- Ну, будь по-твоему, - сказала Ульрика. - Ступай своей дорогой и позабудь в своем высокомерии, что стоящая перед тобой старуха была дочерью друга твоего отца. Иди своим путем. Я останусь одна. Зато и мое мщение будет всецело делом моих рук. Никто не станет мне помогать, но все услышат о том деянии, на которое я отважусь. Прощай! Твое презрение оборвало последнюю связь мою с миром. Ведь я надеялась, что мои несчастья смогут пробудить сострадание в моих соплеменниках.
Если Вам нужен кондиционер, Вам лучше обратиться к специалистам. Не устанавливайте самостоятельно такие системы. Здесь нужен опыт и знание. Быстрая
установка кондиционеров в Москве и в любом другом городе стоит денег. Лучше заплатить и не мучатся ночами, думая, что ваш кондиционер упадет кому-нибудь на голову или быстро выйдет из строя.
- Ульрика, - сказал Седрик, тронутый ее словами, - ты так много вынесла и претерпела в этой жизни, так неужели ты будешь предаваться отчаянию именно теперь, когда глаза твои прозрели на твои преступления и покаяние должно стать твоим главным делом?
- Седрик, - отвечала Ульрика, - ты мало знаком с человеческим сердцем. Чтобы жить так, как я жила, нужно носить в своей душе безумную жажду наслаждений и мести. Напиток слишком ядовитый для человеческого сердца, но отказаться от него нет силы. Старость не дает наслаждений, морщинистое лицо перестает пленять, а мстительность выдыхается, размениваясь на бессильные проклятия. Тогда-то возникают угрызения совести, а с ними - бесплодные сожаления о прошлом и безнадежность в будущем. Но для раскаяния здесь нет места.. Однако твои речи пробудили во мне новую душу. Правду ты сказал: те, кому не страшна смерть, способны на все. Ты указал мне средства к отмщению, и будь уверен, что я ими воспользуюсь. Доселе в моей иссохшей груди наряду с мщением боролись еще другие страсти, отныне оно одно воцарится в ней. Ты сам скажешь потом, что какова бы ни была жизнь Ульрики, ее смерть была достойна дочери благородного Торкиля. Перед стенами зтого проклятого замка собралась боевая дружина - ступай, веди их скорее в атаку. Когда же увидишь красный флаг на боковой башне, в восточном углу крепости, наступай смелее - норманнам будет довольно дела и внутри замка, так что вы сможете прорваться, невзирая на их стрелы и пращи. Иди, прошу тебя. Выполняй свое назначение, а меня предоставь моей судьбе.
Седрик охотно распросил бы ее подробнее насчет ее планов, но в эту минуту раздался суровый голос Реджинальда Фрон де Бефа:
- Куда девался этот бездельник монах! Клянусь богом, я сделаю из него мученика, если он вздумает сеять предательство среди моей челяди!
- Какое верное чутье у нечистой совести! - молвила Ульрика. - Но ты не обращай на него внимания, уходи скорее к своим. Возгласи боевой клич саксонцев, и пусть они запоют свою воинственную песнь. Моя месть послужит им припевом.
Сказав это, она исчезла в боковую дверь, а Реджинальд Фрон де Беф вошел в комнату. Седрик не без труда принудил себя отвесить гордому барону смиренный поклон, на который тот отвечал небрежным кивком.
- Долго же тебя задержали кающиеся грешники, мой отец! Впрочем, тем лучше для них, потому что это их последняя исповедь. Ты приготовил их к смерти?
- Я нашел их, - сказал Седрик, кое-как стараясь изъясняться по-французски, - готовыми к самому худшему исходу, так как они знают, кто их хозяин.
- Это что же такое, монах! Твоя речь смахивает на саксонское произношение! - сказал Фрон де Беф.
- Я воспитывался в обители святого Витольда, что в Бёртоне, - отвечал Седрик.
- Вот как, - молвил барон. - Было бы лучше, если бы ты был норманном. Но нечего делать - других гонцов нет. Этот Витольдов монастырь в Бёртоне просто совиное гнездо. Давно пора разорить его до основания. Скоро настанет такое время, что ни ряса, ни кольчуга не спасут саксонца.
- Да будет воля божия, - проговорил Седрик голосом, дрожавшим от сдержанной ярости.
Но Фрон де Беф принял это за проявление страха.
- Вижу, - сказал он, - что у тебя душа ушла в пятки и ты уже вообразил себе, что наши воины ворвались в вашу трапезную и хозяйничают в ваших погребах. Но окажи мне сегодня услугу, и что бы ни случилось с остальной братией, обещаю тебе, что ты сможешь жить так же безопасно, как улитка в раковине.
- Извольте приказывать, - сказал Седрик, подавляя волнение.
- Так иди за мной, я тебя провожу в боковую калитку.
Фрон де Беф крупным шагом пошел вперед и по пути стал наставлять мнимого монаха, шедшего за ним следом, как он должен вести себя.
- Ты видишь, монах, это стадо саксонских свиней, которые дерзнули окружить мой замок Торкильстон? Наговори им чего хочешь насчет непрочности этой твердыни или вообще скажи что вздумается, лишь бы они еще сутки простояли под стенами. А ты между тем снеси это письмо. Однако постой. Скажи, ты умешь читать?
- Нисколько, - -отвечал Седрик, - -я умею читать только свой требник. Да и то потому, что я знаю наизусть службу господню милостью богородицы и святого Витольда...
- Ну, тем лучше. Итак, отнеси это письмо в замок Филиппа де Мальвуазена. Скажи, что письмо от меня, а писал его храмовник Бриан де Буагильбер и что я прошу его как можно скорее отослать это письмо в Йорк. Впрочем, скажи ему, чтобы он не очень беспокоился за нашу судьбу. Стыдно подумать, что мы вынуждены прятаться от горсточки негодяев, которые обычно пускаются бежать, едва заслышат топот наших коней. Я тебе говорю, монах, ухитрись выдумать какой-нибудь предлог, чтобы удержать на месте этих мерзавцев, пока не подоспеют наши сторонники. Моя мстительность пробудилась, а это такой сокол, который не уснет, пока не насытится добычей.
- Клянусь моим святым покровителем, - сказал Седрик с такой силой, какой нельзя было ожидать от смиренного монаха, - клянусь и всеми остальными святыми угодниками, живыми и умершими в Англии, ваши приказания будут исполнены! Ни один саксонец не уйдет из-под этих стен, если мое влияние будет в силах удержать их здесь.
- Эге, монах, - сказал Фрон де Беф, - ты переменил тон и сразу так приободрился, словно всей душой жаждешь истребления саксонского стада, а между тем ведь эти свиньи тебе сродни!
Седрик был не мастер притворяться и от души пожалел, что с ним нет Вамбы, который, наверно, подсказал бы ему подходящий ответ. Но нужда изощряет ум, а потому он пробормотал, что если люди разбойничают, то церковь предает их отлучению, а государство ставит вне закона.
- Клянусь богом, - сказал Фрон де Беф, - ты говоришь сущую правду! Я и забыл, что эти негодяи способны ободрать донага жирного аббата ничуть не хуже своих французских собратьев. Ведь это они, кажется, поймали настоятеля Сент-Ивского аббатства, привязали его к дубу и заставили петь обедню, пока шарили в его сундуках и сумках? Ах, нет, клянусь святой девой, эту штуку проделал Готье из Миддльтона, один из наших соратников. Но те, что ограбили часовню Сент-Би и утащили оттуда чашу, дароносицу и подсвечник, были саксонцы, не правда ли?
-- Это были безбожники, - отвечал Седрик.
- Да еще выпили все вино и пиво, заготовленное для ваших тайных пирушек. Знаешь, ведь твое дело - отомстить за такое святотатство.
- Я и то поклялся отомстить, - проворчал Седрик. - Святой Витольд будет свидетелем моей клятвы.
Между тем Фрон де Беф вывел его через калитку ко рву, поперек которого была перекинута одна доска. Перейдя через ров, они очутились в небольшом выступе наружной стены, откуда шел подземный ход в открытое поле.
- Теперь ступай скорее, - сказал Фрон де Беф. - Только исполни мое поручение, и ты увидишь, что мясо саксонцев будет здесь так же дешево, как бывает свинина на бойнях в Шеффильде. Да, вот что: ты, кажется, довольно веселый поп, так приходи после побоища, я тебе выставлю столько мальвазии, что хватит напоить допьяна весь ваш монастырь.
- Разумеется, мы еще встретимся, - ответил Седрик.
- А пока вот тебе, - прибавил норманн у последней двери, сунув в руку Седрика золотую монету. - Но помни: если не выполнишь моего поручения, я с тебя сдеру и рясу и твою собственную шкуру.
- Предоставляю тебе и то и другое, - отвечал Седрик, выйдя из подземного хода и радостно шагая по чистому полю. - Можешь казнить меня, если в следующий раз, когда мы встретимся, я не заслужу от тебя ничего лучшего.
Тут он обернулся в сторону замка, швырнул золотую монету и проговорил:
- Провалиться бы тебе вместе со своими деньгами, вероломный норманн!
Фрон де Беф не расслышал этих слов, но видел сопровождавшее их движение, которое показалось ему подозрительным.
- Эй, стрелки, - крикнул он часовым, стоявшим на страже у наружного бастиона, - пустите-ка стрелу вдогонку этому монаху! А впрочем, нет, стойте, - прибавил он, видя, что они уже натягивают луки. - Не нужно стрелять. Ведь другого гонца нет - приходится верить этому. Я думаю, что он не посмеет меня обмануть. В худшем случае придется заключить договор с теми саксонскими псами, что сидят у меня на цепи. Эй, Жиль - тюремщик, распорядись, чтобы привели ко мне Седрика Ротервудского и другого болвана, его товарища, Конингсбургского... Как его звать, Ательстаном, что ли? У них такие имена, что норманскому рыцарю и выговорить трудно и во рту остается от них привкус ветчины. Дай-ка мне вина - прополоскать рот после этих имен, как говорит веселый принц Джон. Подай вино в оружейную и туда же приведи пленных.
Приказание было исполнено. Войдя в залу, увешанную множеством всякого оружия, добытого как им самим, так и его отцом, Фрон де Беф застал там обоих саксонских пленных. Вино уже стояло на массивном дубовом столе. Фрон де Беф сначала выпил большой глоток вина, а потом обратился к пленным.
Надвинутая на самые глаза шапка Вамбы, его новая одежда и тусклый мерцающий свет в зале помешали грозному барону заметить, что главного-то из пленных не было налицо.
- Ну, саксонские храбрецы, - сказал Фрон де Беф, - как вам нравится гостить в Торкильстоне? Поняли ли вы теперь, что значит брезговать гостеприимством принца из дома Анжу? Помните, как вы отплатили за любезный прием нашему царственному принцу Джону? Клянусь богом и святым Денисом, если вы не заплатите знатного выкупа, я повешу вас за ноги на железной решетке вот этих самых окон, и вы будете там висеть, покуда коршуны и вороны не превратят вас в скелеты... Говорите, саксонские псы, много ли вы дадите за спасение своей подлой жизни? Что скажете вы, Ротервудский?
- Я-то ни копейки не дам, - отвечал бедный Вамба, - а что касается вашего обещания повесить меня за ноги, так это, пожалуй, недурно. У меня, говорят, мозги перевернулись вверх ногами с той минуты, как на меня надели колпак. Так если меня повесят головой вниз - может, мозги-то и станут опять на место.
-- Пресвятая Женевьева, - воскликнул Фрон де Беф, - кто это со мной говорит?
Он сшиб шапку Седрика с головы шута и при этом заметил на его шее роковой признак рабства - серебряный ошейник.
- Жиль! Климент! Псы окаянные! - крикнул разъяренный норманн. - Кого вы мне привели?
- На это, кажется, я могу ответить, - сказал де Браси, только что вошедший в залу. - Это потешный дурак Седрика, тот самый, что так мужественно вступил в состязание с Исааком из Йорка на турнире.
- Ну, и прекрасно, - сказал Фрон де Беф: - я повешу их на одной виселице, и пускай висят рядом, если его хозяин и этот боров из Конингсбурга не выкупят их жизнь дорогой ценой. Но одним выкупом они от меня не отделаются: пусть дадут обязательство увести с собой толпы бродяг, окруживших замок, подпишут отречение от своих прав и вольностей и признают себя нашими вассалами. Пусть они будут счастливы, если при новом положении в стране, которое скоро наступит, мы оставим за ними право дышать... Ступайте, - обратился он к двоим из прислужников, - приведите мне настоящего Седрика. На этот раз я не стану взыскивать с вас за ошибку, потому что в самом деле трудно отличить простого дурака от саксонского франклина.
- Но ваша рыцарская светлость скоро узнает, что среди нас дураков осталось гораздо больше, чем франклинов, - сказал Вамба.
- Что за вздор болтает этот плут? - сказал Фрон де Беф, глядя на слуг, которые, переминаясь с ноги на ногу, робко намекнули, что если это не Седрик, то они не знают, куда он девался.
- Господи помилуй! - воскликнул де Браси. - Должно быть, он бежал, переодевшись монахом!
- Кой черт! - крикнул Фрон де Беф. - Стало быть, я сам проводил ротервудского борова до калитки и своими руками выпустил его из замка! А ты, - обратился он к Вамбе, - своим дурачеством перехитривший идиотов, еще более безмозглых, чем ты, - я тебя посвящу в монашеский сан! Я тебе велю обрить макушку по всем правилам. Эй, кто там! Содрать ему кожу с головы и выбросить его с башни за стену!.. Ну, шут, посмотрим, как ты дальше будешь шутить!
- Что ж, благородный рыцарь, ваши поступки лучше ваших слов, - захныкал бедный Вамба, который по привычке острил даже перед смертью. - Коли вы точно нарядите меня в красную шапочку, значит из простого монаха я стану кардиналом.
- Бедняга, - молвил де Браси, - он, кажется, решил до конца быть верным своей профессии! Фрон де Беф, не казните его, а подарите мне. Пусть он забавляет мою вольную дружину. Что ты на это скажешь, плут? Согласен ты собраться с духом и отправиться со мной на войну?
- Пожалуй, только надо у хозяина спроситься, потому что, видишь ли, - сказал Вамба, указывая на свой ошейник, - мне нельзя снимать этой штуки без его позволения.
- Э, норманская пила мигом распилит саксонский ошейник, - сказал де Браси.
- Еще бы, ваша милость, - сказал Вамба, - оттого, должно быть, и пошла у нас пословица:
Английский дуб норманн спилил
И Англию поработил;
Теперь английский суп он ест,
Норманн - хозяин наших мест;
Пока царит в стране норманн,
Нет радостей у англичан.
- Хорош же ты, де Браси, - сказал Фрон де Беф, - стоишь и потешаешься дурацкими россказнями, когда нам угрожает серьезное бедствие! Разве ты не видишь, что они нас перехитрили? Ведь по милости того самого шута, с которым ты вздумал любезничать, нам не удалось снестись с нашими союзниками. Чего же нам ждать, кроме близкого штурма?
- Так пойдем к бойницам, - сказал де Браси. - Когда же ты видел, чтобы я был мрачен перед битвой? Позови храмовника, пусть он хоть вполовину так же храбро защищает свою жизнь, как бился во славу своего ордена. Да и ты сам взбирайся на стену. Ручаюсь тебе, что саксонским разбойникам так же не удастся влезть на стены Торкильстона, как если бы они вздумали залезть на облака. А если предпочитаешь вступить в переговоры с бандитами, почему бы не воспользоваться посредничеством этого почтенного франклина, который так углубился в созерцание бутылки с вином? Эй, саксонец, - продолжал он, обращаясь к Ательстану и протягивая ему кружку, - промочи себе глотку этим благородным напитком, соберись с духом и скажи, что ты нам посулишь за свое освобождение?
-- То, что я в силах уплатить, - отвечал Ательстан, - лишь бы это не было противно чести и мужеству. Отпусти меня на свободу вместе со всеми моими спутниками, и я дам тысячу марок выкупа.
-- И, кроме того, отвечаешь нам за немедленное отступление этого сброда, что толпится вокруг замка, нарушая мир божеский и королевский? - сказал Фрон де Беф.
- Насколько это будет в моей власти, - отвечал Ательстан, - постараюсь удалить их и не сомневаюсь, что названый отец мой, Седрик, поможет мне в этом.
- Стало быть, дело улажено, - сказал Фрон де Беф. - Тебя и твоих спутников мы отпустим с миром, а ты за это уплатишь нам тысячу марок. Сумма довольно незначительная, и ты должен быть нам благодарен, саксонец, за то, что мы согласились принять такую безделицу в обмен за ваши особы. Только вот что: эта сделка не касается еврея Исаака.
- Не его дочери, - сказал храмовник, вошедший в залу во время переговоров.
- Да они и не принадлежат к компании этого саксонца, - сказал Фрон де Беф.
- Если бы они были из нашей компании, - сказал Ательстан, - я бы постыдился назваться христианином. Делайте, что хотите, с этими нечестивцами.
-- Вопрос о выкупе не касается также и леди Ровены, - сказал де Браси. - Пусть никто не скажет, что я отказался от такой добычи, не успев хорошенько подраться из-за нее.
- Наш договор, - вмешался Фрон де Беф, - не касается также и этого проклятого шута. Я оставляю его за собой и намерен показать на нем, каково со мной шутки шутить.
- Леди Ровена, - ответил Ательстан с невозмутимым спокойствием, - моя нареченная невеста. Лучше я дам разорвать себя на клочья, чем соглашусь расстаться с нею. А невольник Вамба пожертвовал собою для спасения жизни моего названого отца, Седрика. Поэтому я скорее сам погибну, чем дозволю нанести ему хотя бы малейшую обиду.
- Твоя нареченная невеста? Леди Ровена просватана за такого вассала, как ты? - сказал де Браси. - Ты, кажется, вообразил, саксонец, что вернулись времена вашего семицарствия! Знай же, что принцы из дома Анжу не выдают опекаемых ими невест за людей такого низкого происхождения, как твое.
- Мой род, гордый норманн, - отвечал Ательстан, - гораздо древнее и чище, чем у какого-нибудь французика, который только тем и живет, что торгует кровью воров и бродяг, набирая их целыми отрядами под свое бесславное знамя. Мои предки были королями: сильные в бою, мудрые в совете, они всякий день угощали за своим столом больше народу, чем ты водишь за собой. Имена их воспеты менестрелями, законы их были закреплены Советом старейшин. Кости их погребались под пение молитв святыми угодниками, а над прахом их воздвигнуты соборы.
- Что, де Браси, попало тебе? - сказал Фрон де Беф, радуясь отповеди, полученной его приятелем. - Саксонец отделал тебя довольно метко.
- Да, насколько пленник способен попадать в цель, - отвечал де Браси с притворной беззаботностью. - У кого руки связаны, тот и дает волю своему языку. Но хотя ты и боек на язык, дружок, - продолжал он, обращаясь к Ательстану, - леди Ровена от этого не станет свободнее.
Ательстан, только что произнесший небывало длинную для него речь, ничего не ответил на это замечание. Но тут разговор был прерван приходом слуги, который доложил, что у ворот стоит монах и умоляет впустить его.
- Ради святого Беннета, покровителя этой нищей братии, - сказал Фрон де Беф, - желал бы я знать, настоящий ли это монах или опять переодетый обманщик! Обыщите его, рабы, и если окажется, что вас опять надули, я велю вырвать вам глаза, а в раны набить горячих углей.
- Я соглашаюсь подвергнуться вашему гневу, милорд, если этот монах не настоящий, - сказал Жиль. - Ваш оруженосец Джослин узнал его и готов поручиться, что это не кто иной, как отец Амвросий - монах, служащий приору из Жорво.
- Впустить его! - приказал Фрон де Беф. - По всей вероятности, он принес нам вести от своего веселого хозяина. Должно быть, ныне у черта праздник и монахи на время освобождены от своих трудов, судя по тому, что так свободно разгуливают по всему краю. Уведите обратно пленных. А ты, саксонец, хорошенько подумай о том, что здесь слышал.
- Я требую, - сказал Ательстан, - чтобы меня держали в заключении с почетом и чтобы заботились как следует о моей пище и ночлеге согласно правилам об обхождении с лицами, подлежащими выкупу. Я заявляю, что тот из вас, кто считает себя старшим, лично ответит мне за посягательство на мою свободу. Я уже посылал тебе вызов через твоего дворецкого, стало быть ты знаешь, чего
я требую, и обязан ответить мне. Вот моя перчатка.
- Я не отвечаю на вызов своего пленника, - сказал Фрон де Беф, - и ты также не должен отвечать, Морис де Браси. Жиль, - продолжал он, - повесь перчатку франклина на один из оленьих рогов там, на стене. Пусть она и висит там до тех пор, пока ее владелец не будет выпущен на свободу. А тогда, если он вздумает требовать ее обратно или скажет, что я противозаконно взял его в плен, клянусь поясом святого Христофора, он будет иметь дело с человеком, который никогда еще не отказывался идти навстречу врагу.
Саксонских пленных увели прочь и в ту же минуту впустили монаха Амвросия, находившегося в полном смятении.
- Вот это настоящий pax vobiscum! - сказал Вамба, проходя мимо духовного лица. - А все остальные были фальшивые.
- Мать пресвятая, - сказал монах, озираясь на собравшихся рыцарей, - наконец-то я в безопасности и среди настоящих христиан!
- В безопасности, это верно, - сказал де Браси, - а что до настоящих христиан, то вот тебе могущественный барон Реджинальд Фрон де Беф, который чувствует глубочайшее омерзение ко всем евреям. А это добрый рыцарь Храма, Бриан де Буагильбер, беспощадный истребитель сарацин. Коли это плохие христиане - уж не знаю, каких тебе еще надо!
- Вы друзья и союзники преподобного отца нашего во Христе, приора Эймера из аббатства Жорво, - сказал монах, не замечая иронии в ответе де Браси, - и по рыцарскому обету и по христианскому милосердию ваш долг - выручить его, ибо, как говорит блаженный Августин...
- К черту все это! - прервал его Фрон де Беф. - Скорее скажи, в чем дело, монах! Нам некогда слушать тексты из писаний святых отцов.
- Боже мой! - воскликнул отец Амвросий. - Как быстро эти грешные миряне приходят в раздражение! Но да будет вам известно, храбрые рыцари, что некие лютые злодеи, позабывшие страх божий и уважение к церкви и не убоявшиеся велений святого папского престола...
- Слушай-ка, отче, - сказал храмовник, - все это мы сами знаем или наперед угадываем. Скажи-ка лучше прямо, что сталось с твоим хозяином: не в плену ли он и у кого?
- Конечно, - отвечал Амвросий, - он теперь в руках бесовских слуг. Ими полны здешние леса, и они знать не хотят, что в писании сказано: "Не прикасайся к помазаннику моему и пророкам моим не учиняй никакого зла".
- Вот еще новая работа для наших мечей, господа, - сказал Фрон де Беф своим товарищам. - Итак, вместо того чтобы прислать нам людей на подмогу, приор Эймер от нас же ожидает помощи! Но говори же, монах, скажи толком: чего хочет от нас твой хозяин?
- Извольте выслушать, - сказал Амвросий. - Учинив дерзновенными руками насилие над нашим преподобным настоятелем, эти бесовские исчадия ограбили все его сундуки и сумки, отняли у него двести марок чистейшего золота и теперь требуют еще большую сумму денег. Без этого они не соглашаются выпустить его из своих нечестивых рук. А потому преподобный наш отец обращается к вам - к своим друзьям - с просьбой выручить его, то есть уплатить за него требуемый выкуп или же отбить его у неприятеля силой оружия.
- Черт бы побрал твоего приора! - сказал Фрон де Беф. - Должно быть, он сегодня натощак хлебнул через край. Где же это видано, чтобы норманский барон раскошеливался в пользу какого-то духовного лица, когда всем известно, что у них денег вдесятеро больше, чем у нас? И что можем мы предпринять для его освобождения силой оружия, когда нас окружает толпа врагов и мы с минуты на минуту ожидаем приступа?
- Я и об этом хотел доложить вам, - сказал монах, - да вы так спешите, что не даете мне договорить. Но, господи помилуй, я уж стар, а эти богопротивные драки совсем сбили меня с толку. Дело в том, что они обложили замок кругом и подвигаются к его стенам.
- Так пойдем же на стены, - вскричал де Браси, - посмотрим, что делают эти негодяи!
Он распахнул решетчатое окно, которое выходило на площадку одного из выступов, и тотчас крикнул оттуда тем, кто оставался в зале:
- Клянусь святым Денисом, старый монах говорит правду! Они несут большие щиты, а стрелки их на опушке леса темнеют, словно грозовая туча.
Реджинальд Фрон де Беф также взглянул на поле, схватил свой рог, громко затрубил и приказал своим людям становиться по местам.
- Де Браси, сторожи восточную сторону, где стены пониже остальных. Благородный Буагильбер, ты опытен в науке нападения и обороны - возьми на себя присмотр за западной стеной. Я сам стану у наружных укреплений. Но прошу вас, доблестные друзья мои, не ограничиваться обороною одной лишь точки. Сегодня мы должны поспевать всюду, помогать всем, кому приходится туго. Нас очень немного, но храбростью и проворством можно возместить этот недостаток. Не забывайте, что мы имеем дело с простыми мужиками.
- Благородные рыцари! - вопил отец Амвросий среди поднявшейся суматохи. - Неужели никто из вас не выслушает поручения преподобного отца, приора Эймера из Жорво? Заклинаю тебя, благородный сэр Реджинальд, выслушай меня!
- Отстань! Ступай бормочи свои заклинания небесам, - отвечал разгоряченный норманн, - а нам, на земле, некогда их слушать... Эй, Ансельм, распорядись, чтобы кипятили смолу и масло, - мы выльем их на головы этим наглецам! Смотри, чтобы у самострелов было побольше стрел. Вывесить на башне мое знамя! То старое, на котором бычья голова. Мерзавцы скоро узнают, с кем им придется иметь дело.
- Доблестный господин, - приставал к нему отец Амвросий, - я дал обет послушания, должен же я исполнить волю моего настоятеля. Дозволь доложить тебе...
- Уберите этого болтуна! - крикнул Фрон де Беф. - Заприте его в часовню, пускай перебирает свои четки, пока не кончится побоище. Для святых Торкильстона будет новостью услышать молитвы да акафисты. Такой чести им не оказывали, пожалуй, с тех пор, как изваяли их из камня.
- Не оскорбляй святых, сэр Реджинальд, - сказал де Браси, - нам может понадобиться их помощь прежде, чем мы разгоним эту сволочь.
- Ну, я не жду от них никакой помощи, - отвечал Фрон де Беф. - Вот разве притащить их к бойницам да свалить на головы осаждающим. Там есть святой Христофор, такой огромный да тяжелый, что он один может придавить целый отряд.
Между тем храмовник наблюдал за Движениями неприятеля гораздо внимательнее, нежели грубый Фрон де Беф или его легкомысленный собеседник.
- Клянусь честью моего ордена, - сказал он, - эти люди наступают в таком образцовом порядке, какого трудно было ожидать от них. Посмотрите, как искусно они пользуются каждым деревом или кустарником и как успешно укрываются от наших самострелов. Я не вижу у их ни знамен, ни знаков, но готов прозакладывать свою золотую цепь, что ими предводительствует какой-нибудь рыцарь или благородный дворянин, опытный в военном деле.
- Я вижу его, - сказал де Браси. - Вот мелькают перья рыцарского шлема и блестит панцырь. Видите высокого человека в черной кольчуге? Он ведет вон тот дальний отряд мошенников-йоменов. Клянусь святым Денисом, это, наверно, тот самый рыцарь, которого мы прозвали Черным Лентяем. Помнишь, Фрон де Беф, он вышиб тебя из седла на турнире в Ашби?
- Тем лучше, - сказал Фрон де Беф, - значит, он сам напрашивается на мою месть. Это, должно быть, какой-нибудь трус. Недаром он побоялся остаться на ристалище и не решился взять приз, который достался ему случайно. Мне бы, конечно, никогда не удалось встретить его среди дворян и настоящих рыцарей, и я очень рад, что он все-таки попался мне в окружении подлых йоменов.
Тут разговор прервался, так как неприятель решительно двинулся на приступ. Каждый из рыцарей отправился на свой пост и в сопровождении тех немногих людей, которых удалось собрать для защиты замка, спокойно и твердо стал ждать грозившего им нападения.
ГЛАВА XXVIII
Бродячее отверженное племя
Таинственные знанья сохранило;
Они в пустынях, чащах и морях
Подспудные сокровища находят,
И в их руках полны волшебной силы
Обыкновенные цветы и травы
Марло "Мальтийский еврей"
Мы принуждены сделать небольшое отступление" чтобы сообщить читателю некоторые сведения, необходимые для понимания последующего рассказа. Впрочем, читатель и сам, конечно, догадался, что Ревекка упросила своего отца подобрать Айвенго, оставленного без помощи на арене, и увезти его в занимаемый Исааком дом на окраине города Ашби.
При других обстоятельствах ничего не стоило бы уговорить Исаака согласиться на это. От природы человек он был добрый и неспособный забыть оказанные ему благодеяния. Но над ним тяготели вековые предрассудки его гонимого племени.
- Праведный Авраам! - воскликнул еврей. - Он хороший юноша, и у меня сердце болит, глядя, как кровь сочится сквозь его вышитую куртку и течет по панцырю, который не дешево обошелся, но взять его к нам в дом... Подумай хорошенько, что ты говоришь! Ведь он христианин, а по нашему закону нам разрешается вступать в сношения с иноверцами и язычниками только по торговым делам.
- Не говори так, дорогой отец! - возразила Ревекка. - Правда, нам не следует участвовать в их играх и веселье, но когда язычник ранен и в несчастье, он становится братом еврея.
- Ах, жаль, что я не знаю, что сказал бы на этот счет раввин Иаков Бен-Тудель! - сказал Исаак. - Однако как бы этот добрый юноша до смерти не истек кровью! Позови Сифа и Рубина, пускай несут его в Ашби.
- Нет, - сказала Ревекка, - пускай его положат на мои носилки, а я доеду на одной из верховых лошадей.
- Но тогда на тебя будут глазеть эти нечестивые псы! - прошептал Исаак, подозрительно оглядывая толпу рыцарей и оруженосцев.
Ревекка, занятая различными распоряжениями, уже не слушала его, но Исаак схватил ее за рукав и вполголоса с ужасом сказал:
- Праведный Аарон! А что, если юноша не выживет? Если он умрет под нашим кровом, нас обвинят в его смерти, и толпа разорвет нас на части.
- Не умрет он, батюшка, - отвечала Ревекка, осторожно высвободив свой рукав из пальцев отца. - Он останется жив, если мы подберем его, по если мы этого не сделаем, то поистине будем отвечать за его гибель перед богом и перед людьми.
- Ох, - молвил Исаак, - мне нестерпимо жалко глядеть на его текущую кровь! И мне ли не знать, что праведная Мириам, дочь раввина Манассии из Византии, научила тебя искусству врачевания и ты отлично знаешь свойства зелий и силу элексиров. А потому поступай как хочешь. Ты у меня хорошая девушка, ты мне ниспослана, как благословение божие, как радостная песнь, и мне самому, и дому моему, и всему народу израильскому...
Однако опасения Исаака не были напрасны. Благородный и великодушный поступок Ревекки на обратном пути в Ашби привлек к ней внимание хищного Бриана де Буагильбера. Храмовник дважды поворачивал коня, чтобы еще и еще раз полюбоваться на прекрасную еврейку.
Ревекка, не теряя времени, проводила больного в дом своего отца и собственными руками омыла и перевязала его раны. В те времена женщины были знакомы с тайнами врачебной науки, и нередко случалось, что за ранеными рыцарями ухаживали красавицы, чьи взоры наносили сердцам воинов неизлечимые раны.
Но евреи были особенно сведущи в медицине, и в случаях тяжких ран или болезней тогдашние монархи и могущественные бароны нередко обращались к ним за врачебной помощью. Быть может, еврейские ученые действительно обладали исключительными познаниями в области медицины и под великим секретом передавали их друг другу по наследству.
Прекрасная Ревекка основательно обучалась всему, чему могли научить ее соплеменники. Сведения по медицине и врачебному искусству она получила от пожилой женщины, по имени Мириам, дочери одного из знаменитейших еврейских раввинов и докторов. Мириам любила Ревекку, как собственную дочь. Носились слухи, что она передала Ревекке все тайные познания, которые получила от своего мудрого отца. Мириам стала жертвой суеверия и изуверства тех времен. Но ее врачебные секреты перешли по наследству ее даровитой ученице. Ревекка, обладавшая не только красотой, но и обширными познаниями, пользовалась чрезвычайным уважением среди своего народа. Даже обожавший ее отец нередко подчинялся ей и предоставлял дочери гораздо большую свободу, чем это было в обычае среди его соплеменников.
...
