- Ну что он из себя представляет? Ценный работник, знающий товарищ или как? - настойчиво спросил директор.
- Кажется, да, - ответила Клара.
- Ну и дисциплинированный, конечно? Да? День и ночь сидит за книгами, да? Или как? Вот хранитель хоть пьет, да работает. А этот что - пьет и не работает?
Программа
1С производство, сейчас широко используется крупными предприятиями и мелкими фирмами, для ведения бухгалтерского учета, управленческого учета, расчета заработной платы. Установку, ведение и обновление программы, осуществляют высококвалифицированные специалисты этой области.
Клара подумала.
- Но эта история с костями - ведь это он ее... - сказала она осторожно. Директор поморщился.
- Ну он-то он, конечно. Но тут и другое кое-что сыграло. Видите, отыскалась одна старая знакомая, так вот она... - Он опять поглядел на Клару и осекся. Клара молчала. - Так вот что я хочу вас попросить, - продолжал он, помолчав, - поговорите с хранителем. Пусть он скажет Корнилову: "Откуси свой поганый язычок ровно наполовину". Понимаете?
- Нет, - ответила Клара. - Не понимаю. То есть я... А в чем дело?
- А в том, - обозлился директор, - в том, что они оба загремят, как медные котелки! И следов потом их не сыщешь! Младший загремит за глотку, а старший за дурость, за то, что слушает и молчит. Ну а раз молчит, значит, соглашается, а раз соглашается, то участвует. Ну а как же иначе? Кто не за нас, тот против нас. Знаете, кто это? Маяковский!
Наступила пауза.
Клара стояла и думала.
- Позвольте, Степан Митрофанович, - сказала она наконец. - Я все-таки что-то не пойму. Ну тот кричит, хорошо! А что ж, по-вашему, Зыбин должен делать? Бежать заявлять?
Директор болезненно усмехнулся.
- Что там бежать, без него уж сбегали! Десять раз уж, наверно, сбегали. Он должен был крикнуть ему:
"Молчи, дурак, если сам лезешь в яму, так другого не тащи". Вот что он должен был сделать. Неужели это непонятно? Удивляюсь тогда вам. Умная девушка и ничего не видит. Ну да что там говорить! - Он махнул рукой, гневно прошелся по комнате, подошел к окну, закрыл его, подошел к столу, сел в кресло, выдвинул ящик стола, опять задвинул, схватил телефонную трубку и опустил снова. Он был здорово расстроен.
- Ну ладно, - сказала Клара, сообразив все. - Положим, Георгий Николаевич скажет Корнилову "молчи", а Корнилов его не послушает, тогда что? Бежать заявлять? Да, может быть, он и говорил ему уже.
- Говорил? - Директор со всего размаху выдвинул и задвинул ящик. - Ни черта лысого он ему не говорил! Пил с ним - вот это да! А говорить надо с Корниловым так, чтоб он послушался. А не слушается - матом его покрой, в морду дай, и хорошенько, чтоб он с час валялся. Вот я и прошу, чтоб вы сказали ему все это. Вас он, может, послушает.
- А вы?
- Ну что я, - нехотя ответил директор. - Я руководитель. Я если что знаю, то должен того... меры принимать, а не предупреждать. Идиотская болезнь благодушие - знаете, что это такое по нашему времени?
Клара подумала.
- Ну и я не буду предупреждать, - сказала она.
- Как? Не будете? - очень удивился директор.
- Не буду, - ответила Клара скорбно и твердо.
- Да ведь посадят дурака, обязательно посадят! - крикнул директор тоскливо.
- Его дело, - вздохнула Клара. - А я ничем тут помочь не могу.
- Здорово, - сказал директор, вставая и подходя к Кларе. - Вот уж чего не ожидал. Да в конце концов питаете вы к нему хоть какие-нибудь чувства? Ну хоть дружеские, что ли?
Теперь они стояли друг против друга и смотрели друг другу в глаза. Очень редко люди разговаривают так пристально.
- Ну зачем вы спрашиваете? - ответила она, мучаясь. - Вы же...
- Значит, пусть сидит, так лучше? - крикнул директор в запале.
Она вздохнула, но глаз не отвела. Ее мутил и мучил этот разговор, но она понимала - от него не уйдешь.
- Да нет, конечно, хуже. Но что для человека лучше, что хуже - только он один и знает. Никто другой ему тут не указчик.
- Так, - повторил директор - Так - И вдруг засмеялся. Как-то очень горестно, даже скорбно, но в то же время и освобожденно. - А я ведь и не знал, что вы такая. Ну что ж, вам, конечно, виднее. Но откуда такие берутся, вот такие, как он, тихие, настырные и дурные!? Время, что ли, такое? Ведь знает все и вот лезет, лезет в яму.
- Не знаю, - она вздохнула. - Не знаю, Степан Митрофанович, да, может, ничего и не будет, может, все обойдется.
Директор покачал головой.
- Нет.
- Тогда, может, уволить Корнилова?
- Уже думал, нельзя, - вздохнул директор. - В том-то и дело, что уже ничего нельзя. Два дня тому назад мне звонил Мирошников - Корнилова не увольнять, с места не трогать, раскопки вести. Это без всякого повода с моей стороны. А почему, говорит, не увольнять - ты сам должен понять. Вот и весь разговор. Я понял...
- Лучше всего, если вы не пойдете к директору, - сказала Клара. - Он, по-моему, что-то очень не в духе. Я говорила с ним.
- Это да, - согласился Зыбин. - Конечно, ему сейчас ничего не мило. Заметили, как он бросил эти корочки на стол? Не заметили? Ну ладно - пережду! Слушайте, Кларочка, мне нужна будет ваша помощь. Безотлагательно. Больше взять некого.
- Поедем куда-нибудь? - спросила Клара.
- Да, поедем, - ответил Зыбин беззаботно. - Тут недалеко, часа полтора. Дойдем до реки Или, выкупаемся, полежим на камушках, прогуляемся по течению верст пять-шесть, потом я останусь, а вы вернетесь. Вот и все.
Клара молча поглядела на него.
- Ну прогуляемся, покупаемся, встретимся с рыбаками, у костра посидим, уху сварим, - пояснил он. - Там у рыбаков маринка есть. Целый рыболовецкий колхоз "Первое мая". Только отойдешь от станции - и тони, тони. Там у меня шофер знакомый. Савельев. Ну как, поехали?
- Сегодня? - спросила Клара.
- Ну вот, сегодня, - возмутился он. - Что вы такое говорите! Завтра, завтра с утра, так часиков с пяти. Хорошо? Я вам позвоню, а вы выйдете к фонтану.
- Хорошо, - ответила Клара. - Завтра утром в пять у фонтана. Вы мне позвоните, а я выйду. Хорошо.
Вид у нее был очень утомленный.
После этого он сразу стал собираться. Был еще только полдень и он с дачным чемоданчиком ходил по магазинам и закупал. Купил бутылку водки себе, купил бутылку рислинга Кларе, купил термос, полкило колбасы одной, полкило колбасы другой. Уже вышел из магазина, но вдруг что-то вспомнил или придумал, возвратился и взял еще целый литр водки. Потом с сумкой он вернулся в музей и полез на чердак. Под старой балкой хранилась у него одна штуковина. Была эта штуковина обернута в промасленную холстину, помещалась на ладони и отливала синей вороненой сталью - увесистая, таинственная и страшная штуковина, которую нельзя было показать никому, даже Кларе. Он наткнулся на нее еще весной, когда осматривал чердак. За самой верхней балкой была проволокой примотана к потолку холстина, а в ней бельгийский браунинг и две коробки патронов к нему, офицерская сумка с биноклем, компас, карта-трехверстка, зажигалка, морской кортик и записная книжка "Врач" (издание доктора Окса). Книжка оказалась совершенно чистой, только на первой странице были какие-то прописи. Зыбин все оставил как есть, а браунинг с патронами снял и перепрятал. Он и сам не знал, почему он сразу не отнес находку директору. Но не отнес, а оставил на чердаке, там же и теперь каждый месяц снимал, развертывал, осматривал, смазывал и клал обратно. Сейчас он достал браунинг, осмотрел и опустил в задний карман брюк.
"Надо будет еще взглянуть на карту, - подумал он. - Хотя ведь будем идти прямо по промыслам".
Он сошел вниз и пошел по залам музея. "Но и курганы надо будет тоже учитывать, - соображал он. - Может быть, прихватить с собой саперную лопатку? Есть, кажется, у директора парочка их. Только вот таскаться с ними... Ладно, обойдусь".
Он зашел в караульное помещение и засунул сумку с провизией в шкаф. Казах-караульщик спал на топчане спиной к нему прямо на голых досках, только под голову положил тюбетейку. "И куда это он дрыхнет? - подумал Зыбин. - И днем спит, и ночью спит, и еще в выходной приходит из дома спать". Он усмехнулся и вышел на широкие ступеньки храма. До двух часов еще оставалась бездна времени, и он не знал, куда его девать. И тут к нему подошел человек в форме. Тот самый человек с ласковыми глазами, тихим голосом, что еще час назад приходил забирать диадему как вещественное доказательство, чтоб приобщить к чему-то, составленному на кого-то. Тот самый, который любил говорить: "Указ от седьмого восьмого- общественная собственность священна и неприкосновенна, десять лет тайги и пять поражения".
И всегда вырастал почти физически, когда произносил эту священную формулу.
- Георгий Николаевич, - сказал этот человек, - вас просил зайти начальник всего минут на десять- пятнадцать. Я тут с машиной.
"А браунинг? - быстро и остро подумалось Зыбину. - Зайти к Кларе и сунуть в шкаф, а что она тогда подумает? Да и не пустит меня эта анафема".
- Ну что ж, пойдемте, - легко согласился он. - На полчаса я могу.
Он всегда был немного фаталистом.
Провожатый велел обождать в коридоре, а сам зашел в кабинет, да почти сейчас же и вышел.
- Вас позовут, - сказал он, - подождите.
Зыбин посмотрел на дверь. Была она высокая, непроницаемая, обитая черной клеенкой.
Зато коридор был уже безо всяких затей - голые стены. И ни скамейки, ни стула. Здесь ждут стоя, понял он. Но ждать ему пришлось всего минут пять. Приотворилась дверь, и его позвали. Он вошел. Кабинет оказался большой уютной комнатой с большими окнами, распахнутыми прямо в аллею тополей. Всю стену занимала карта мира. Под картой стояло несколько мягких стульев в белых чехлах, и в самом углу у двери примостился маленький светлый столик. Такие стоят в уличных кафе. Зато письменный стол около господствовал над всем. Это было огромное чудовище-с зеленым сукном, мощными тумбочками, тяжелым бронзовым прибором и подковкой для ручек. За столом этим сидел душка военный-полный, седой, розовый, благодушный, с каким-то очень почтенным значком на груди. Перед ним на листе бумаги лежали желтые кружки.
Сбоку стоял высокий чернявый человек с великолепным блестящим пробором. Оба смотрели на Зыбина и улыбались.
- А, товарищ ученый, - радостно сказал военный (чернявый был в штатском), - ждем, ждем! Ну-ка, как вам понравятся наши грошики. Товарищ Зеленый, продемонстрируйте.
Штатский слегка передвинул лист по столу. Зыбин взял кружочки, посмотрел, повертел, попробовал на зуб и сказал:
- Это что же? От зубных врачей? Начальник взглянул на чернявого. Чернявый оскалился (показались узорчатые порченые зубы).
- Почему так думаете? - стремительно спросил розовый военный и даже слегка привстал.
- Да что ж тут думать! Приготовлены для переплавки. Видите, как их расплющили.
- Логично, - благожелательно улыбнулся чернявый. - Товарищ кое-что понимает. Полковник сел опять.
- О, они, в музее, все на свете понимают, - усмехнулся он. - Ты знаешь, как они его там зовут? Хранителем древностей. Так вот, товарищ хранитель древностей, как же вы ваши древности-то и не сохранили? Копали вы, копали всякие черепа да кости собачьи, а чуть золото вам принесли, так вы сразу обалдели и все упустили из рук. Нескладно ведь как-то получается, а?
- Вы мне разрешите присесть? - спросил Зыбин и сел на мягкий стул у стены. - Да, очень нескладно.
- Да вы вот за тот столик садитесь, - сказал военный, - там удобнее.
Зыбин сел, и оказалось, что он сидит в самом углу кабинета на жидком скрипучем стульчике, а перед ним встает огромный стол, и за столом этим сидит некто Вяжущий и Разрешающий; судия праведный и неумытный. "Здорово задумано, - подумал Зыбин, - вот тебе и первая психическая, принимай ее, пожалуйста!"
- А ведь так ловко получилось, что и виноватых-то не отыщешь, - развел руками полковник. - А там, может быть, с пуд золота было. Ведь в Прищепинском кладе одного скифского золота нашли двад-цать пять килограмм! Да серебра пять-десят! Это же мешок валюты! Мешок! И вы его проморгали! Это как?
"Ах ты моя прелесть, - подумал Зыбин. - Скифское золото он знает!" - и сам не заметил, как улыбнулся. Душка военный сразу же на лету подхватил эту улыбку.
- Вам смешно? - спросил он горько. - Да, вот вам смешно, а мы плачем. Потому упустили-то вы, а требуют его от нас. Нам говорят - где хотите, там и возьмите, но чтоб лежало на столе. Ну что ж, будет лежать! В лепешку расшибемся, а положим! Товарищи ученые хранили, да не сохранили, а чекисты из-под земли вытащат да в государственный сейф отнесут. Такова уж наша обязанность. Товарищ лейтенант, столяр здесь?
- Поехали за ним, товарищ полковник, - ответил лейтенант.
- Сразу же его ко мне! - приказал полковник трубным голосом. - Но и на вас, товарищ Зыбин, ложится тяжелая моральная ответственность! Да, тяжелая и большая! Не все тут нам пока ясно, не всему мы тут можем и поверить. Такая безответственность в государственном учреждении... Ну да лейтенант будет с вами говорить об этом. Так расскажите ему все, что знаете! Все! И честно! Ничего не скрывая! Если есть у вас на кого-нибудь подозрение или вы чувствуете, что совершили ошибку, так прямо и говорите. Мы за это с вас голову не снимем, а поможет это и нам и вам сильно. Теперь ваше спасение только в правде!
"Вот тебе и пятнадцать минут", - подумал Зыбин.
- Можете не сомневаться, - ответил он со своего скрипучего стульчика, - что знаю - то скажу.
- А мы нисколько и не сомневаемся, - затряс головой полковник. - Мы видим, с кем имеем дело. Так вот, товарищ лейтенант, заполните бланк протокола допроса свидетеля, а дальше товарищ Зыбин будет писать сам. Товарищ Зыбин, подойдите-ка сюда. Значит, договорились? Все по порядочку - не торопясь, не волнуясь, откровенно, толково, ничего не пропуская. Что думаете, что предполагаете, что могли бы предложить. Договорились?
- Каким образом в музее установились такие порядки, а вернее, беспорядки? - мелодично пропел чернявый. - Были ли до этого случая пропажи ценностей? Нас все это чрезвычайно интересует.
- Да, да, конечно, - подтвердил полковник. - Ну, я не прощаюсь, товарищ Зыбин. Увидимся. А это все на экспертизу и заключение, - приказал он и протянул чернявому лист с кружками.
И тут Зыбин чуть не вскрикнул. Под толстым настольным стеклом он увидел нечто совершенно невероятное: огромный, в ладонь, глаз, круглый зрачок и в зрачке этом кулак с финкой. И рядом другое фото:
тоже глаз, а в нем уже целая композиция-фонарь, стена и зверское лицо бандита. Бандит как в кинематографе: зверский прищур, шрам поперек лба, кепка, надвинутая на брови, клок волос.
Зыбин посмотрел на полковника. Полковник нахмурился - чернявый тронул Зыбина за плечо.
"Шустрят, - подумал он, проходя вслед за чернявым к столу. - Ох и шустрят! Землю роют! Актеры! Фокусники! Поэтому бандиты и глаза у мертвых выкалывают, потому что на милицейских столах появились вот такие фокусы. Скажут бандиту: "Смотри, до чего дошла наша наука! Не будь фраером - колись, пока можно. Говорили так одному: вырази чистосердечное, спаси свою дурацкую башку. Нет, не захотел и получил вышку, вот и ты..." Глядишь, бандит и верно расколется. А нет - что поделаешь? Жалобу прокурору на беззаконие и шантаж он все равно не подаст.
Ладно, какое мне дело до хулиганов. С ними ведь главное - выследить. Поймать зверя и выбросить его из общества. Вот что главное с ними.
Ах, вот как ты заговорил, товарищ Зыбин. Значит, цель оправдывает средства. Значит, как ни вертись, а все-таки цель оправдывает средства. С бандитом можно, а с товарищем Зыбиным нельзя. С ним надо по закону. А, собственно, почему?
Слушай, сейчас тебе будет очень трудно. Ты уже это почувствовал и заюлил. Так вот помни; если с бандитом можно, то и с тобой можно. А с тобой нельзя только потому, что и с бандитом так нельзя. Только потому! Помни! Помни! Пожалуйста, помни это, и тогда ты будешь себя вести как человек. В этом твое единственное спасение!"
- Вот сюда, - сказал чернявый и открыл дверь в конце коридора.
Это была очень маленькая комнатка, почти бокс- окно, стол и стул. Чернявый сказал:
- Садитесь, пожалуйста. Вот чернила и ручка. - Он выдвинул ящик стола и вынул оттуда несколько бланков протокола допроса. - Пишите: "По существу дела показать могу следующее: такого-то числа такого-то месяца во столько-то часов я узнал от директора центрального музея - фамилия, - что в музей поступил золотой клад, содержащий..." - ну и дальше по порядку, что именно поступило. Установочные данные заполним потом. Через полчаса я зайду. Подпишу вам пропуск - сговорились?
Он ушел, осторожно притворив дверь.
И Зыбин подумал и стал писать. Сначала написал об обстоятельствах находки и затем о том, что, конечно, находка уникальна, ничего подобного ни в Казахстане, ни в Средней Азии никогда еще обнаружено не было Что, однако, все выводы о находке и ее ценности являются только предварительными. Для здравой оценки требуется провести ряд анализов, получить специальные консультации и, в частности, разыскать само место. Дальше он писал о том, что сделать это будет чрезвычайно трудно, поскольку по несчастливой случайности - а они всегда преследуют археологов! - очевидцы исчезли. Но трудно ведь не значит безнадежно. Находку сделали не в пустыне. Имеется археологическая карта Семиречья. Кое-что, может быть, можно будет извлечь из анализа показаний очевидцев: по ряду признаков можно думать, что самое главное - способ захоронения и обстоятельства находки-они изложили правильно. Все остальные их рассказы по ряду причин доверия не вызывают. Но нужна крайняя осторожность. Самое главное теперь-не вспугнуть. Археологическое золото трудно появляется на свет, но очень легко проваливается сквозь землю. Примеров тому тьма. И тут сразу же нужно сказать: конечно, ни о каких двадцати пяти килограммах зо ота и о пятидесяти килограммах серебра говорить не приходится, ибо мы имеем дело не с погребением, а с тайным укрытием трупа. Какая трагедия произошла в степи почти две тысячи лет тому назад-сказать невозможно. Может быть, что-нибудь прояснится позже, когда будут привлечены письменные источники (например, китайские летописи). Может случиться и так, что по мере пополнения наших знаний о древних усунях мы поймем, что означает такое вот ни на что не похожее погребение (если выяснится только, что это все-таки погребение), но сейчас все, связанное с происхождением находки, совершенно неясно. Поэтому и делать какие-нибудь предположения о ее составе (килограммы драгоценных металлов) дело крайне рискованное и даже бесполезное.
Он подписался, а потом подумал и сделал следующий постскриптум:
переходя к вопросу о персональной ответственности, надо сказать, что самая постановка его совершенно бессмысленна. Предугадать поступление случайной находки невозможно. Вряд ли было возможно также предвидеть преступный маневр с паспортами. Впрочем, он при этом не был. Вот все, что он может показать.
Засим: старший научный сотрудник и завотделом археологии...
Он отложил ручку и поглядел на часы: времени еще оставалось час. Он снял трубку, вызвал коммутатор, сказал, что ему нужен товарищ Зеленый.
- Номера не знаете? - спросила трубка. - Даю опергруппу.
А опергруппа вдруг в ответ заговорила упругим женским голосом:
- Зеленый будет минут через пять. А кто его спрашивает?
Он ответил кто, и тогда его спросили, а готов ли документ. Он ответил, что готов и что он очень торопится.
- Я сейчас к вам зайду и подпишу пропуск, - сказала трубка.
Вошла высокая, молодая, тонкая и стройная брюнетка с гладкой прической. На ней был милицейский китель.
- Ну, все готово? - спросила она, улыбаясь. У нее была ясная улыбка, гибкий полнозвучный
голос, спокойное, ясное и чистое лицо. Совсем не верилось, что она из опергруппы.
- Вот, пожалуйста, - сказал Зыбин.
Брюнетка взяла лист допроса, села и стала его читать. Читала и покачивала головой. Но выражение ясности, ласковости и какой-то тихой насмешки так и не сходило с ее лица. Прочла до конца и положила протокол.
- Очень интересно, - сказала она. - Прямо роман. Но я ведь совершенно не в курсе всего этого. Не расскажете ли мне в двух словах, в чем дело? Вот вы пишете про укрытие трупа. Это что, убийство?
Он засмеялся.
- Как ваше имя? - спросил он.
- Валентина Сергеевна, - ответила она.
- Так вот, этому убийству, Валентина Сергеевна, повторяю, уже более двух тысяч лет. Так что им придется все-таки заниматься не вам, а археологам. А суть дела вот в чем... - И он очень коротко рассказал все, что касалось находки.
Она слушала его не перебивая.
- Все это страшно интересно, - сказала она, когда он кончил. - Действительно, совсем по Пушкину- похищение Людмилы Черномором с пира. Очень интересно. - Она подумала. - Вы написали про череп, а он целый? Никаких признаков насилия на нем нет? Он покачал головой.
- Ровно никаких. Но она была очень красива. А красавиц, очевидно, бьют в сердце. Она снова улыбнулась.
- Да, если убил мужчина. Если убила женщина- дело обстоит иначе. Соперниц часто уродуют. Но женщина вряд ли могла увезти труп так далеко. И, конечно, тело не было брошено просто так - иначе его бы расклевали птицы. Значит, в укрытии тела участвовало несколько человек. Вы же говорите о глыбине. Но опять-таки: как бы тогда уцелело золото?
- Не знаю, - ответил он. - Тут все может быть.
- Это так, - согласилась она. - Но давайте рассуждать и дальше. Убийца отвозит труп за сто верст (кстати, зачем? Это, пожалуй, непонятнее всего) и прячет там под камень. Значит, вероятно, место было подготовлено. Тогда это убийство с заранее обдуманным намерением, так?
Он засмеялся.
- Никак не могу привыкнуть к этим вашим бойким словечкам. Нет, тут они не подходят совершенно, и прежде всего: мы ничего пока не знаем. Вот будем копаться в книгах, изучать карты и, конечно, ездить, лазать, искать. Облазаем всю Карагалинку, может, и наткнемся на что-нибудь подобное. Только для этого нужно, чтобы шуму и звону было поменьше, а вот я уже вижу, что вы пошли хватать дантистов.
Она усмехнулась - мы же милиция!
В это время зазвонил телефон.
- Лейтенант Аникеева слушает, - сказала она в трубку. - Да, товарищ Зеленый! Да, написано и подписано! ("Мне некогда", - быстро сказал ей Зыбин.) Вот товарищ Зыбин говорит, что ему очень некогда. Товарищ Зыбин, пожалуйста...
И она сунула ему телефонную трубку.
- Георгий Николаевич, - сказал Зеленый очень вежливо с другого конца провода, - мне очень жаль, но немного подождать вам все же придется. Мы еще с вами не кончили разговора. Вот в вашем распоряжении телефон. Позвоните по ноль один и объясните, что задерживаетесь. Только, пожалуйста, без всяких подробностей. А я приду сейчас же, как освобожусь. - И Зыбин услышал, как по ту сторону звякнула трубка.
"Боже мой, - подумал Зыбин. - Значит, опять я ее не увижу. Боже мой, боже мой, как у меня всегда по-дурацки складывается. И что им от меня только нужно?" Тут он вспомнил, что в кармане у него браунинг, и его передернуло.
- Слушайте, - сказал он умоляюще. - Мне нужно было бы забежать в музей, ну хоть на пять минут. У меня, понимаете, ключи. Люди не смогут уйти домой. Я вернусь сейчас же.
Она подумала.
- А вы не опоздаете? - спросила она. - А то позвонит полковник, а вас не будет.
- Ну честное-пречестное, - он даже руки сложил на груди.
- Хорошо, давайте тогда пропуск, - решила она и вынула ручку. - Как какой? Ну тот, по которому вы прошли.
Он пожал плечами.
- Нет, должен быть пропуск. Поищите в кармане. Нет? - Она подошла и слегка подергала ящики стола. Они были заперты. - Без пропуска вы пройти никак не могли. Значит, пропуск остался у старшего лейтенанта.
- Что ж тогда делать? - спросил он растерянно. Она слегка развела руками.
- Тогда только ждать. Вот телефон, позвоните кому нужно. Сначала позвоните ноль один.
Он снял было трубку и вдруг положил опять.
- Ах, в какую историю вы меня запутали, - сказал он с горечью, - ах, в какую.
Она слегка развела руками.
Он позвонил директору домой. Ему сказали, что Степан Митрофанович еще не приходил. Позвонил в кабинет директора - к телефону никто не подошел. Позвонил в бухгалтерию - ему ответили, что директор был, но его только что куда-то вызвали. Позвонил электромонтеру Петьке - на месте его не оказалось. Оставалась, следовательно, одна Клара - и та, вероятно, уже ушла.
"Да, уж если не повезет, так не повезет", - подумал Зыбин. С минуту он просидел так, опустив глаза на крышку стола, а потом вздохнул и взглянул на лейтенанта Аникееву.
- Если уж не повезет... - сказал он ей тяжело.
- А что-нибудь очень важное? - спросила она его сочувственно, даже несколько по-женски.
И от этого его вдруг взорвало окончательно.
- Слушайте, - сказал он запальчиво. - А что это у вас за петрушка там под стеклом? Ну, у полковника в кабинете - под стеклом, что это там? Зрачок, а в нем финка. Универсальное вещественное доказательство на все случаи жизни? Так?
- А что? - спросила она, слегка улыбаясь.
- Да ничего, просто было интересно увидеть, как теперь фабрикуются вещественные доказательства. Заранее, значит, загодя. И много у вас этого добра?
Тон у него был неприятный, колючий.
- Вы что, допрашиваете или просто интересуетесь? - спросила она, все еще продолжая улыбаться.
- Ну что вы, что вы! - поднял он обе ладони, в нем все клокотало и прыгало, про браунинг он уже не помнил. - Какое же я, я имею право вас допрашивать? Нет, это вы меня допрашиваете. Это с меня тут снимают показания, запирают, держат, замыкают - меня, меня, меня! Это я задержан! А когда ж задержанный допрашивал следователя?!
- Вы не задержаны, - обрезала Аникеева, - и я не ваш следователь.
- Да? - весело удивился он. - В самом деле? Я не задержанный, вы не мой следователь? Ну так тогда, может, мне просто встать да и уйти, а?
- Очень, очень у вас странный тон, - сказала она. - Странный, чтоб не сказать больше.
- А вот вы скажите, - попросил он мягко и ненавидяще. - Скажите больше. Назовите это не тоном, а вылазкой, клеветой, дискредитацией органов. Там, где на червячке лжи выуживают рыбку правды - так сказал старик Полоний, - все, все возможно.
- Это вы про лейтенанта? - спросила она. - Он был груб? Уличал вас в чем-то? Это у нас абсолютно не положено.
Он вдруг замолчал. Она приходила ему на помощь: разговор с властей она переводила на лица.
Она пошла и села напротив него.
- Я понимаю, вы куда-то торопитесь, а вас задержали, - сказала она мягко. - Но все равно, разве можно быть таким... ну, нервным, что ли. Ведь это бред какой-то! - Она усмехнулась. - Червячок, рыбка, какой-то там Полоний.
- Слушайте, ради бога, - загорелся он опять и вскочил. - Я вам достану контрамарку в гостеатр, сходите с мужем, или с лейтенантом Зеленым, или не знаю там с кем на "Гамлета". Хоть раз в жизни да сходите!
Теперь они сидели разделенные столом и смотрели друг другу в лицо.
- А знаете, - вдруг совсем по-женски вспыхнула она, - не пошли бы вы со своим театром и контрамаркой!.. Если я захочу сходить в театр...
- Так вот вы и захотите, - сказал он упрямо и угрюмо и, как бык, наклонил голову. - Так вот вы обязательно захотите. В мое время, например, студенты юридического факультета знали классиков, знали, кто такой Полоний, а вас только и натаскивают: прижми, расколи, уличи, выяви. Эх, даже противно говорить... - Он осекся и махнул рукой.
- То есть что это значит "расколи"? - спросила она сурово. - Не "расколи", а "установи" - это две разные вещи.
- Но устанавливать-то вы будете как? - крикнул он. - Вот эти подлые фото показывать да лгать напропалую? Да? Так?
Она поколебалась и вдруг решила принять бой.
- Да, так, старший научный сотрудник. Так! Если отбросить слово "подлые", то так. Назначение следствия - выявить истину. Вы ведь тоже кончали юридический? Да? По истории права. Так вот, ваш факультет был в то время факультетом ненужных вещей - наукой о формальностях, бумажках и процедурах. А нас учили устанавливать истину.
- А как устанавливать - на это наплевать? - спросил он. - Например, вот мне показывают ордер на арест моей жены. Говорят: не подпишешь, что виноват, - сегодня же твоя жена будет сидеть рядом. Так я подпишу! Так я что угодно подпишу! Потребуете, чтобы я показал, что убил, ограбил, поезд свернул с рельсов, - так я покажу и это. Но только жену не трогайте.
- И скажете, где спрятано награбленное? - спросила она спокойно. - И выдадите вещественные улики? И назовете всех сообщников? И тем дадите нам возможность прервать вашу преступную деятельность? Да, тогда и подлог имеет смысл и та "подлая" фотография тоже.
- Какое счастье, что я не женат! - воскликнул он. - Значит, все мое золото останется при мне! Все двадцать пять килограммов плюс пятьдесят килограммов серебра! И сообщников я вам тоже не выдам. - Он снял трубку и через 0! вызвал отдел хранения. Клара подошла сейчас же. Она как будто сидела и ждала его звонка.
- Здравствуйте, моя радость, - сказал он ласково. - Здравствуйте, хорошая моя. Вот какое дело. Меня задерживают в милиции, а у меня деловое свидание с Полиной Юрьевной. Ну, все насчет тех костей. Так вот, сейчас три часа, а в четыре нужно подойти к фонтану, и она там будет. Так вот... - Он быстро оглянулся на Аникееву, но она уже вышла и притворила за собой дверь.
Он просидел до вечера. А вечером пришли они оба: она и Зеленый.
- Извините, - сказал Зеленый хмуро. - Задержали. - Он сел. - Начальство сердится, - сказал он Аникеевой, - директора полковник при мне вызвал, разговор был у них! Беда! - Он засмеялся и покрутил головой.
Усмехнулась и Аникеева.
Очевидно, и она понимала, что значит допрашивать директора.
- Так вот, - сказал Зеленый, делаясь опять совершенно серьезным. - На музей нашим командованием возложена тяжелая ответственность. Он обязан загладить нанесенный ущерб. И в первую очередь это относится именно к вам - руководителю отдела.
- Здорово! - вырвалось у Зыбина. - А я тут при чем?
Зеленый поморщился.
- Вот при чем тут вы! - ответил он ворчливо. - Валюта-то уплыла, и никто не виноват. Вы обязаны были предвидеть такие казусы, на то вы и руководитель отдела. Вы предупреждали дирекцию, что находки золота возможны? Что вот однажды могут прийти и принести его? И как надо тогда поступать? Ведь вы говорили об этом? Зачем же вы сейчас отрекаетесь?
- Нет, - покачал головой Зыбин. - Я ничего не говорил. Не приходило как-то! в голову.
- Да? Ну а вот тут у нас есть сведения, что вы несколько раз предупреждали. Как же так не предупреждали? А как только первые кружочки стали попадаться вам в руки, что вы сказали тогда директору? Не помните? А я вот помню. Вы сказали, что надо смотреть в оба. Так? (Зыбин промолчал.) Ну хорошо, вы поставили в свое время в известность дирекцию, - смягчился Зеленый (видно было, что действительно за Зыбиным он никакой вины не находил - для этого он был слишком оперативным работником. Вину понимал прямо и ясно - как действие и бездействие, но не как недостаток ясновидения). - Вы сказали ему, а он ноль внимания, за это тоже на него ложится немалая доля ответственности, но вы же специалист и раз видите, что директор так наплевательски относится к вашим предупреждениям, вы должны были нам сразу же сообщить свои соображения, а мы бы вот директора вызвали да и поговорили бы с ним по-свойски. Вот золото бы и не уплыло. А теперь вы оба в ответе. Но вы археолог, с вас спроса больше.
...
