Петр Иваныч, тихонько от жены, махнул ему рукой, чтобы он не ссылался на него и молчал, но Александр не заметил.
- А может быть, вы не нравитесь ей? - говорила Лизавета Александровна, - может быть, она любить вас не может - что вы на это скажете?
- Дядюшка, что бы сказать? Вы лучше меня говорите... Да вот я приведу ваши же слова, - продолжал он, не замечая, что дядя вертелся на своем месте и значительно кашлял, чтоб замять эту речь, - женишься по любви, - говорил Александр, - любовь пройдет, и будешь жить привычкой; женишься не по любви - и придешь к тому же результату: привыкнешь к жене. Любовь любовью, а женитьба женитьбой; эти две вещи не всегда сходятся, а лучше, когда не сходятся... Не правда ли, дядюшка? ведь вы так учили...
Московская типография «Буки Веди» осуществляет
печать книг как малыми тиражами до 1000 экземпляров, так и большими – более 1000 экземпляров. Типография оказывает услуги печати книг в мягком переплете, печать брошюр на скобе, услуги верстки и дизайна, услуги корректора и наборщика текстов. Для авторов типография готова оказать полный комплекс услуг по изданию и регистрации книг с присвоением номеров ISBN, УДК, ББК и авторского знака.
Он взглянул на Петра Иваныча и вдруг остановился, видя, что дядя глядит на него свирепо. Он с разинутым ртом, в недоумении, поглядел на тетку, потом опять на дядю и замолчал. Лизавета Александровна задумчиво покачала головой.
- Ну, так ты женишься? - сказал Петр Иваныч. - Вот теперь пора, с богом! А то хотел было в двадцать три года.
- Молодость, дядюшка, молодость!
- То-то молодость.
Александр задумался и потом улыбнулся.
- Что ты? - спросил Петр Иваныч.
- Так: мне пришла в голову одна несообразность...
- Какая?
- Когда я любил... - отвечал Александр в раздумье, - тогда женитьба не давалась...
- А теперь женишься, да любовь не дается, - прибавил дядя, и оба они засмеялись.
- Из этого следует, дядюшка, что вы правы, полагая привычку главным...
Петр Иваныч опять сделал ему зверское лицо. Александр замолчал, не зная, что подумать.
- Женишься на тридцать пятом году, - говорил Петр Иваныч, - это в порядке. А помнишь, как ты тут бесновался в конвульсиях, кричал, что тебя возмущают неравные браки, что невесту влекут как жертву, убранную цветами и алмазами, и толкают в объятия пожилого человека, большею частью некрасивого, с лысиной. Покажи-ка голову.
- Молодость, молодость, дядюшка! Не понимал сущности дела, - говорил Александр, заглаживая рукой волосы.
- Сущность дела, - продолжал Петр Иваныч. - А бывало, помнишь, как ты был влюблен в эту, как ее... Наташу, что ли? "Бешеная ревность, порывы, небесное блаженство"... куда все это девалось?..
- Ну, ну, дядюшка, полноте! - говорил Александр, краснея.
- Где "колоссальная страсть, слезы"?..
- Дядюшка!
- Что? Полно предаваться "искренним излияниям", полно рвать желтые цветы! "Одиночество наскучило"...
- О, если так, дядюшка, я докажу, что не я один любил, бесновался, ревновал, плакал... позвольте, позвольте, у меня имеется письменный документ...
Он вынул из кармана бумажник и, порывшись довольно долго в бумагах, вытащил какой-то ветхий, почти развалившийся и пожелтевший листок бумаги.
- Вот, ma tante, - сказал он, - доказательство, что дядюшка не всегда был такой рассудительный, насмешливый и положительный человек. И он ведал искренние излияния и передавал их не на гербовой бумаге, и притом особыми чернилами. Четыре года таскал я этот лоскуток с собой и все ждал случая уличить дядюшку. Я было и забыл о нем, да вы же сами напомнили.
- Что за вздор? Я ничего не понимаю, - сказал Петр Иваныч, глядя на лоскуток.
- А вот, вглядитесь.
Александр поднес бумажку к глазам дяди. Вдруг лицо Петра Иваныча потемнело.
- Отдай! отдай, Александр! - закричал он торопливо и хотел схватить лоскуток. Но Александр проворно отдернул руку. Лизавета Александровна с любопытством смотрела на них.
- Нет, дядюшка, не отдам, - говорил Александр, - пока не сознаетесь здесь, при тетушке, что и вы когда-то любили, как я, как все... Или иначе этот документ передается в ее руки, в вечный упрек вам.
- Варвар! - закричал Петр Иваныч, - что ты делаешь со мной?
- Вы не хотите?
- Ну, ну: любил. Подай.
- Нет, позвольте, что вы бесновались, ревновали?
- Ну, ревновал, бесновался... - говорил, морщась, Петр Иваныч.
- Плакали?
- Нет, не плакал.
- Неправда! я слышал от тетушки: признавайтесь.
- Язык не ворочается, Александр: вот разве теперь заплачу.
- Ma tante! извольте документ.
- Покажите, что это такое? - спросила она, протягивая руку.
- Плакал, плакал! Подай! - отчаянно возопил Петр Иваныч.
- Над озером?
- Над озером.
- И рвали желтые цветы?
- Рвал. Ну тебя совсем! Подай!
- Нет, не все: дайте честное слово, что вы предадите вечному забвению мои глупости и перестанете колоть мне ими глаза.
- Честное слово.
Александр отдал лоскуток. Петр Иваныч схватил его, зажег спичку и тут же сжег бумажку.
- Скажите мне, по крайней мере, что это такое? - спросила Лизавета Александровна.
- Нет, милая, этого и на Страшном суде не скажу, - отвечал Петр Иваныч. - Да неужели я писал это? Быть не может...
- Вы, дядюшка! - перебил Александр. - Я, пожалуй, скажу, что тут написано: я наизусть знаю: "Ангел, обожаемая мною..."
- Александр! Навек поссоримся! - закричал Петр Иваныч сердито.
- Краснеют, как преступления - и чего! - сказала Лизавета Александровна, - первой, нежной любви. Она пожала плечами и отвернулась от них.
- В этой любви так много... глупого, - сказал Петр Иваныч мягко, вкрадчиво. - Вот у нас с тобой и помину не было об искренних излияниях, о цветах, о прогулках при луне... а ведь ты любишь же меня...
- Да, я очень... привыкла к тебе, - рассеянно отвечала Лизавета Александровна.
Петр Иваныч начал в задумчивости гладить бакенбарды.
- Что, дядюшка, - спросил Александр шепотом, - это так и надо?
Петр Иваныч мигнул ему, как будто говоря: "Молчи".
- Петру Иванычу простительно так думать и поступать, - сказала Лизавета Александровна, - он давно такой, и никто, я думаю, не знал его другим; а от вас, Александр, я не ожидала этой перемены...
Она вздохнула.
- О чем вы вздохнули, ma tante? - спросил он.
- О прежнем Александре, - отвечала она.
- Неужели вы желали бы, ma tante, чтоб я остался таким, каким был лет десять назад? - возразил Александр. - Дядюшка правду говорит, что эта глупая мечтательность...
Лицо Петра Иваныча начало свирепеть. Александр замолчал.
- Нет, не таким, - отвечала Лвзавета Александровна, - как десять лет, а как четыре года назад: помните, какое письмо вы написали ко мне из деревни? Как вы хороши были там!
- Я, кажется, тоже мечтал там, - сказал Александр.
- Нет, не мечтали. Там вы поняли, растолковали себе жизнь; там вы были прекрасны, благородны, умны... Зачем не остались такими? Зачем это было только на словах, на бумаге, а не на деле? Это прекрасное мелькнуло, как солнце из-за туч - на одну минуту...
- Вы хотите сказать, ma tante, что теперь я... не умен и... не благороден...
- Боже сохрани! нет! Но теперь вы умны и благородны... по-другому, не по-моему...
- Что делать, ma tante? - сказал с громким вздохом Александр, - век такой. Я иду наравне с веком: нельзя же отставать! Вот я сошлюсь на дядюшку, приведу его слова...
- Александр! - свирепо сказал Петр Иваныч, - пойдем на минуту ко мне в кабинет: мне нужно сказать тебе одно слово.
Они пришли в кабинет.
- Что это за страсть пришла тебе сегодня ссылаться на меня? - сказал Петр Иваныч. - Ты видишь, в каком положении жена?
- Что такое? - с испугом спросил Александр.
- Ты ничего не замечаешь? А то, что я бросаю службу, дела - все и еду с ней в Италию.
- Что вы, дядюшка! - в изумлении воскликнул Александр, - ведь вам нынешний год следует в тайные советники...
- Да видишь: тайная советница-то плоха... Он раза три задумчиво прошелся взад и вперед по комнате.
- Нет, - сказал он, - моя карьера кончена! Дело сделано: судьба не велит идти дальше... пусть! - Он махнул рукой.
- Поговорим лучше о тебе, - сказал он, - ты, кажется, идешь по моим следам...
- Приятно бы, дядюшка! - прибавил Александр.
- Да! - продолжал Петр Иваныч, - в тридцать с небольшим лет - коллежский советник, хорошее казенное содержание, посторонними трудами зарабатываешь много денег, да еще вовремя женишься на богатой... Да, Адуевы делают свое дело! Ты весь в меня, только недостает боли в пояснице...
- Да уж иногда колет... - сказал Александр, дотронувшись до спины.
- Все это прекрасно, разумеется, кроме боли в пояснице, - продолжал Петр Иваныч, - я признаюсь, не думал, чтоб из тебя вышло что-нибудь путное, когда ты приехал сюда. Ты все забирал себе в голову замогильные вопросы, улетал в небеса... но все прошло - и слава богу! Я сказал бы тебе: продолжай идти во всем по моим следам, только...
- Только что, дядюшка?
- Так... я хотел бы тебе дать несколько советов... насчет будущей твоей жены...
- Что такое? это любопытно.
- Да нет! - продолжал Петр Иваныч, помолчав, - боюсь, как бы хуже не наделать. Делай, как знаешь сам: авось догадаешься... Поговорим лучше о твоей женитьбе. Говорят, у твоей невесты двести тысяч приданого - правда ли?
- Да, двести отец дает, да сто от матери осталось.
- Так это триста! - закричал Петр Иваныч почти с испугом.
- Да еще он сегодня сказал, что все свои пятьсот душ отдает нам теперь же в полное распоряжение, с тем чтоб выплачивать ему восемь тысяч ежегодно. Жить будем вместе.
Петр Иваныч вскочил с кресел с несвойственною ему живостью.
- Постой, постой! - сказал он, - ты оглушил меня: так ли я слышал? повтори, сколько?
- Пятьсот душ и триста тысяч денег... - повторил Александр.
- Ты... не шутишь?
- Какие шутки, дядюшка?
- И имение... не заложено? - спросил Петр Иваныч тихо, не двигаясь с места.
- Нет.
Дядя, скрестив руки на груди, смотрел несколько минут с уважением на племянника.
- И карьера и фортуна! - говорил он почти про себя, любуясь им. - И какая фортуна! И вдруг! все! все!.. Александр! - гордо, торжественно прибавил он, - ты моя кровь, ты - Адуев! Так и быть, обними меня!
И они обнялись.
- Это в первый раз, дядюшка! - сказал Александр.
- И в последний! - отвечал Петр Иваныч, - это необыкновенный случай. Ну, неужели тебе и теперь не нужно презренного металла? Обратись же ко мне хоть однажды.
- Ах! нужно, дядюшка: издержек множество. Если вы можете дать десять, пятнадцать тысяч...
- Насилу, в первый раз! - провозгласил Петр Иваныч.
- И в последний, дядюшка: это необыкновенный случай! - сказал Александр.
Примечание: произведение было вычитано по изданию: "Собрание сочинений в четырех томах. Том 1.", "Правда", г. Москва, 1981 г.
