться специальная программа. Электронный бухгалтер Эльба дает возможность заполнить и сдать любые документы безо всяких проблем
   
    - Вас к телефону, сэр.
    Сомс вышел в холл и взял трубку.
    - Да?
    - Мистер Форсайт скончался, сэр, доктор сказал - во сне.
    - О! - произнес Сомс... - А была у него сига..? Ну, благодарю! - Он повесил трубку.
    Скончался! И нервным движением Сомс нащупал завещание во внутреннем кармане.
   
   
    XI
    РИСКОВАННОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
   
    Целую неделю Бикет гонялся за работой, ускользавшей, как угорь, мелькавшей, как ласточка, совершенно неуловимой. Фунт отдал за квартиру, три шиллинга поставил на лошадь - и остался с двадцатью четырьмя шиллингами. Погода потеплела - ветер с юго-запада, - и Викторина первый раз вышла. От этого стало немного легче, но судорожный страх перед безработицей, отчаянная погоня за средствами к существованию, щемящая, напряженная тоска глубоко вгрызались в его душу. Если через неделю-другую он не получит работы, им останется только работный дом или - газ! "Лучше газ, - думал Бикет. - Если только она согласится, то и я готов. Осточертело мне все. И в конце концов, что тут такого? Обнять ее - и ничего не страшно!" Но инстинкт подсказывал, что не так-то легко подставить голову под газ, и в понедельник вечером его вдруг осенила мысль: воздушные шары! Как у того вот парня, на Оксфорд-стрит. А почему бы и нет? У него еще хватило бы денег для начала, а никакого разрешения не надо. Его мысли, словно белка в колесе, вертелись в бессонные часы вокруг того огромного неоспоримого преимущества, какое имеют воздушные шары перед всеми прочими предметами торговли. Такого продавца не пропустишь - стоит, и каждый его замечает, все видят яркие шарики, летающие над ним! Правда, насколько он разузнал, прибыль невелика - всего пенни с большого шестипенсового шара и пенни с трех маленьких двухпенсовых шариков. И все-таки живет же тот продавец! Может, он просто прибеднялся перед ним, из страха, что его профессия покажется слишком заманчивой? Стало быть, за мостом; как раз там, где такое движение. Нет, лучше у собора св. Павла! Он приметил там проход, где можно стоять шагах в трех от тротуара - как тот парень на Оксфорд-стрит. Он ничего не скажет малютке, что спит рядом с ним, ни слова, пока не сделает эту ставку. Правда, это значит - рисковать последним шиллингом. Ведь только на прожитие ему надо продать... Ну да, три дюжины больших и четыре дюжины маленьких шаров в день дадут прибыли всего-навсего двадцать шесть шиллингов в неделю, если только тот продавец не наврал ему. Не очень-то поедешь на это в Австралию! И разве это настоящее дело? Викторина здорово огорчится, Но тут уж нечего рассуждать! Надо попробовать, а в свободные часы поискать работы.
    И на следующий день в два часа наш тощий капиталист, с четырьмя дюжинами больших и семью дюжинами маленьких шаров, свернутых на лотке, с двумя шиллингами в кармане и пустым желудком, стал у собора св. Павла. Он медленно надул и перевязал два больших и три маленьких шарика - розовый, зеленый и голубой, и они заколыхались над ним. Ощущая запах резины в носу, выпучив от напряжения глаза, он стал на углу, пропуская поток прохожих. Он радовался, что почти все оборачивались и глядели на него. Но первый, кто с ним заговорил, был полисмен.
    - Тут стоять не полагается, - сказал он.
    Бикет не отвечал, у него пересохло в горле. Он знал, что значит полиция. Может, он не так взялся за дело? Вдруг он всхлипнул и сказал:
    - Дайте попытать счастья, констебль, - дошел до крайности! Если я мешаю, я стану, куда прикажете. Дело для меня новое, а у меня только и есть на свете, что два шиллинга да еще жена.
    Констебль, здоровый дядя, оглядел его с ног до головы.
    - Ну, ладно, посмотрим! Я вас не трону, если никто не станет возражать.
    Во взгляде Бикета была глубокая благодарность.
    - Премного вам обязан, - проговорил он. - Возьмите шарик для дочки, доставьте мне удовольствие.
    - Один я куплю, сделаю вам почин, - сказал полисмен. - Через час я сменяюсь с дежурства, вы приготовьте мне большой, розовый.
    И он отошел. Бикет видел, как он следил за ним. Отодвинувшись к самому краю тротуара, он стоял совершенно неподвижно; его большие глаза заглядывали в лицо каждому прохожему; худые пальцы то и дело перебирали товар. Если бы Викторина его видела! Все в нем взбунтовалось: ей-богу, он вырвется из этой канители, вырвется на солнце, к лучшей жизни, которую стоит назвать жизнью.
    Он уже стоял почти два часа, с непривычки переступая с ноги на ногу, и продал два больших и пять маленьких шаров - шесть пенсов прибыли! - когда Сомс, изменивший дорогу назло этим людям, которые не могли проникнуть дальше Уильяма Гоулдинга, ингерера, прошел мимо него, направляясь на заседание в ОГС. Услышав робкое бормотанье: "Шарики, сэр, высший сорт!" - он обернулся, прервав созерцание собора (многолетняя привычка!), и остановился в совершенном недоумении.
    - Шары? - сказал он. - А на что мне шары?
    Бикет улыбнулся. Между этими зелеными, голубыми и оранжевыми шарами и серой сдержанностью Сойса было такое несоответствие, что даже он его почувствовал.
    - Детишки любят их - никакого весу, сэр, карманный пакетик.
    - Допускаю, - сказал Сомс, - но у меня нет детей.
    - Внуки, сэр!
    - И внуков нет.
    - Простите, сэр.
    Сомс окинул его тем быстрым взглядом, каким обычно определял социальное положение людей. "Жалкая безобидная крыса", - подумал он.
    - Ну-ка, дайте мне две штуки. Сколько с меня?
    - Шиллинг, сэр, и очень вам благодарен.
    - Сдачи не надо, - торопливо бросил Сомс и пошел дальше, сам себе удивляясь. Зачем он купил эти штуки, да еще переплатил вдвое, он и сам не понимал. Он не помнил, чтоб раньше с ним случались такие вещи. Удивительно странно! И вдруг он понял, в чем дело. Этот малый такой смиренный, кроткий, такого надо поддержать в наши дни, когда так вызывающе ведут себя коммунисты. И ведь в конце концов этот бедняга тоже стоит... ну, на стороне капитала, тоже вложил сбережения в эти шарики! Торговля! И снова устремив глаза на собор. Сомс сунул в карман пальто противный на ощупь пакетик. Наверно, кто-нибудь их вынет и будет удивляться - что это на него нашло! Впрочем, у него есть другие заботы!..
    А Бикет смотрел ему вслед в восхищении. Двести пятьдесят процентов прибыли на двух шарах - это дело! Сожаление, что мимо проходит мало женщин, значительно ослабело - в конце концов женщины знают цену деньгам, из них лишнего шиллинга не вытянешь! Вот если бы еще прошел такой вот старый миллионер в блестящем цилиндре!
    В шесть часов, заработав три шиллинга восемь пенсов, из которых ровно половину дал Сомс, Бикет стал присоединять к собственным своим вздохам еще вздохи шаров, из которых он выпускал воздух; развязывая их с трогательной заботой, он смотрел, как его радужные надежды сморщиваются одна за другой, и убирал их в ящичек лотка. Взяв лоток подмышку, он устало поплелся к Блэкфрайерскому мосту. За целый день он может заработать четыре-пять шиллингов. Что же, это как раз не даст им умереть с голоду, а тут, глядишь, что-нибудь и подвернется! Во всяком случае, он сам себе хозяин - ни перед нанимателем, ни перед союзом отчитываться не надо. От этого сознания и оттого, что он с утра ничего не ел, он ощущал какую-то странную легкость внутри.
    "Может, это был какой-нибудь олдермен [15], - подумал он, - говорят, эти олдермены чуть ли не каждый день едят черепаховый суп".
    Около дома он забеспокоился: что ему делать с лотком? Как скрыть от Викторины, что он вступил в ряды "капиталистов" и провел весь день на улице? Вот не повезло: стоит у окна! Придется сделать веселое лицо. И он вошел посвистывая.
    - Что это. Тони? - Она сразу увидела лоток.
    - Ага! Это? О, это замечательная штука! Ты только погляди!
    И, вынув оболочку шара из ящичка, он стал его надувать. Он дул с такой отчаянной силой, с какой никогда еще не дул. Говорят, что эту штуковину можно раздуть до пяти футов в обхвате. Ему почему-то казалось, что если он сумеет это сделать, все уладится. От его усилий шар раздулся так, что заслонил Викторину, заполнил всю комнатку - огромный цветной пузырь. Зажав отверстие двумя пальцами, он поднял его.
    - Гляди, как здорово! Неплохая вещь, и всего шесть пенсов, моя старушка! - и он выглянул из-за шара.
    Господи, да она плачет! Он выпустил из рук проклятую "штуковину"; шар поплыл вниз и стал медленно выпускать воздух, пока маленькой сморщенной тряпочкой не лег на потертый ковер. Бикет обхватил вздрагивающие плечи Викторины, заговорил с отчаянием:
    - Ну, перестань, моя хорошая, ведь это же, как-никак, наш хлеб. Я найду работу - нам бы пока перебиться. Я для тебя и не на такое готов. Ну, успокойся, дай мне лучше чаю - я до того проголодался, пока надувал эти штуки...
    Она перестала плакать и молча смотрела на него - загадочные огромные глаза! О чем-то, видно, думает. Но о чем именно - Бикет не знал. Он ожил от чая и даже стал хвастать своей новой профессией. Теперь он сам себе хозяин! Выходи, когда хочешь, возвращайся, когда хочешь, а то полеживай на кровати рядом с Вик, если неохота вставать. Разве это плохо? И Бикет ощутил в себе что-то настоящее, чисто английское, - почуял ту любовь к свободе, беспечность, неприязнь к регулярной работе, ту склонность к неожиданным приливам энергии и к сонной лени и жажду независимости - словом, то, в чем коренится жизнь всей нации, что породило маленькие лавчонки, мелкую буржуазию, поденных рабочих, бродяг, которые сами себе владыки, сами распределяют свое время и плюют на последствия; что-то, что коренилось в стране, в народе, когда еще не пришли саксы и не принесли свою добросовестность и свое трудолюбие; что-то такое, от чего рождалась вера в разноцветные пузыри, что требовало острых приправ и пряностей, без основного питания. Да, все эти чувства росли в Бикете, пока он уничтожал конченую рыбу, запивая ее крепким горячим чаем. Конечно, он лучше будет продавать шары, чем упаковывать книги, - пусть Вик так и запомнит! А когда она сможет взять работу, они совсем замечательно заживут и, наверно, скоро смогут накопить денег и уехать туда, где водятся синие бабочки. И он рассказал ей о Сомсе. Еще несколько таких бездетных олдерменов - ну, скажем, хоть два в день, - вот тебе и пятнадцать монет в неделю, кроме законной прибыли. Да ведь тогда они через год скопят всю сумму! А стоит им уехать отсюда, и Вик станет круглеть, как этот шар; наверно, станет вдвое толще, а щеки у нее будут такие розовые, такие яркие - куда там этим красным и оранжевым шарам! Бикет вдохновлялся все больше и больше. А маленькая его жена смотрела на него своими огромными глазами и молчала. Но плакать она перестала: ни слезами, ни упреками она не стала охлаждать пыл бедного продавца воздушных шаров.
   
   
    XII
    ЦИФРЫ И ФАКТЫ
   
    Кроме старого лорда Фонтеноя, блиставшего своим отсутствием, как блистал, бывало, своим присутствием, правление собралось в полном составе. Заметив, что "этот тип", Элдерсон, как-то особенно лебезит. Сомс приготовился к неприятностям. Цифры лежали перед ним - довольно бесцветные данные о состоянии дел, которые были бы приемлемы только в том случае, если бы в ближайшие полгода положение с валютой не изменилось. Отношение иностранных контрактов к отечественным определялось как 2:7. Германия, контракты которой составляли главную массу иностранных дел, попала, как заметил Сомс, в категорию лишь наполовину разоренных стран. Итоги были выведены достаточно осторожно.
    Пока члены правления в полном молчании переваривали цифры, Сомс яснее, чем когда-либо, видел, в какой он попал переплет. Конечно, эти цифры вряд ли могут оправдать задержку дивидендов, полученных от операций прошлого года. Но предположим, что на континенте опять произойдет катастрофа и им придется отвечать по всем их иностранным контрактам? Ведь это поглотит все прибыли дел отечественных, а может, и больше. И потом еще эта неприязнь по отношению к самому Элдерсону - неизвестно, на чем она основана: то ли интуиция, то ли просто блажь.
    - Ну, вот и цифры, мистер Форсайт, - заговорил председатель. - Вы удовлетворены?
    Сомс взглянул на него; он принял твердое решение.
    - Я соглашусь на выплату дивидендов этого года с условием, что мы на будущее время решительно и категорически откажемся от этих иностранных дел.
    Взгляд директора-распорядителя, пронзительный и холодный, остановился на нем и потом обратился на председателя.
    - Это пахнет паникой, - проговорил он, - иностранные дела дали нам добрую треть доходов этого года.
    Прежде чем ответить, председатель посмотрел на выражение лица каждого из членов правления.
    - В настоящий момент положение за границей не дает никаких оснований бить тревогу, мистер Форсайт. Я согласен, что нам надо внимательно следить за ним...
    - Вы не имеете возможности это делать, - прервал Сомс. - Прошло четыре года со дня заключения мира, и мы знаем не больше, чем тогда. Если бы я знал, что Общество имеет отношение к этим делам, я никогда не вошел бы в правление. Надо это прекратить.
    - Довольно резкое мнение. И, пожалуй, трудно будет сейчас что-нибудь решить.
    Ропот одобрения, чуть ироническая улыбка на губах "этого типа" еще больше укрепили упорство Сомса.
    - Отлично! Если вы не согласны объявить пайщикам, что мы прекращаем всякие дела с заграницей, я выхожу из правления. Я должен иметь полную возможность поднять этот вопрос на общем собрании.
    Он заметил беспокойный косой взгляд директора-распорядителя. Ага, попал не в бровь, а в глаз!
    Председатель заговорил:
    - Вы приставили нам револьвер к виску.
    - Я отвечаю перед пайщиками, - ответил Сомс, - и я выполню свой долг по отношению к ним.
    - Мы все ответственны, мистер Форсайт, и я надеюсь, что все мы исполним свой долг.
    - Отчего бы не ограничить иностранные контракты малыми странами? Их валюта достаточно устойчива.
    "Старый Монт" со своим драгоценным "рингом"!
    - Нет, - отрезал Сомс, - надо вернуться к надежным делам.
    - Гордое одиночество, Форсайт, а?
    - Вмешиваться можно было во время войны, а в мирное время, будь то в политике или в делах, это полувмешательство ни к чему не ведет. Мы не можем контролировать положение дел за границей.
    Он посмотрел на окружающих и сразу увидел, что этими словами он задел какую-то струну. "Кажется, пройдет!" - подумал он.
    - Я буду очень рад, господин председатель, - заговорил директор-распорядитель, - если вы мне разрешите сказать несколько слов. Дело было начато по моей инициативе, и я могу утверждать, как я полагаю, что до сих пор оно принесло Обществу значительную выгоду. Но если один из членов правления столь резко возражает против этих дел, я, разумеется, не буду настаивать, чтобы правление продолжало вести их. Время сейчас действительно ненадежное, и, конечно, мы несколько рискуем, даже при столь осторожных оценках, как у нас.
    "Что такое? - подумал Сомс. - Куда он гнет?"
    - Это очень благородно с вашей стороны, Элдерсон. Господин председатель, я полагаю, что мы можем отметить, как это благородно со стороны нашего директора-распорядителя.
    Ага, эта старая мямля! "Благородно"! Старая баба!
    Резкий голос председателя нарушил молчание:
    - Речь идет об очень серьезном вопросе, о всей нашей политике. Я считал бы необходимым присутствие лорда Фонтеноя.
    - Если вы хотите, чтобы я подписал отчет, - резко сказал Сомс, - то решение надо принять сегодня. Я остаюсь при своем убеждении. А вы поступайте, как вам будет угодно.
    Он бросил последнюю фразу из сочувствия к остальным - все-таки неприятно, когда вас к чему-то принуждают! Наступило минутное молчание, и тотчас все стали обсуждать вопрос с тем намеренным многословием, которым пытаются смягчить уже навязанное решение.
    Прошло четверть часа, прежде чем председатель объявил:
    - Итак, мы постановили, господа, объявить в отчете, что ввиду неустойчивого положения на континенте мы пока прекращаем страхование иностранных контрактов.
    Сомс победил. Он вышел из зала успокоенный, но растерянный.
    Да, он выдержал характер; их уважение к нему явно возросло; их приязнь - если она вообще существовала - явно уменьшилась. Но почему Элдерсон так изворачивался? Сомс вспомнил беспокойный косой взгляд стальных глаз директора при намеке на то, что вопрос будет поднят на общем собрании.
    Это его задело! Но почему? Неужели он подделал цифры? Не может быть! Слишком трудно было бы обмануть бухгалтеров. Если Сомс кому-нибудь верил, так это бухгалтерам. Сэндис и Дживон - неподкупные люди. Нет, не то! Он поднял глаза. Купол св. Павла уже призрачно затуманился на вечереющем небе - и ничего ему не посоветовал. Сомсу мучительно хотелось с кем-нибудь поговорить, но никого не было; и он пошел быстрее среди торопливой толпы. Засунув руку глубоко в карман, он вдруг нащупал что-то постороннее, липкое. "Боже! - подумал он, - эта ерунда! Бросить их в водосток? Вот будь у них ребенок, было бы кому отнести шары. Надо заставить Аннет поговорить с Флер". Он знал по собственному давнишнему опыту, к чему приводят скверные привычки. А почему бы ему самому не поговорить с ней? Сегодня он там ночует. Но тут его охватило такое-то беспомощное сознание своего неведения - Эта нынешняя молодежь! О чем они, в сущности, думают, что чувствуют? Неужели "Старый Монт" прав? Неужели они не интересуются ничем, кроме настоящего момента, неужели они не верят в прогресс, в продолжение рода? Правда, Европа в тупике. Но разве не то же было после наполеоновских войн? Он не мог помнить своего деда, "Гордого Доссета": старик умер за пять лет до его рождения. Но он отлично помнил, как тетя Энн, родившаяся в 1799 году, часто рассказывала об "этом ужасном Бонапарте - мы звали его Бонапартишкой, мой милый", о том, как ее отец получал от восьми до десяти процентов дохода; и какое впечатление "эти чартисты" произвели на теток Джулию и Эстер, - а ведь это было много позднее. И все же, несмотря на это, вспомните эпоху Виктории! Золотой век, когда стоило собирать вещи, заводить детей. А почему бы не начать снова? Консоли поднимаются непрестанно с тех пор, как умер Тимоти. Даже если и рай и ад отменены, нет оснований не жить, как прежде. Ведь ни один из его дядей не верил ни в рай, ни в ад - однако они разбогатели, все имели семьи, кроме Тимоти и Суизина. Нет! Рай и ад ни при чем! В чем же тогда перемена, если только она действительно существует? И вдруг Сомсу стало ясно, в чем дело. Эти, нынешние, все слишком много говорят; слишком много и слишком быстро! У них от этого скоро пропадет интерес ко всему на свете. Они высасывают жизнь и бросают кожуру, и... кстати, надо непременно купить эту картину Джорджа!.. Неужели молодежь умнее его поколения? А если так, то чем это объяснить? Может быть, их питанием? Этот салат из омаров, которым Флер накормила его в воскресенье! Он съел его - ужасная гадость! Но от этого не стал разговорчивее. Нет! Наверное, дело не в питании. И потом вообще - ум! Да где же теперь такие умы, которые могут сравниться с викторианцами - с Дарвином, Гексли, Диккенсом, Дизраэли, даже со стариком Гладстоном? Да он сам еще помнил судей и адвокатов, которые казались гигантами по сравнению с нынешними; так же как он помнил, что его отцу Джемсу судьи, которых он знал в молодости, казались гигантами по сравнению с современниками Сомса. Если судить по этому, ум постепенно вырождается. Нет, здесь что-то другое. Сейчас в моде такая штука, называемая психоанализом, по которой выходит, что поступки людей зависят не от того, что они ели за завтраком или с какой ноги встали с постели, как считалось в доброе старое время, а от какого-то потрясения, испытанного в далеком прошлом и абсолютно забытого. Подсознание? Выдумки! Выдумки - и микробы! Просто у этого поколения пищеварение скверное. Его отец и его дядя вечно жаловались на печень, но никогда с ними ничего не случалось и никогда им не были нужны все эти витамины, искусственные зубы, психотерапия, газеты, психоанализ, спиритизм, ограничение рождаемости, остеопатия, радиовещание и прочее. "Машины! - подумал Сомс. - Вот в чем, вероятно, дело!" Как можно во что-нибудь верить, когда все так вертится? Да тут и цыплят не пересчитать - так они бегут! Но у Флер умная головка! "Да, - подумал он, - и французские зубы - все может разгрызть. Два года! Надо поговорить с ней, пока эта привычка не укоренилась. Ее мать так не медлила!" И, увидев перед собой подъезд "Клуба знатоков", он вошел.
    Швейцар вышел ему навстречу. Какой-то джентльмен ждет Сомса.
    - Какой джентльмен? - покосился Сомс.
    - Кажется, ваш племянник, сэр, мистер Вэл Дарти.
    - Вэл Дарти? Гм! Где он?
    - В маленькой гостиной, сэр.
    Маленькая гостиная - единственная комната клуба, в которую допускались те, кто не состоял в нем членом, - была расположена в конце коридора и обставлена довольно убого, как будто клуб говорил: "Видите, что значит не принадлежать к числу моих членов". Сомс зашел туда. Вэл Дарти курил папиросу и, видимо, был поглощен созерцанием единственного интересного предмета в комнате - своего собственного отражения в зеркале над камином.
    Сомс всегда встречал племянника, ожидая, что тот скажет: "Знаете, дядя Сомс, я разорен в пух и прах". Разводит скаковых лошадей! Это к добру не приведет!
    - Ну, как поживаешь? - сказал Сомс.
    Лицо в зеркале повернулось - и там отразился рыжеватый стриженый затылок.
    - Ничего, живем, спасибо! А вы отлично выглядите, дядя Сомс. Я пришел спросить - неужели мне надо принять этих кляч старого Джорджа Форсайта? Они ни к черту не годятся.
    - Дареному коню в зубы смотреть? - сказал Сомс.
    - Конечно, - проговорил Вэл, - но они до того плохи! Пока я заплачу налог, пошлю их на продажу и продам, они не будут стоить и шести пенсов. Одна из них падает, только поглядишь на нее. А две другие - с запалом. Несчастный старикан держал их просто потому, что никак не мог с ними развязаться. Им по пятьсот лет.
    - А я думал, ты любишь лошадей, - сказал Сомс. - Разве ты не можешь их пустить на выпас?
    - Н-да, - сухо сказал Вэл, - но мне ведь надо зарабатывать себе на жизнь. Я даже жене ничего не сказал - побоялся, что она посоветует принять. Я боюсь, что если я их продам, они мне будут сниться. Они годятся только на живодерню. Нельзя ли мне написать душеприказчикам и сказать, что я не настолько богат, чтобы взять их?
    - Можно, - сказал Сомс, и слова: "Как поживает твоя жена?" - так и не сошли с его губ. Она была дочерью его врага, молодого Джолиона. Этот человек умер, но факт оставался фактом.
    - Ладно, так и сделаю, - сказал Вэл. - Как сошли похороны?
    - Очень просто - я и не вмешивался.
    Дни парадных похорон прошли. Ни цветов, ни лошадей, ни султанов из перьев - моторный катафалк, несколько автомобилей - вот и весь почет, какой ныне оказывают покойникам. Тоже знамение времени!
    - Я сегодня ночую на Грин-стрит, - сказал Вэл. - Кажется, вы не там остановились, правда?
    - Нет, - сказал Сомс и не мог не заметить, как на лице племянника отразилось облегчение.
    - Да, кстати, дядя Сомс, вы мне советуете купить акции ОГС?
    - Наоборот. Я собираюсь посоветовать твоей матери продать их. Скажи ей, что я завтра зайду.
    - Почему? А я думал...
    - Есть причины, - отрезал Сомс.
    - Ну ладно, пока!
    Сомс холодно пожал племяннику руку, посмотрел ему вслед.
    "Пока!" - выражение, укоренившееся после бурской войны; Сомс никак не мог к нему привыкнуть, совершенно бессмысленное слово! Он пошел в читальню. "Знатоки" стояли и сидели за столами, но Сомс - самый необщительный человек на свете - предпочел одиночество в глубокой нише окна. Он сидел там, потирая ноготь указательного пальца другим пальцем, и разжевывал смысл жизни. В конце концов, в чем же ее сущность? Вот был Джордж. Ему легко жилось - он никогда не работал! А вот он сам работает всю жизнь. И все равно рано или поздно его похоронят, да еще, чего доброго, на моторном катафалке. Взять его зятя - молодого Монта: вечно болтает бог знает о чем; и взять этого тощего парня, который продал ему шары нынче днем. И старый Фонтеной, и лакей, вон там у стола, все - и работающие и безработные, члены парламента и священники на кафедрах - к чему все это? В Мейплдерхеме был старый садовник, который изо дня в день подстригал лужайки; если бы он бросил работать - во что превратились бы лужайки? Так и жизнь - садовник, подравнивающий лужайки. Другая жизнь - нет, он в нее не верил, но если даже принять эту возможность - наверно, там то же самое. Стричь лужайки, чтобы все шло гладко! А какой смысл? И, поймав себя на таких пессимистических мыслях, он встал. Лучше пойти к Флер - там ведь надо переодеваться к обеду. Он признавал, что в переодевании к обеду есть какой-то смысл, но в общем - это все вроде стрижки лужаек; снова зарастет, снова надо переодеваться. И так без конца! Вечно делать одно и то же, чтобы держаться на каком-то уровне. А к чему?
    Подходя к Саут-сквер, он налетел на какого-то молодого человека: повернув голову, тот как будто смотрел кому-то вслед. Сомс остановился, не зная, извиниться ли ему или ждать извинений.
    Молодой человек отрывисто бросил: "Виноват, сэр", - и прошел дальше - смуглый, стройный человек; и какой голодный взгляд - только, видно, голод не тот, что связан с желудком. Буркнув: "Ничего", - Сомс тоже прошел дальше и позвонил у двери дочери. Она сама ему открыла. На ней была шапочка и меховая шубка: значит, она только что пришла. Сомс вспомнил молодого человека. Может быть, он провожал Флер? Какое у нее прелестное лицо! Обязательно надо с ней поговорить. Если только она начнет бегать...
...
Страницы: [0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58] [59] [60] [61] [62] [63] [64] [65] [66] [67] [68] [69] [70] [71] [72] [73] [74] [75] [76] [77] [78]  [79] [80] [81] [82] [83] [84] [85] [86] [87] [88] [89] [90] [91] [92] [93] [94] [95] [96] [97] [98] [99] [100] [101] [102] [103] [104] [105] [106] [107] [108] [109] [110] [111] [112] [113] [114] [115] [116] [117] [118] [119] [120] [121] [122] [123] [124] [125] [126] [127] [128] [129] [130] [131] [132] [133] [134] [135] [136] [137] [138]

Обратная связь Главная страница

Copyright © 2010.
ЗАО АСУ-Импульс.

Пишите нам по адресу : info@e-kniga.ru