Обратная связь Главная страница

Раздел ON-LINE >>
Информация о создателях >>
Услуги >>
Заказ >>
Главная страница >>

Алфавитный список  авторов >>
Алфавитный список  произведений >>

Почтовая    рассылка
Анонсы поступлений и новости сайта
Счетчики и каталоги


Информация и отзывы о компаниях
Цены и качество товаров и услуг в РФ


Раздел: On-line
Автор: Абрамов Федор Александрович
Название:  "Пряслины. Братья и сестры."
Страницы:[0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9]  [10] [11] [12] [13] [14] 

   - Семь.
   - Вот видишь, а я и зимы не ходила. Только и знаю, что парторг рассказывал...
   - А у вас и парторг есть? - спросила Анфиса.
   - Как не быть. Есть.
   - А я до войны и на собранье-то не бывала, - простодушно призналась молодуха и поглядела на все своими ласковыми глазами. - Муж, бывало: "Пойдем да пойдем, Катерина. Вдвоем хоть сидеть веселее". - Она вся так и просияла, когда заговорила о муже.
   
   Интернет-магазин: продажа керамической плитки из Испании. А также в интернет-магазине широкий ассортимент керамогранита, мозаики и ступеней.
   
   У Анфисы что-то вроде зависти шевельнулось в груди.
   - А я ему говорю: незачем, - продолжала Катерина. - Ты штаны просиживаешь, да я начну сарафаны тереть - какое житье будет?.. А тут вот повадилась... А и с чего и началось-то? Украл у нас бригадир мешок жита. Ну пришла я на собрание, отвела душеньку. Честила на чем свет стоит. Да с тех пор - как болезнь пристала, ни одного собранья не пропускаю. А тут как-то слышу, бабы говорят: "Катерина у нас актив"... А я-то, дура, и не заметила, как активом стала.
   - У меня со старухой тоже прения вышла, - заулыбался Демьян, поглаживая черную как смоль бороду. - Бедовая у меня старуха! Чего, говорит, людей-то смешишь, старый черт? Портфельщиком захотел? Аль на старости лет хвосты у кобыл крутить разучился? Конюхом я с тридцатого... - пояснил Демьян и как-то виновато улыбнулся, словно извиняясь за неприличное поведение своей жены. - Не в том, говорю, гвоздь, ученый-неученый. Я, говорю, историю-то партии, знаешь, всю пешком прошагал. А сейчас, говорю, другую тропу топтать совесть не дозволяет. Видала, говорю, что в лесу в бурю делается? Какой лес редкий - страшно взглянуть: лом один остается. А в котором дерево к дереву прижато, тому никакая буря не страшна. А что, спрошу вас, - обратился Демьян к своим товарищам, и взгляд его стал серьезен, - все красавцы в том лесу? Да нет! Иное дерево под свет попало, вымахало - куда там. А иное дерево всю жизнь в сырости, в тени, так - сук на суку, и вся цена-то ему, что на дрова. А ведь дело свое делает. Без него всему лесу беда. Вот как я понимаю!
   - Все это правильно, - неожиданно заговорила старая женщина в черном. - У меня три сына на войне погибли. И все три - коммунисты. А чьим молоком вскормлены? Я хоть и не замена им, а все-таки и мои старые руки помехой не будут.
   Стало тихо. Все чувствовали себя так, словно наговорили лишнего. С улицы в раскрытое настежь окно донесся захлебывающийся от радости мальчишеский голос: "Ванька! Сегодня военное кино. Пойдешь?"
   Из дверей кабинета Новожилова вышла секретарша:
   - Товарищ Пименова, пожалуйте. Старая женщина в черном встала и прямой, твердой походкой направилась к кабинету секретаря.
   - Кто это? - шепотом спросила Анфиса у Демьяна.
   - Учительница здешняя.
   Вышла она минут через десять. Всем хотелось узнать, о чем там спрашивают. Но никто не решился обратиться к ней, А она все той же прямой, твердой походкой, высоко неся седую голову, прошла к выходу.
   Потом вызывали остальных. Рыжая с челкой девушка не вышла, а выбежала из кабинета. Круглое, и без того румяное, лицо ее полыхало. Она прислонилась спиной к дверям кабинета, прижала руки к груди, но, встретившись глазами с Анфисой, нахмурилась, выпрямилась и важной, будто сразу повзрослевшей походкой двинулась к двери.
   Анфиса еще долго слышала, как бойко выстукивали ее каблучки по лестнице, а затем по деревянной мостовой.
   Ее принимали последней. В светлом, просторном кабинете секретаря, за длинным столом, покрытым красным сукном, сидело человек пять мужчин.
   Новожилов, широко улыбаясь всем своим полным, нездоровым лицом, встал из-за стола и пошел ей навстречу:
   - Вот еще одна именинница! Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Минина.
   Он крепко пожал ей руку своей большой мягкой рукой, усадил в кожаное кресло и, садясь за стол, сказал:
   - Редкая вы у нас гостья. Иной председатель не одни сапоги в райком стопчет, а вы нет, не жалуете.
   - Да и вы у нас не частый гость, - в тон, шутливо ответила Анфиса.
   Члены бюро весело переглянулись:
   - Ого! Сразу с критики! Знай наших!
   - Еще неизвестно, кто кому прием устроит. Видал, Федулов?
   Федулов, занятый просмотром бумаг, приподнял лысеющую, гладко зализанную голову, кольнул Анфису подслеповатыми глазами из-под пенсне, пожевал бескровными губами и снова с озабоченным видом уткнулся в бумаги.
   Доброжелательность членов бюро ободрила Анфису.
   - Так вот, товарищи, - заговорил Новожилов, - принимаем в кандидаты партии Минину Анфису Петровну. Документы в порядке. Биографию заслушаем?
   Начальник милиции, тучный мужчина с остриженной ежиком седой головой, со скрипом расправляя перекрещенные желтыми ремнями плечи, добродушно сказал:
   - Надо познакомиться.
   "Вот оно, началось", - внутренне содрогнулась Анфиса и невольно опустила голову.
   - Одну минуточку, товарищи... - Федулов встал, снял пенсне, осторожно подул на стекляшки. - У меня тут факты... Не успел вас предупредить. Судом пахнет...
   - Что такое? - жестко спросил Новожилов.
   Анфиса, бледная как полотно, с трудом подняла голову, растерянно посмотрела на Новожилова, на членов бюро: что он говорит, не ослышалась ли она?
   Федулов не спеша протер носовым платком стекляшки и так же не спеша водрузил их на своем костлявом носу:
   - Дело знакомое. Разбазаривание колхозных земель.
   - Земель? Какие земли? - глухо пробормотала Анфиса.
   - У товарищ Мининой, - снисходительно усмехнулся Федулов, - видно, память коротка. Позвольте напомнить? - услужливо обратился он к Новожилову.
   - Говори.
   Подслеповатые глазки Федулова отвердели:
   - Товарищи, я располагаю проверенными данными. Товарищ Минина без ведома района - да что там района, хоть бы с правлением согласовала, - отвалила Фролову ни много ни мало тридцать пять гектаров. На-ка, дорогой соседушка, покушай. Недурной подарочек, а? За что мы критиковали Лихачева, Минина? Помнишь? За это самое, за самоуправство, за партизанщину! А ты прямехонько по его следочкам... Не годится!
   Федулов откашлялся, обвел присутствующих своим строгим, взыскующим взглядом.
   - Мы должны, товарищи, решительно осудить эту порочную практику разбазаривания колхозных земель. На печальном примере товарищ Мининой мы должны показать...
   - Постой, постой, Федулов, - поморщился Новожилов. - Ты вот всегда взвиваешься... Было это, Минина?
   - Члены бюро могут не сомневаться. Я звонил Фролову - подтвердил.
   - Дай ты ей сказать! - с раздражением выкрикнул председатель райпотребсоюза. - Здесь не суд, а бюро райкома.
   - Вот именно, - поддержал его начальник милиции.
   - Было это, Минина? - снова спросил Новожилов.
   Анфиса, оглушенная этим неожиданным страшным обвинением, сидела, не смея поднять глаз, растерянно кусая побелевшие губы. Как она тогда радовалась, бог ты мой. Думала - выкрутилась. А тут, выходит, она же еще и виновата. Ну что она такого сделала? С дальними сенокосами чистое мучение и до войны было. Разбросаны по всем речонкам и ручейкам. Из-за какого-нибудь десятка возов приходится тащиться за тридцать верст от дома. Косили до самого снега, и все равно где-нибудь да оставалось. Ну а теперь, во время войны, - хоть караул кричи. Народу нет, как тут успеть? И вот подал ей Степан Андреянович мысль: а что бы поменяться пожнями с "Красным партизаном"? Им отдать наш участок в Росохах, а они нам - свои сена на Верхней Синельге. Анфиса ухватилась за эту мысль: обоим выгодно. У "Красного партизана" основные сенокосы по Росохам, у "Нового пути" - по Синельге. К тому же и участки-то почти одинаковы. Фролов, тот обрадовался, да еще сказал: "Давно бы так, дуракам, надо, а то меряем без толку дороги". А может, и нельзя было это делать? Не по закону? - подумала вдруг Анфиса.
   И когда Новожилов третий раз повторил свои вопрос, она односложно ответила:
   - Было... - Потом, помедлив, добавила: - Только это не для себя... И Лукашин знает.
   - При чем тут Лукашин, товарищ Минина? - болезненно скривился Федулов. - Чего же от фронтовика, да еще инвалида, требовать? Помогает, и на том спасибо.
   - Ну хорошо, - твердо сказал Новожилов - С этим мы разберемся. У тебя все, Федулов?
   - Нет, не все. За товарищ Мининой и другие художества водятся.
   Начальник милиции недовольно крякнул.
   - Тихо, товарищи, - поднял руку Новожилов. - Говори, Федулов.
   - Товарищи, наша славная Коммунистическая партия и лично товарищ Сталин постоянно учат нас крепить советский тыл. В условиях военного времени этот вопрос, товарищи...
   - Что ты лекцию читаешь? К делу! - оборвал начальник милиции.
   - Хорошо, товарищи. Можно и к делу. Так вот у Мининой в колхозе с тылом, как говорится, не все благополучно. Для вас не секрет, товарищи, этой весной кормовая база, как говорится, оказалась не на высоте. Председателям колхоза работенки хватало. Ну а как, вы думаете, товарищ Минина данный вопрос решила? Очень даже просто! Собрала доярок, позапрягла лошадей да во главе этого доблестного отряда и давай прочесывать дворы колхозников... Я, товарищи, сам не был, но мне рассказывали, на глазок этак прикинет товарищ Минина, и все - солому, сено - под метлу... Форменный военный коммунизм!
   Начальник милиции громко рассмеялся:
   - Здорово, черт побери! Это мне нравится!
   - А вот у колхозников, например, это не вызвало энтузиазма. В результате мы имеем сигналы. Но это еще полбеды, - Федулов поднял палец. - Тут еще, как говорится, свои люди - сочтемся. А вот что коров общественных Минина резала, мясо колхозникам раздавала... Это уже, товарищи, безобразие, а лучше сказать, преступление!
   Анфиса, окончательно сбитая с толку, беспомощно развела руками:
   - Да ведь коровы-то были при смерти.
   - Где акты? Где документация? - повысил голос Федулов.
   - Когда же с актами? Коровы подыхали... И бабы видели...
   Федулов презрительно скривил свои тонкие бесцветные губы:
   - Ну, знаете, полагаться на "агентство ОБС" - что одна баба сказала... Нам нужна документация, товарищ Минина, понимаете, документация, скрепленная подписью специалиста, ветфельдшера. А чем вы можете оправдать хищническое истребление пятнадцати голов скота?
   - У меня вопрос к Федулову, - вмешался председатель раипотребсоюза. - А чем ты, заврайзо, помог молодому председателю?
   - Вот именно! - пристукнув ладонью по кромке стола, сказал начальник милиции.
   - Я, товарищи, предлагал обсудить этот вопрос на правлении колхоза, взвесить, изыскивать корма организованным путем.
   Начальник милиция резко откинулся на спинку стула:
   - Да черт ли в твоих предложениях? Скотина с голоду подыхает, а ты - взвесить!
   - Ну, дорогие товарищи, я тоже не кормовая база... Дело в конце концов в принципе. В других колхозах тоже падеж был, и на каждую единицу выбывшего поголовья мы имеем акт. Пожалуйста, любая ревизия...
   - Эк тебе бумажки дались!
   - Социализм, товарищ Зажигин, это прежде всего учет, - наставительно произнес Федулов, обращаясь к начальнику милиции. - И жаль, что вы не усвоили этого основополагающего положения на наших занятиях.
   Федулов, конечно, имел в виду занятия райпартактива, на которых он, Федулов, как человек, наиболее подготовленный в теоретическом отношении, читал самые трудные лекции по политэкономии социализма.
   - Ты эти шутки брось! - побагровел начальник милиции. - Учет!.. С твоим учетом, знаешь, какой социализм будет?..
   Новожилов опять поднял руку:
   - Спокойно, товарищи.
   Федулов уверенным жестом поправил пенсне:
   - Итак, товарищи, я привел ряд фактов, в свете которых лицо данного председателя явно не блещет. Но это еще, как говорится, цветки, а вот вам ягодки. Товарищ Минина страдает политической слепотой. Знаете ли вы, что она бывшего белогвардейца бригадиром поставила? И вместо кого? Вместо всеми уважаемого Федора Капитоновича Клевакина, можно сказать, славы и гордости районной...
   Анфису как ударило. Так вот откуда ветер дует! Опять Федор Капитонович... И тут она вспомнила, как Федор Капитонович угрожал в Росохах: "Пожалеешь!" Припомнилось и другое. Вскоре после избрания ее председателем Федулов говорил ей: "Обопрись на Клевакина. Советуйся с ним почаще. Старый конь не подведет".
   А Федулов между тем продолжал:
   - Я, товарищи, должен со всей объективностью сказать: Федор Капитонович небезгрешен. Старик, будучи на сенокосе, поставил в какой-то ручьевине воз для себя. Это, конечно, срыв в работе Клевакина, как говорится, явный пережиток в сознании. Но, товарищи .. Алексей Иванович, Федулов кивнул в сторону Новожилова, - новый человек в нашем районе. А вот мы, старожилы, знаем, кто такой Клевакин. Один из пионеров колхозного движения в районе, бессменный бригадир опытник, смело продвигающий южные культуры на наш суровый север. Как говорится, самородок, поднятый революцией к творчеству. Вот кто такой Клевакин! Мы еще не забыли, товарищи, как до войны Федор Капитонович занимал первые места на областных выставках. Об этом в газетах писали. И мы не позволим, товарищ Минина, так наплевательски относиться к проверенным старым кадрам. Да, не позволим! Я понимаю, товарищ Минина не кончала университетов. Но, товарищи, должно же быть у руководителя колхоза элементарное чувство бдительности, классовый нюх. Надо же разбираться, кто чуждый элемент, а кто наша опора...
   Непонятное, но такое оскорбительное слово "элемент" обожгло Анфису. Она рывком встала и, не сводя с Федулова черных разгневанных глаз, заговорила прерывистым, срывающимся на шепот голосом:
   - Алимент?.. Это Софрон-то Игнатьевич алимент?.. Вот как, алимент!.. А знаешь ли ты, что у этого алимента два сына на войне? А что этот алимент кажинную страду гектарник? Это как? Тоже не в зачет? А когда нехватка семян вышла, кто колхозу помог? Может, товарищ Клевакин, как тут высказывались? Ведерко жита вполовину с мусором - вот что отвалил товарищ Клевакин, да еще сказал: "Дареному коню в зубы не смотрят". А вот чужой-то алимент, тот не так... Тот мешок семян без слова принес...
   Анфиса обвела глазами членов бюро, упавшим голосом сказала:
   - Вы люди партийные... разберитесь: кто тут товарищ, а кто тут чужой алимент... Меня и так с толку сбить легко, а не то что всякими словами... Только я, - она подняла голову и посмотрела на всех прямо и твердо, - только я с открытой душой к вам пришла... Худо наделала - судите...
   Она наморщила лоб, собираясь с мыслями, и вдруг голос ее дрогнул обидой:
   - Тут крутишься, вертишься, думаешь, как лучше, а ты же и виновата... Да кабы я для себя, а то нако - "суседушке отвалила...". С тремя-то стариками да старухами будешь изворачиваться. Да где же тут правленье собирать? Один на Верхней Синельге, другой в Росохах, третий еще где... Одно заседанье в десять возов сена встанет! А что солому у людей отбирала - верно. Ну не так чтобы насилу - с согласья, а отбирала, не таюсь. И коров, которые при смерти были, резала. Не ждать же, когда они поколеют, чтобы собакам выбросить. Людей тоже пожалеть надо. Ну а что бумаг нету, актов нету - моя вина, недодумала...
   Анфиса на мгновенье замолчала, силясь припомнить, что еще надо сказать.
   - Да, вот еще, - спохватилась она. - Софрона Игнатьевича не трогайте. Понапраслина все это. Никакой он не алимент. Кого хошь спроси в Пекашине, всякий скажет, правильный он человек!.. Ведь я-то помню, как вы меня наставляли, - повернула она лицо к Федулову. - "Старый конь не подведет". Это ты о Клевакине говорил, помнишь? А вот подвел... Да не я его и снимала - у людей терпенье лопнуло. И еще я тебе скажу, товарищ Федулов. Хоть и партийный ты человек, в райкоме заседаешь, а душа-то у тебя не очень партийная. Это чего ради ты меня здесь в грязь втаптывал? Ну-ко, скажи? Я-то сначала до смерти испугалась, а вот как ты о Федоре-то Капитоновиче заговорил - сообразила. Это ведь ты, что же, из-за своей коровенки стараешься?
   - Клевета! - крикнул срывающимся голосом Федулов.
   - Нет, не клевета. Люди соврать не дадут. Мы-то помним, откуда ты сено добывал в прошлые годы. От его самого, от Федора Капитоновича. А вот в этом году сорвалось, наступили на хвост твоему дружку-приятелю, ты и кричишь: "Слава районная!" Да от этой "славы районной" сколько лет колхоз плачет! Нет, не выйдет! Мне рот заткнешь, а народу рот не запечатаешь!
   В наступившей тишине неестественно громко прозвучал бой стенных часов. На мгновение слышно стало, как тяжело дышит страдающий одышкой начальник милиции. Федулов, вытирая выступавший градом на лице пот, беспокойно взглянул на Новожилова. Тот смотрел на него в упор тяжелым взглядом немигающих глаз. Федулов завертел гладко зализанной головой:
   - Позвольте, товарищи...
   - Нет, не позволю! - Новожилов ударил кулаком по сто ту и, большой, громоздкий выпрямился. - Это что ж ты надумал? Честных людей обливать грязью? Вот ты тут словами сыпал... Социализм... партией клялся... Речисто получается! А на деле? Да как ты смеешь поганить эти слова? За них сегодня кровь проливают, жизни свои отдают! Ну, Федулов, мы с тебя спросим, спросим по всей партийной строгости. - Да сейчас не о тебе...
   Новожилов перевел дух и, поймав растерянный взгляд Анфисы, вдруг как-то по-детски, виновато заморгал глазами:
   - Ты уж извини, товарищ Минина, не совсем складно получилось. А в общем, ничего. Сразу боевое крещение приняла. Партия - это тебе... не по головке гладят. Иногда и против шерсти. А вот что ты не растерялась, за дело общее постояла, себя в грязь втоптать не дала, это хорошо! Так и впредь держи линию. Это и есть самая партийная линия! Я бы мог много хорошего сказать об Анфисе Петровне, - обратился Новожилов к членам бюро. - Ну да ясно... А с людьми, - подмигнул Новожилов Анфисе, - советоваться почаще надо. Это верно, Анфиса Петровна. Да и бумажками пренебрегать тоже не след. Верно? Ну а мы, райком, должны больше помогать молодому председателю. Это тоже верно! Я предлагаю утвердить решение первичной организации - принять товарища Минину в кандидаты партии. Есть желающие выступить?
   - Все ясно.
   - Товарищи... - торопливо, эаикаясь, пробормотал Федулов, - два слова для справки. Собственно говоря... Я же, как говорится, в порядке пожеланий... Разве не предупреждает нас партия против парадных приемов? Может быть, я резко говорил, не отрицаю, но, товарищи, когда же большевики боялись критики? Вы не поняли меня, товарищи.
   - Поняли, Федулов, - мрачно сказа председатель райпотребсоюза.
   Начальник милиции вскочил, с грохотом отбросил стул:
   - Критика? Призывал под суд отдать! Это критика?
   Выждав тишины, Новожилов сказал:
   - Будем голосовать. Кто за то, чтобы принять Минину Анфису Петровну в кандидаты партии?
   Федулов первым поднял руку,
   
   ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
   
   Было уже за полночь, а Федор Капитонович все еще не ложился: несколько раз выходил на крыльцо, беспокойно посматривал на большак, прислушивался.
   Наконец за деревней, там, где легким паром курится болото, загремели под колесами мостовины, и вскоре из леска показался знакомый риковский конь.
   Минут через пять дрожки стояли в заулке Федора Капитоновича, а сам он, помогая крупной женщине с сытым, заспанным лицом спуститься на землю, умильно говорил:
   - Вот уж гостинька дак гостинька. Забыли вы нас, забыли, Раиса Ниловна.
   - Ох, всю растрясло, - пожаловалась гостья, тяжело переступая с ноги на ногу.
   - Как уж не растрясло. Мыслимо дело...
   Наскоро обрядив коня, Федор Капитонович провел гостью в кухню. Подавая ей умыться, выговаривал:
   - А что же ты, Раиса Ниловна, детушек не захватила? Скоро вот и малинка поспевать будет. То-то бы им раздолье тут.
   - Просились. Малый и большой ревмя ревели: к дяде Федору хотим. Да у Петьки насморк, побоялась.
   - Вишь вот, не забыли, помнят старика... А дедушко Федор их тоже помнит. Рыбка, маслице на холоду стоят, опять же огурчиков ранних...
   Дети Федулова были слабостью Федора Капитоновича. Бывало, еще в первое время знакомства, Федулов, принимая дары, начнет разбираться с бумажником, - Федор Капитонович посмотрит на него этак строго и неподкупно и непременно добавит: "Для детушек это. Они цвет жизни нашей..."
   Свежая, намытая гостья прошла в горницу.
   Крашеный пол с пестрыми домашними половиками, белые кружевные занавески, фикусы; в раскрытое окно тянет ночными запахами огорода. На столе до блеска начищенный, тихонько воркующий самовар, всякая еда: свежая рыба, грибки, маслице, зелень, ягоды - все так и просится в рот.
   Раиса Ниловна опустилась на заскрипевший венский стул, расчувствовалась:
   - Благодать у вас. А я мученица... Вот возьму да брошу все и останусь.
   - И беспременно! - суетился Федор Капитонович, не зная, как и угодить дорогой гостье. - Я уж и горенку приготовил. Раньше недели не отпущу, и думать не смей, Раисьюшка. Пусть казнит меня Петр Созонтович.
   - И когда эта война кончится? Немчура проклятая! Второй год на леченье не бывала. Это при моем-то здоровье, - жаловалась Раиса Ниловна, налегая на свежую рыбу.
   - И что ты, не говори. Без отпуска... Мыслимо дело... Это баба наша - понятия не имеет... А культурный человек, он ведь как? Вот у растеньев тоже: репа - она тварь бестолковая, растет, куда ни воткни, а огурчик, помидорка - им тепло, солнышко подавай. Нехорошо это Петр Созонтович делает, - осуждающе сказал Федор Капитонович. - О районе печется, а у себя под носом не видит.
   - То-то и оно, жена хоть пропади. А нынче еще корова на мою голову.
   - Ай-яй-яй! - сокрушался Федор Капитонович. - А Паладья-то на что?
   - Полька-то? Сбежала.
   - Это как сбежала?
   - А так, сбежала, и все. Пришла из ихней деревни баба, соседка, и ну ругать "Что ты, говорит, бесстыжая. Мы надрываемся, а ты тут, как барыня, прохлаждаешься!" Ну и ушла. Отплатила за хлеб и соль.
   - Несознательность ихня... А сам-то что уж, порядка навести не мог?
   - Сам-то? - Раиса Ниловна вытерла полные, румяные губы. - Тряпка сам-то! Пришел давеча со службы - краше в гроб кладут. Не пимши, не емши свалился на диван - слова не добьешься.
   - Что так? - с тревогой спросил Федор Капитонович.
   - Разве скажет. Всю жизнь умнее себя хочет быть. Только и знай - подавай мокрое полотенце на голову. А потом вот к тебе послал. На-ко, женушка, трясись на телеге, пересчитывай ребрышки... Вот останусь здесь на неделю. Пусть-ко он, дорогуля, под корову полазает... Забыла, письмо тебе прислал.
   Раиса Ниловна порылась в сумке, подала письмо.
   Федор Капитонович подсел к окну и, надев очки, вздрагивающими руками распечатал конверт.
   
   "Федор Капитонович, дело повернулось не так. Я остался в меньшинстве. Под тебя тоже ключи подбирают. Срочно присылай письменное заявление с указанием тех фактов, о которых ты мне рассказывал. А то я не располагаю никакой документацией. Еще советую, съезди лично в район. Ты сумеешь сказать, что надо. Выручай, а за Федуловым не пропадет. Записку уничтожь".
   Федор Капитонович легонько побарабанил пальцами по подоконнику.
   - Нда, - проговорил он вслух, - вот как дела обернулись...
   - Что там еще? Хотела дорогой почитать, да сморило.
   - Так, приветы передает.
   - Из-за приветов-то мог бы не гонять.
   Федор Капитонович аккуратно свернул записку, положил в пухлый бумажник, набитый разными квитанциями. Потом, посидев еще немного, вышел из горницы.
   Когда он вернулся обратно, Раиса Ниловна уже клевала носом. Она смачно зевнула, поднялась и устало расправила полные, налитые плечи:
   - Спать пора... Да баньку бы к обеду истопить велел.
   Федор Капитонович замялся:
   - Худо ли баньку... Только уж в другой раз, видно. Петра-то Созонтовича обидеть - тоже рука не подымается.
   - Чего? - зевнула Раиса Ниловна.
   - Петр-то Созонтович домой наказывал... Чтобы беспременно, значит...
   - Подождет.
   - Не порядок это, Ниловна, - строго сказал Федор Капитонович. - Больной муж... Детки тоже...
   - Гонишь?
   - Ох, Раиса Ниловна, язык-то как повернется! Федор Капитонович шагнул к ней и, хотя в комнате никого не было, зашептал:
   - Неприятности у Петра Созонтовича. Враги-то его, завистники...
   Раиса Ниловна махнула рукой:
   - Выкрутится. Не впервой ему.
   - Опять же, страда... - торопливо говорил Федор Капитонович. - Люди что скажут. Жена заврайзо... Как хошь, не годится.
   - Жена заврайзо? А того, что эта жена как проклятая из колхоза в колхоз мотается?.. Ходишь, ездишь, собираешь с бору по сосенке. Эта война полжизни у меня унесет.
   - Грех тебе, Раисьюшка, сетовать, - рассудительно заметил Федор Капитонович. - Ох, посмотришь, у нас как живут, слезой обольешься...
   - То-то я обливаюсь, глядючи на твое житье.
   - Нехорошо, Раиса Ниловна, - продолжал Федор Капитонович. - Нехорошо это при живом-то муже судьбу пытать. Война - понимать надо.
   Спустя несколько минут, когда усовещенная наконец гостья снова восседала на дрожках, Федор Капитонович вынес из дома маленький, с рукавицу, мешочек:
   - На-ко это деткам. Сухая малинка, пользительна от простуды. Да и сам пусть попользует.
   Белое, сытое лицо Раисы Ниловны налилось кровью:
   - Убери. Не нищие. Для своей ревматизмы оставь.
   - Обижаешь, Раиса Ниловна...
   Но Раиса Ниловна, не слушая, натянула вожжи, Федор Капитонович, опережая коня, побежал открывать калитку.
   - Благодать-то какая, - говорил он, умильно поглядывая на только что выкатившееся из-за леса солнышко. - Счастливица вы, ехать-то сейчас - ни мухи, ни овода. А малинку, Ниловна, возьми. Не обижай старика. Как можно! От дяди Федора - и без гостинца...
   Федор Капитонович проводил глазами гостью до поворота дороги, покачал головой и, прикрыв воротца, вошел в дом.
   В сенях, растолкав жену, приказал:
   - Убери со стола да прибери заулок... Шляется, прорва ненасытная.
   Потом в кухне еще раз перечитал записку.
   - Вишь ты, друг любезный. "Выручай..." - промолвил он вслух и задумался.
   
   Федор Капитонович вернулся из германского плена в двадцатом году. Другие приезжали - в чем душа держится: желтые, худущие, в рваных шинелишках мышиного цвета. Федор Капитонович приехал как с заработка в черной фетровой шляпе с загнутыми кверху полями, с большим кожаным чемоданом заграничной работы. О содержимом этого чемодана ходили самые невероятные слухи, но тайна приоткрылась лишь к весне. В начале весны, когда стали готовиться к выезду в поле, Федор Капитонович вдруг начал непонятную возню на своем огородишке. Пекашинцы с удивлением наблюдали, как он сооружает какие-то деревянные срубы с застекленными рамами, кутает их на ночь соломой и ветошью. Потом стали говорить, что в этих срубах растут какие-то заморские диковинки. Всем хотелось взглянуть на них. Особенно донимали своим глупым любопытством бабы да девки, которые часами торчали у огорода. Федор Капитонович оторвется от работы, подойдет к ним с ведром и, указав на колодезный журавль, скажет:
   - Растение у меня такое. Без водицы к себе не пущает.
   Осенью Федор Капитонович отвез огурцы и помидоры в район и, к великому удивлению земляков, вернулся оттуда с деньгами, да еще с почетной грамотой рика.
   - Хитростью не изойди, Федя, - сказала набожная мать - старуха, не одобрявшая затей сына.
   - Ничего, мамаша. Мне бы только руки наставить.
   И он таки наставил. В соседней деревне взял за себя здоровенную девку, которая была чуть ли не на голову выше его самого.
   Пекашинский зубоскал Пека Векшин в первый же день, пораженный внушительным ростом новобрачной, посочувствовал:
   - Не по себе сук загнул, Федя. К эдакой колокольне без лестницы не подступишься.
   - Пустобрех непутевый, - сплюнул Федор Капитонович. - Мне не об утехах думать. Семя-то в худую почву бросишь, знаешь, какой урожай?
   Урожай Федор Капитонович снимал действительно завидный. Что ни год, то девка - одна здоровей другой. Иной бы мужик от такой беды волосы на себе рвал, а Федор Капитонович ничего, на судьбу не жаловался. Бывало, понаделает маленькие коски, выведет своих дочушек на пожню, - смотришь, каждая тюкает себе да тюкает, а Федор Капитонович в своей неизменной черной шляпе деловито расхаживает, от одной к другой, поправляет бруском коски да наставляет:
   - Чище, чище коси, доченька.
   Пекашинские мужики только руками разводили:
   - Умственный ты человек, Федя! Из дерьма сапоги шьешь. Начальством бы тебе каким...
   Ну и конечно, когда в деревне организовался колхоз, Федора Капитоновича сразу же назначали бригадиром по огородничеству.
   Размахнуться решили широко, спрос на овощи был огромный, в районе одних леспромхозов было несколько, да и самим колхозникам охота была иметь соленый огурец к столу. К маленькому огородику Федора Капитоновича прирезали целые гектары лучшей земли, возвели новые, с широкими рамами, парники. Летом было любо смотреть, как лопушится в них ядреная зелень, уверенно набирают силу огурцы и помидоры.
   Но вот подошла осень - и от обильного урожая собрали одни пустяки, так что и делить на трудодни было нечего.
   Федор Капитонович оправдывался: ребятишки растаскали, червь поел...
   В следующие годы набеги ребятишек не прекратились, а червь - тот совсем обнаглел... Зато колхоз прославился на всю область. Каждый год Федор Капитонович произведет какую-нибудь штуковину: то помидор с голову ребенка, то турнепс с колодезное ведро, - и непременно отошлет в район и область, а оттуда - грамоты.
   Председатель колхоза Лапушкин терпел-терпел такую славу да однажды и рубанул:
   - Хватит огурцов да помидоров! Капусту сажать будем.
   Что тут было! В районной и областной газете появились заметки: "Дорогу опытнику-мичуринцу!", "В Пекашине глушат творческую инициативу снизу". Лапушкина вызвали в райком, влепили выговор да еще указали на политическую близорукость.
   А Федор Капитонович меж тем и домик выстроил, да еще какой - пятистенок, и не в чашу рубленный, как у других, а в лапу, с теплыми сенями, с подвалом, просторными комнатами да горницами!
   И вот уже корреспондент областной газеты, побывав у мичуринца-самородка и тщательно вникнув в его экономику, разразился статьей: "Сделаем всех колхозников зажиточными и культурными! Пример Федора Капитоновича Клевакина".
   Другое светило области - архитектор, который много лет трудился над разработкой проекта новой деревни, поместил в газете снимок усадьбы Федора Капитоновича с выразительной надписью: "Типовой дом социалистического села на Севере".
   После финской кампании Федор Капитонович пристрастился еще к одной культуре - табаку. Дело в том, что в районе тогда начались перебои с куревом, ну и, конечно же, Федор Капитонович поспешил на выручку. Выращенный им самосад вперемешку с какой-то травкой пришелся по вкусу курителям, а во время войны пошел нарасхват...
   И опять почет и уважение.
   
   После завтрака, когда жена с двумя девками, такими же рослыми, как и она сама, стала собираться на болото, чтобы потюкать травы для коровы, Федор Капитонович зло прошипел:
   - Куда?
   Жена, обмирая от страха и не смея взглянуть на хозяина, пробормотала:
   - Куда приказывал...
   - "Куда приказывал"! Коровы бессовестные! Марш на колхозное!..
   
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
   
   Иной раз собьешься в лесу с нахоженной тропы. Бредешь час, бредешь два, бредешь целый день. Кругом сузем - дремучий ельник, замшелый от седого лишайника, вековые буреломы да непролазные топи, затянутые коварной осокой резуньей. Солнце не может пробиться сквозь толщу хвои, и внизу темно, как в сумерках. Все живое покинуло сузем. Даже медведь, любитель чащоб, и тот предпочитает держаться в стороне от этих гибельных мест. Разве только иногда глухо ухнет филин да неслышно пролетит подслеповатая сова, укрывшаяся здесь от дневного света.
   Иссеченный лесным гнусом, насквозь промокший, ты насилу переставляешь вязнущие в водянистом мху ноги, и кажется, еще немного - упадешь и не встанешь...
   И вдруг - расступится душный мрак, ослепительным сполохом сверкнет впереди. Это - березовая роща. И тебя словно подхватили крылья, понесли навстречу белым, залитым солнцем деревьям. Под ногами уже сухая, желанная земля, ласковый ветерок треплет потные волосы, и, приветствуемый разноголосым звоном веселых птиц, ты с благодарностью обнимаешь первую березку, прижимаешься к ней горячей щекой...
   С тех пор как Анфиса стала председателем, как будто ничего не изменилось в ее жизни Она по-прежнему моталась с утра до ночи: разговаривала с людьми, не соглашалась, спорила с одними, усовещивала и бранила других, потом, спохватившись, бежала туда, где возникла заминка, и наравне с другими пахала и сеяла, косила и гребла.
   По вечерам она подолгу засиживалась в правлении колхоза. Надо было всех выслушать, каждому помочь и советом, и делом. Приходила какая-нибудь престарелая Степанида с письмом от сына, от которого не было вестей больше полугода. И как же было не порадоваться старухиной радости, не вспомнить добрым словом ее несравненного Пашу - первого работника на деревне! А как удержать слезы, замкнуть сердце от чужой беды, когда перед тобой обезумевшая от горя соседка, только что получившая похоронную...
   Поздно вечером, когда деревня уже сдала, Анфиса, усталая, голодная (днем не всегда удавалось перехватить даже кусок хлеба), до краев переполненная людскими печалями и заботами, возвращалась в свою пустую избу и, не раздеваясь, падала на постель, да так и засыпала. А утром, едва из-за леса покажется солнце, она уже на ногах - с подойником бежит во двор и, перебирая соски у коровы, со страхом думает, что в колхозной кладовой кончается хлеб.
...
Страницы:[0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9]  [10] [11] [12] [13] [14] 

Обратная связь Главная страница

Пишите нам по адресу : info@e-kniga.ru

Copyright © 2010. ASU-Impuls