- Гурт! - ответил Вамба таким же осторожным шепотом.
И свинопас тотчас предстал перед ним.
- Что это значит? - спросил Гурт поспешно. - Что там за крики и стук мечей?
- Обыкновенная история, - отвечал Вамба: - всех забрали в плен.
- Кого забрали? - воскликнул Гурт нетерпеливо.
Группа компаний «Александр Электрик» - производитель модулей и блоков электропитания вторичного промышленного и коммерческого назначения производит:
преобразователи напряжения; AC/DC модули электропитания; DC/DC модули электропитания; фильтры и защитные устройства. Одно из направлений деятельности группы компаний - разработка и производство нестандартных изделий по заказу. Группа компаний «Александр Электрик» работает с 1991 г.
- Нашего господина, и леди Ровену, и Ательстана, и Гундиберта, и Освальда... всех!
- Господи помилуй! - воскликнул Гурт. - Как же они попали в плен и к кому?
- Наш хозяин сразу вступил в драку, - продолжал шут. - Ательстан не поспел, а остальные и подавно. А забрали их люди в черных масках и зеленых кафтанах. Теперь все они лежат, связанные, на зеленой мураве, словно дикие яблоки, когда ты потрясешь в лесу дерево на корм своим свиньям. Даже смешно, право! - сказал честный шут. - Я бы смеялся, кабы не слезы!
И он расплакался.
Лицо Гурта одушевилось.
- Вамба, - сказал он, - у тебя есть оружие, а храбрости у тебя оказалось больше, чем ума; нас с тобой только двое, но внезапное нападение смелых людей может изменить многое. Пойдем!
- Куда и зачем? - спросил шут.
- Выручать Седрика.
- Не ты ли недавно отказывался служить ему?
- Теперь все по-другому, - возразил Гурт, - теперь он в беде... Пойдем!
Только что шут собрался повиноваться, как перед ними появился какой-то человек, приказавший им остановиться. Судя по его одежде и вооружению, Вамба сначала принял его за одного из разбойников, взявших в, плен его хозяина. Однако по роскошной перевязи с великолепным охотничьим рогом, спокойным манерам, повелительной осанке и голосу тотчас узнал в нем того самого йомена, по имени Локсли, который одержал победу на состязании стрелков.
- Что значит этот шум? - спросил он. - Кто осмеливается чинить грабеж и насилие в этих лесах?
- Погляди поближе на их кафтаны, - отвечал Вамба. - Посмотри, не принадлежат ли они твоим детям, ибо они так похожи на твой собственный, как два зеленых стручка гороха друг на друга.
- Это я сейчас узнаю, - сказал Локсли, - а пока запрещаю вам трогаться с места. Оставайтесь тут, пока я не вернусь. И вам и вашим господам будет лучше, если вы послушаетесь меня. Однако постойте: сперва надо привести себя в такой вид, чтобы походить на этих грабителей.
Говоря это, он снял с себя перевязь с рогом, сорвал перо со своей шапки и все это передал Вамбе. Потом вынул из сумки маску, надел ее и, повторив приказание не трогаться с места, пошел на разведку.
- Будем, что ли, ждать его, - спросил Вамба, - или попробуем дать тягу? Уж слишком у него наготове все разбойничье снаряжение, чтобы он был честным человеком.
- А хоть бы он оказался самим чертом, пусть его, - сказал Гурт. - Нам не будет хуже оттого, что мы его подождем. Если он из той же шайки, он теперь успел их предупредить, и нам не удастся ни напасть на них, ни убежать. К тому же я убедился за последнее время, что настоящие разбойники далеко не самые плохие люди.
Через несколько минут йомен вернулся.
- Друг мой Гурт, - сказал он, - я сейчас побывал у тех молодцов и теперь знаю, что это за люди и куда направляются. Я думаю, что они не собираются убивать своих пленников. Нападать на них втроем было бы чистейшим безумием, потому что они настоящие воины и, как люди опытные, расставили часовых, которые при первой попытке подойти к ним тотчас поднимут тревогу. Но я надеюсь собрать такую дружину, которая сможет их одолеть, несмотря ни на какие предосторожности. Вы оба слуги, и, как мне кажется, преданные слуги Седрика Саксонца-защитника английских вольностей. Найдется довольно английских рук, чтобы выручить его из беды. Идите за мной.
С этими словами он быстро пошел вперед, а свинопас и шут безмолвно последовали за ним. Однако Вамба не мог долго молчать.
- Сдается мне, - сказал он, разглядывая перевязь и рог, которые он все еще держал в руках, - что я сам видел, как летела стрела, выигравшая этот славный приз, и было это совсем недавно.
- А я, - сказал Гурт, - готов поклясться своим спасением, что слышал голос того доброго йомена, который выиграл приз, и слышал я его и днем, и в ночную пору, и месяц состарился с тех пор никак не больше чем на три дня.
- Любезные друзья мои, - обратился к ним йомен, - теперь не время допытываться, кто я и откуда. Если мне удастся выручить вашего хозяина, вы по справедливости будете считать меня своим лучшим другом. А как меня зовут и точно ли я умею стрелять из лука получше пастуха и когда я люблю гулять, днем или ночью, - это все такие вопросы, которые вас не касаются, а потому вы лучше не ломайте над ними голову.
- Ну, попали мы в львиную пасть! - шепотом сказал Вамба своему товарищу. - Что теперь делать?
- Тес! Замолчи ради бога! - сказал Гурт. - Только не рассерди его своей дурацкой болтовней, и увидишь, что все кончится благополучно.
ГЛАВА XX
Осенний вечер мрачен был,
Угрюмый лес темнел вокруг,
Был путнику ночному мил
Отшельнической песни звук.
Казалось, так душа поет,
Расправив звучные крыла,
И птицей, славящей восход,
Та песня к небесам плыла.
"Отшельник у ручья св. Климентия"
Следуя за своим таинственным проводником, слуги Седрика часа через три достигли небольшой поляны среди леса.
Посередине ее огромный дуб простирал во все стороны свои мощные ветви. Под деревом лежали на траве четверо или пятеро йоменов.Часовой медленно расхаживал возле.
Заслышав приближение шагов, он тотчас поднял тревогу. Спящие мигом вскочили на ноги, и все разом натянули луки. Шесть стрел легли на тетиву и направились в ту сторону, откуда слышался шорох, но как только стрелки завидели и узнали проводника, они приветствовали его с глубоким почтением.
- Где Мельник? - было его первым вопросом.
- На дороге к Ротергему.
- Сколько при нем народу? - спросил предводитель, ибо таково было, по-видимому, его звание.
- Шесть человек, и есть надежда на хорошую поживу, коли поможет Николай-угодник.
- Благочестиво сказано! - сказал Локсли. - А где Аллен из Лощины?
- Пошел на дорогу к Уотлингу - подстеречь приора из Жорво.
- И это хорошо придумано, - сказал предводитель - А где монах?
- У себя в келье.
- Туда я пойду сам, - сказал Локсли, - а вы ступайте в разные стороны и соберите всех товарищей. Старайтесь собрать как можно больше народу, потому что есть на примете крупная дичь, которую трудно выслеживать, притом она кусается. На рассвете приходите все сюда, я буду тут... Постойте, - прибавил он. - Я чуть было не забыл самого главного. Пусть двое из вас отправятся поскорее к Торкильстону, замку Фрон де Бефа. Отряд переодетый храбрецов, нарядившихся совершенно так же, как и мы, везет туда несколько пленных. Наблюдайте за ними неотступно. Даже в том случае, если они доберутся до замка прежде, чем мы успеем собраться с силами, честь обязывает нас покарать их. Поэтому следите за ними хорошенько, и пусть самый проворный из вас принесет мне весть о том, что у них делается.
Стрелки обещали все исполнить в точности и быстро разошлись в разные стороны. Тем временем их предводитель и слуги Седрика, глядевшие на него теперь с величайшим почтением и некоторой боязнью, продолжали свой путь к часовне урочища Копмангерст.
Когда они достигли освещенной луною поляны и увидели полуразрушенные остатки часовни, а рядом с нею бедное жилище отшельника, говорившее воображению о строгом благочестии его обитателя, Вамба прошептал на ухо Гурту:
- Коли тут точно живет вор, стало быть правду говорит пословица, что чем ближе к церкви, тем дальше от господа бога. Я готов прозакладывать свою шапку, что это так и есть. Послушай-ка, что там за пение в келье пустынника.
В эту минуту отшельник и его гость во все горло распевали старинную застольную песенку с таким припевом:
Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше,
Милый мой, милый мой!
Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше.
Ты. Дженкин, пьешь неплохо - ты плут и выпивоха!
Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше.
- Недурно поют, ей-богу! - сказал Вамба, пробуя подтянуть припев. - Но скажите на милость, кто бы мог ожидать услышать такое пение в глухую полночь в келье отшельника!
- Что же тут удивительного? - сказал Гурт. - Всем известно, что здешний причетник - превеселый парень; он убивает добрую половину всей дичи, какая пропадает в этих местах. Говорят, будто лесной сторож жаловался на него своему начальству, и если отшельник не станет вести себя пристойнее, с него сорвут и рясу и скуфью.
Пока они разговаривали, Локсли так часто и сильно стучался в дверь, что отшельник и его гость наконец услышали этот стук.
- Клянусь святыми четками, - молвил отшельник, внезапно оборвав свои звонкие рулады, - кто-то стучится! Ради моего клобука, я не хотел бы, чтобы они настали нас за таким приятным занятием. У всякого человека есть недоброжелатели, почтеннейший Лентяй; чего доброго, найдутся злые сплетники, которые гостеприимство, с каким я принял усталого путника и провел с ним часа три ночного времени, назовут распутством и пьянством
- Вот ведь какая низкая клевета! - сказал рыцарь. - Мне хотелось бы проучить их как следует. Однако это правда, святой причетник, что у всякого человека есть враги. В здешнем краю есть такие люди, с которым?! я сам охотнее стал бы разговаривать сквозь решетку забрала, чем с открытым лицом.
- Так надевай скорее на голову твой железный горшок, друг Лентяй, и поспешай, насколько позволяет тебе твой характер. А я тем временем уберу эти оловянные фляги. То, что в них было налито, как-то странно бултыхается теперь в моей голове. А чтобы не слышно было звяканья посуды, потому что у меня действительно немного руки трясутся, подтяни ту песню, которую я сейчас запою Тут дело не в словах. Я и сам-то не больно твердо их помню.
Сказав это, он громовым голосом затянул псалом "Из бездны воззвал..." - и принялся уничтожать следы пиршества. Рыцарь, смеясь от души, продолжал облекаться в свои боевые доспехи, усердно подтягивая хозяину всякий раз, как успевал подавить душивший его хохот.
- Что у вас за чертова заутреня в такой поздний час? - послышался голос из-за двери.
- Прости вам боже, сэр странник, - отвечал отшельник, из-за поднятого шума, а может быть, и с пьяных глаз не узнавший голоса, который, однако, был ему очень хорошо знаком. - Ступайте своей дорогой, ради бога и святого Дунстана, и не мешайте мне и преподобному собрату моему читать молитвы.
- Не с ума ли ты сошел, монах? - отвечал голос снаружи. - Отопри, это я, Локсли!
- А-а! Ну ладно, все в порядке! - сказал отшельник, обращаясь к гостю.
- Это кто же такой? - спросил Черный Рыцарь. - Мне нужно знать это.
- Кто такой? Я же говорю тебе, что друг, - отвечал отшельник.
- Какой такой друг? - настаивал рыцарь. - Может быть, он тебе друг, а мне враг?
- Какой друг-то? - сказал отшельник. - Это, знаешь ли, такой вопрос, который легче задать, чем ответить на него. Какой друг? Да вот, коли хорошенько сообразить, это тот самый добряк, честный сторож, о котором я тебе давеча говорил.
- Понимаю, - молвил рыцарь, - значит, он такой же честный сторож, как ты благочестивый монах. Отвори же ему дверь, не то он сорвет ее с петель.
Между тем собаки, сначала поднявшие отчаянный лай, теперь как будто узнали по голосу того, кто стоял за дверью Они перестали лаять, начали царапаться в дверь и повизгивать, словно желая, чтобы пришедшего скорее впустили. Отшельник снял с двери засовы и впустил Локсли и обоих его спутников.
- Слушай-ка, отче, - спросил йомен, войдя и увидев рыцаря, - что это у тебя за собутыльник?
- Это монах нашего ордена, - отвечал отшельник, покачивая головой, - мы с ним всю ночь молитвы читали.
- Должно быть, он служитель воинствующей церкви, - сказал Локсли, - эта братия теперь повсюду встречается. Я тебе говорю, монах, отложи свои четки в сторону и берись за дубину. Нам теперь каждый человек дорог, все равно, духовного ли он звания или светского Да ты, кажется, помутился в рассудке! - прибавил Локсли, отведя отшельника в сторону и понижая голос. - Как же можно принимать совсем неизвестного рыцаря? Разве ты позабыл статьи нашего устава?
- Как - неизвестного? - смело ответил монах. - Я его знаю не хуже, чем нищий знает свою чашку.
- Как же его зовут? - спросил Локсли.
- Как его зовут-то? - повторил отшельник. - А зовут его сэр Антони Скрэбльстон. Вот еще! Стану я пить с человеком, не зная, как его зовут!
- Ты слишком много пил сегодня, братец, - сказал йомен, - и, того и гляди, слишком много наболтал.
- Друг йомен, - сказал рыцарь, подходя к ним, - не сердись на веселою хозяина. Он оказал мне гостеприимство, это правда, но если бы он не согласился принять меня, я бы заставил его это сделать.
- Ты бы заставил? - сказал отшельник. - Вот погоди, сейчас я сменю свою серую хламиду на зеленый камзол, и пусть я не буду ни честным монахом, ни хорошим лесником, если не разобью тебе голову своей дубиной!
С этими словами он сбросил с себя широкую рясу и мигом облекся в зеленый кафтан и штаны того же цвета.
- Помоги мне, пожалуйста, зашнуровать все петли, - сказал он, обращаясь к Вамбе, - за труды я тебе поднесу чарку крепкого вина.
- Спасибо на ласковом слове, - отвечал Вамба, - только не грех ли мне будет помогать тебе превращаться из святого отшельника в лесного бродягу?
- Не бойся, - сказал отшельник. - Стоит исповедать грехи моего зеленого кафтана моему же серому балахону, и все будет ладно.
- Аминь! - сказал шут. - Суконному грешнику подобает иметь дело с холщовым духовником, так что заодно пускай уж твой балахон даст отпущение грехов и моей куртке.
Говоря это, он помог монаху продеть шнурки в бесчисленные петли, соединявшие штаны с фуфайкой.
Пока они занимались этим, Локсли отвел рыцаря в сторону и сказал ему:
- Не отпирайтесь, сэр рыцарь, вы тот самый витязь, благодаря которому победа осталась за англичанами на второй день турнира в Ашби.
- Что ж из того, если ты угадал, друг йомен? - спросил рыцарь.
- В таком случае, - отвечал йомен, - я могу считать вас сторонником слабейшей партии.
- Такова прямая обязанность каждого истинного рыцаря, - сказал Черный Рыцарь, - и мне было бы прискорбно, если бы обо мне подумали иначе.
- Но для моих целей, - сказал йомен, - мало того, чтобы ты был добрым рыцарем. Надо, чтобы ты был вдобавок и добрым англичанином. То, о чем я хочу поговорить с тобой, касается, пожалуй, и всякого честного человека, но в особенности оно обязательно для каждого честного сына этой страны.
- Едва ли найдется человек, - отвечал рыцарь, - которому Англия и жизнь каждого англичанина были бы дороже, чем мне.
- Охотно этому верю, - сказал йомен. - Никогда еще наша страна не нуждалась так в помощи тех, кто ее любит. Послушай, я тебе расскажу об одном предприятии. В нем ты сможешь принять почетное участие, если ты действительно таков, каким мне кажешься. Дело вот в чем: шайка негодяев захватила в плен одного знатного англичанина, по имени Седрик Саксонец, а также его воспитанницу и его друга, Ательстана Конингсбурского. Их увезли в один из соседних замков, под названием Торкильстон. Скажи мне, как добрый рыцарь и добрый англичанин, хочешь помочь нам выручить их?
- Произнесенный обет вменяет мне в обязанность это сделать, - отвечал рыцарь, - но я хотел бы знать, кто же просит меня помочь им.
- Я, - сказал йомен, - не именитый человек, но я друг своей родины и тех, кто любит ее. Удовольствуйтесь пока этими сведениями о моей личности, тем более, что и сами вы желаете оставаться безвестным. Знайте, однако, что мое честное слово так же верно, как если бы и я носил золотые шпоры.
- Этому я охотно поверю, - сказал рыцарь. - Твое лицо говорит о честности и твердой воле. Поэтому я больше не буду ни о чем тебя расспрашивать, а просто помогу тебе выпустить на волю этих бедных пленников. А там, надеюсь, мы с тобой познакомимся поближе и, расставаясь, будем довольны друг другом.
Между тем отшельник наконец переоделся, и Вамба перешел на другой конец хижины и мимоходом расслышал конец разговора.
- Вот как, - шепнул он Гурту, - у нас, значит, будет новый союзник? Будем надеяться, что доблесть этого рыцаря окажется не такой фальшивой монетой, как благочестие отшельника или честность йомена. Этот Локсли кажется мне прирожденным охотником за чужой дичью, а поп - веселый лицемер.
- Придержи язык, Вамба, сделай милость! - сказал Гурт. - Оно, может быть, и так, но если бы хоть сам рогатый черт сейчас явился и предложил нам свои услуги, чтобы вызволить из беды Седрика и леди Ровену, боюсь - у меня недостало бы набожности отказаться от его помощи.
Тем временем отшельник вооружился, как настоящий йомен, мечом, щитом, луком и колчаном со стрелами, а через плечо перекинул тяжелый бердыш. Он первым вышел из хижины, а потом тщательно запер дверь и засунул ключ под порог.
- Ну что, брат, годишься ты теперь в дело, - спросил Локсли, - или хмель все еще бродит у тебя в голове?
- Чтобы прогнать его, - отвечал монах, - будет довольно глотка воды из купели святого Дунстана. В голове, правда, жужжит что-то и ноги меня не слушаются, но все это мигом пройдет.
С этими словами он подошел к каменному бассейну, припал к нему ртом и пил так долго, как будто задумал осушить источник.
- Случалось ли тебе раньше выпивать столько воды, святой причетник из Копмангерста? - спросил Черный Рыцарь.
- Только один раз: когда мой бочонок с вином рассохся и вино утекло незаконным путем. Тогда мне нечего было пить, кроме воды, - отвечал монах.
Тут он погрузил руки в воду, а потом окунул голову и смыл таким образом все следы полночной попойки.
Протрезвившись окончательно, веселый отшельник ухватил свой тяжелый бердыш тремя пальцами и, вертя его над головой, как тростинку, закричал:
- Где они, подлые похитители, что увозят девушек против их воли? Черт меня побери, коли я не справлюсь
с целой дюжиной таких мерзавцев!
- Ты и ругаться умеешь, святой причетник? - сказал Черный Рыцарь.
- Полно меня к причетникам причислять! - возразил ему преобразившийся монах. - Клянусь святым Георгием и его драконом, я только до тех пор и монах, пока у меня ряса на плечах... А как надену зеленый кафтан, так могу пьянствовать, ругаться и ухаживать за девчонками не хуже любого лесника.
- Ступай вперед, балагур, - сказал Локсли, - да помолчи немного; ты сегодня шумишь, как целая толпа монахов в сочельник, когда отец игумен улегся на покой. Пойдемте, друзья, медлить нечего. Надо поскорее собрать все силы, и все же у нас мало будет народу, чтобы взять приступом замок Реджинальда Фрон де Бефа.
- Что? - воскликнул Черный Рыцарь. - Так это Фрон де Беф выходит нынче на большую дорогу и берет в плен верноподданных короля? Разве он стал вором н притеснителем?
- Притеснителем он всегда был, - сказал Локсли.
- А что до воровства, - подхватил монах, - то хорошо, если бы он хоть вполовину был так честен, как многие из знакомых мне воров.
- Иди, иди, монах, и помалкивай! - сказал йомен. - Лучше бы ты попроворнее провел нас на сборное место, чем болтать то, чего не надо говорить как из приличия, так и ради осторожности!
ГЛАВА XXI
Увы, прошло так много дней и лет
С тех пор, как тут за стол садились люди,
Мерцанием свечей озарены!
Но в сумраке высоких этих сводов
Мне слышится времен далекий шепот,
Как будто медлящие голоса
Тех, кто давно в своих могилах спит.
"Орра", трагедия
Пока принимались все эти меры для освобождения Седрика и его спутников, вооруженный отряд, взявший их в плен, спешил к укрепленному замку, где предполагалось держать их в заключении. Но вскоре наступила полная темнота, а лесные тропинки были, очевидно, мало знакомы похитителям. Несколько раз они останавливались и раза два поневоле возвращались назад. Летняя заря занялась прежде, чем они попали на верную дорогу, но зато теперь отряд подвигался вперед очень быстро. В это время между двумя предводителями происходил такой разговор:
- Тебе пора уезжать от нас, сэр Морис, - говорил храмовник рыцарю де Браси. - Тебе нужно разыграть роль освободителя.
- Нет, я передумал, - сказал де Браси: - я до тех пор не расстанусь с тобой, пока добыча не будет доставлена в замок Фрон де Бефа. Тогда я предстану перед леди Ровеной в моем настоящем виде и надеюсь уверить ее, что моя пылкая страсть была невольной причиной совершенного над нею насилия.
- А что заставило тебя изменить первоначальный план, де Браси? - спросил храмовник.
- Это тебя не касается, - отвечал его спутник.
- Надеюсь, однако, сэр рыцарь, - сказал храмовник, - что такая перемена произошла не оттого, что ты заподозрил меня в бесчестных намерениях?
- Что я думаю, то пусть остается при мне, - отвечал де Браси. - Говорят, что черти радуются, когда один вор обокрадет другого. Но всем известно, что никакие черти не в силах помешать рыцарю Храма поступить по-своему.
- А вождю вольных наемников, - подхватил храмовник, - ничто не мешает опасаться со стороны друга тех обид, которые он сам чинит всем на свете.
- Не будем без пользы упрекать друг друга, - отвечал де Браси. - Довольно того, что я имею понятие о нравственности рыцарей, принадлежащих к ордену храмовников, и не хочу дать тебе возможность отбить у меня красавицу, ради которой я пошел на такой риск.
- Пустяки! - молвил храмовник. - Чего тебе бояться? Ведь ты знаешь, какие обеты налагает наш орден!
- Еще бы! - сказал де Браси. - Но я знаю также, как эти обеты выполняются. Полно, сэр рыцарь. Все знают, что в Палестине законы служения дамам подвергаются очень широкому толкованию. Говорю прямо - я не решусь ни в чем полагаться на твою совесть.
- Так знай же, - сказал храмовник, - что я нисколько не интересуюсь твоей синеокой красавицей. В одном отряде с ней есть другая, которая мне гораздо больше нравится.
- Неужели ты говоришь о прелестной еврейке? - сказал де Браси.
- А если и так, - сказал Буагильбер, - кто может мне помешать в этом?
- Насколько мне известно, никто, - отвечал де Браси, - разве что данный тобою обет безбрачия. Или просто совесть не позволит завести интригу с еврейкой.
- Ну, насчет обета, - сказал храмовник, - я имею разрешение от нашего гроссмейстера, а что касается совести, то человеку, который собственноручно убил до трехсот сарацин, можно, кажется, не заботиться о мелких грешках. Ведь я - не деревенская девушка, в первый раз идущая к исповеди в страстной четверг.
- Тебе лучше знать, как далеко простираются твои права, - сказал де Браси, - однако я готов был поклясться, что денежные мешки старого ростовщика пленяют тебя гораздо больше, чем черные очи его дочери.
- То и другое привлекательно, - отвечал храмовник. - Впрочем, старый еврей лишь наполовину моя добыча. Его придется делить с Реджинальдом Фрон де Бефом. Ведь он не позволит нам даром расположиться в своем замке. И вот мне захотелось получить свою долю, и я решил, что прелестная еврейка будет моей нераздельной добычей. Ну, теперь ты знаешь мои намерения, значит можешь придерживаться первоначального плана. Сам видишь, что тебе нечего опасаться моего вмешательства.
- Нет, - сказал де Браси. - я все-таки останусь поближе к своей добыче. Все, что ты говоришь, вполне справедливо, но меня беспокоит разрешение, данное тебе гроссмейстером, да и те особые права, которые дает тебе убийство трехсот сарацин. Ты так уверен, что тебе все простится, что не станешь церемониться из-за пустяков.
Пока между рыцарями происходил этот разговор, Седрик всячески старался выпытать от окружавшей его стражи, что они за люди и с какой целью совершили нападение.
- С виду вы англичане, - говорил он, - а между тем накинулись на своих земляков, словно настоящие норманны. Если вы мне соседи, значит мои приятели: кто же из моих английских соседей когда-либо враждовал со мной? Говорю вам, йомены: даже те из вас, которые запятнали себя разбоем, пользовались моим покровительством; я снисходил к их нищете и вместе с ними проклинал несносных притеснителей, бессовестных дворян. Что же вам нужно от меня? Зачем вы подвергаете меня насилию? Ваши действия показывают, что вы ничем не лучше зверей. Неужели же вы хотите уподобиться бессловесным скотам даже в их бессловесности?
Но все эти речи были напрасны. У его стражи было много важных причин не нарушать молчания, а потому он не мог донять их ни гневом, ни уговорами. Они продолжали все так же быстро везти его вперед, пока наконец в конце широкой аллеи не возник впереди Торкильстон, древний замок, принадлежавший тогда Реджинальду Фрон де Бефу. Этот замок представлял собою высокую четырехугольную башню, окруженную более низкими постройками и обнесенную снаружи крепкой стеной. Вокруг этой стены тянулся глубокий ров, наполненный водой. Фрон де Беф нередко враждовал со своими соседями, а потому позаботился прочнее укрепить замок, построив во всех углах внешней стены еще по одной башне. Вход в замок, как во всех укреплениях того времени, находился под сводчатым выступом в стене, защищенным с обеих сторон маленькими башенками.
Как только Седрик завидел очертания поросших мхом зубчатых серых стен замка, высившихся над окружавшими их лесами, ему сразу стало понятно, что, собственно, произошло.
- Понапрасну я обидел воров и разбойников, - сказал он, - вообразив, что эти бандиты могут принадлежать к их шайке... Это все равно, что приравнять лисиц наших лесов к хищным волкам Франции. Говорите, подлые собаки, чего добивается ваш хозяин: моей смерти или моего! богатства? Должно быть, ему обидно, что еще осталось двое саксонцев, я да благородный Ательстан, владеющий земельными угодьями в этой стране. Так убейте же нас, довершите неправое дело. Вы отняли наши вольности, отнимите и жизнь. Если Седрик Саксонец не в силах спасти Англию, он готов умереть за нее. Скажите вашему бесчеловечному хозяину, что я лишь умоляю его отпустить без всякой обиды леди Ровену. Она женщина; ему нечего бояться ее, а с нами умрут последние бойцы, которые дерзают за нее заступаться.
Стража и на эту речь отвечала безмолвием; к этому времени они остановились перед воротами замка. Де Браси трижды протрубил в рог. Тогда стрелки, высыпавшие на стены при их приближении, поспешили сойти вниз, опустить подъемный мост и впустить гостей в замок. Стража заставила пленников сойти с лошадей и отвела их в залу, где им был предложен завтрак; но никто, кроме Ательстана, не притронулся к нему. Впрочем, потомку короля-исповедника тоже не дали времени основательно заняться поданными яствами, так как стража сообщила ему и Седрику, что их поместят отдельно от леди Ровены. Сопротивляться было бесполезно. Их заставили пройти в большую комнату, сводчатый потолок которой, опиравшийся на неуклюжие саксонские колонны, придавал ей сходство с трапезными залами, какие и теперь еще можно встретить в наиболее древних из наших монастырей.
Потом и леди Ровену разлучили с ее служанками и проводили, очень вежливо, но не спросив о ее желании, в отдельную комнату. Такой же сомнительный почет был оказан и Ревекке, невзирая на мольбы ее отца. Старик в отчаянии предлагал даже деньги, лишь бы дочери дозволено было оставаться при нем.
- Нечестивец, - ответил ему один из стражей, - когда ты увидишь, какая берлога тебе приготовлена, так сам не захочешь, чтобы дочь оставалась с тобой!
И без дальнейших разговоров старого Исаака потащили в другую сторону от остальных пленных. Прислугу тщательно обыскали, обезоружили и заперли в особом помещении. Леди Ровену лишили даже услуг ее горничной Эльджиты.
Комната, куда заключили обоих саксонских вождей, в то время служила чем-то вроде караульного помещения, хотя в старину это была главная зала. Владелец замка построил себе украшенную норманским орнаментом новую великолепную залу, сводчатый потолок которой поддерживался легкими изящными колоннами.
Исполненный гнева, Седрик взволнованно шагал взад и вперед по комнате; между тем Ательстан, которому природная апатия заменяла терпение и философскую твердость духа, равнодушно относился ко всему, кроме мелких лишений. Но и они так мало его тревожили, что он большей частью молчал, лишь изредка отзываясь на возбужденные и пылкие речи Седрика.
- Да, - говорил Седрик, рассуждая сам с собой, но в то же время обращаясь и к Ательстану, - в этой самой зале пировал мой дед с Торкилем Вольфгангером, который угощал здесь доблестного и несчастного Гарольда. Гарольд шел тогда воевать с норвежцами, ополчившимися против него под предводительством мятежника Тости *. В этой самой зале Гарольд принял посла своего возмутившегося брата. Сколько раз бывало отец с восторгом рассказывал мне об этом событии! Посланец от Тости был введен в залу, переполненную именитыми саксонскими вождями, которые распивали красное вино, собравшись вокруг своего монарха.
- Я надеюсь, - сказал Ательстан, заинтересованный этой подробностью, - что они не забудут прислать нам вина, и какой-нибудь еды. Поутру мы едва успели дотронуться до завтрака. Притом же пища не идет мне впрок, если я за нее принимаюсь тотчас после верховой езды, хотя лекаря и уверяют, что это очень полезно.
Седрик не обратил внимания на эти замечания и продолжал свой рассказ:
- Посланец от Тости прошел через всю залу, не боясь хмурых взоров, устремленных на него со всех сторон, и, остановившись перед троном короля Гарольда, отвесил ему поклон.
"Поведай, государь, - сказал посланец, - на какие условия может надеяться брат твой Тости, если сложит оружие и будет просить у тебя мира?"
"На мою братскую любовь, - воскликнул великодушный Гарольд, - и на доброе графство Нортумберленд". кое в придачу!"
"А если Тости примет такие условия, - продолжал посланец, - какие земельные угодья даруешь ты его верному союзнику Хардраду, королю норвежскому?"
"Семь футов английской земли! - отвечал Гарольд, пылая гневом. - А если правда, что этот Хардрад такого богатырского роста, мы можем прибавить еще двенадцать дюймов".
Вся зала огласилась восторженными кликами, кубки и рога наполнились вином; вожди пили за то, чтобы норвежец как можно скорее вступил во владение своей "английской землей".
- И я бы с величайшим удовольствием выпил с ними, - сказал Ательстан, - потому что у меня положительно пересохло во рту.
- Смущенный посланец, - продолжал Седрик с большим воодушевлением, хотя слушатель не проявлял никакого интереса к рассказу, - ушел довести до сведения Тости и его союзника зловещий ответ его оскорбленного брата. И вот тогда башни Йорка и обагренные кровью струи Дервента сделались свидетелями лютой схватки, во время которой, показав чудеса храбрости, пали и король норвежский и Тости, а с ними десять тысяч лучшего их войска. И кто бы подумал, что в тот самый день, когда одержана была эта великая победа, тот самый ветер, что развевал победные саксонские знамена, надувал и норманские паруса, направляя суда к роковым берегам Суссекса! Кто бы подумал, что через несколько дней сам Гарольд лишится своего королевства и получит взамен столько английской земли, сколько сам назначил в удел норвежскому королю! И кто бы подумал, что ты, благородный Ательстан, ты, потомок доблестного Гарольда, и я, сын одного из храбрейших защитников саксонской короны, попадем в плен к подлому норманну и что нас будут держать под стражей в той самой зале, где наши отцы задавали столь блестящие и торжественные пиры!
...
