- Нет, братец Гурт, - сказал Вамба, - не подумай, что я тебе завидую: раб-то сидит себе у теплой печки, пока вольный человек сражается. А сам знаешь, что говорил Ольдгем из Момсбери: дураку за обедом лучше, чем умному в драке.
Интернет-магазин www.shop.enjoy.ru – это
магазин необычных подарков для всех и каждого. В интернет-магазине можно приобрести необычные оригинальные вещи, которые позабавят любого человека, обладающего чувством юмора. Среди популярных подарков – пивной бокал «Бутылка», термосалфетка «Меню МГУ», форма для льда «ТитОник», кружка меняющая цвет «Заправка».
Послышался топот коней, и появилась леди Ровена в сопровождении нескольких всадников и большого отряда пешей прислуги. Они весело потрясали своими пиками и стучали алебардами, радуясь ее освобождению. Сама она, в богатом одеянии, верхом на гнедом коне, вновь обрела свою прежнюю величавую осанку. Только необычайная бледность ее лица напоминала об испытанных страданиях. Ее прелестное лицо было грустно, но в глазах светились вновь пробудившиеся надежды на будущее и признательность за избавление от минувших зол. Она знала, что Айвенго жив, и знала, что Ательстан умер. Первое наполняло ее сердце искренним восторгом, и хотя нельзя сказать, чтобы она радовалась второму, однако чувствовала невольное (и довольно простительное) облегчение от сознания, что теперь ей больше не будут надоедать приставаниями по поводу единственного предмета, в отношении которого ее желания расходились с замыслами ее опекуна Седрика.
Когда Ровена приблизилась к тому месту, где сидел Локсли, храбрый йомен и все его сподвижники встали и пошли ей навстречу. Щеки ее окрасились румянцем, она приветствовала их рукой и, наклонившись так низко, что ее великолепные распущенные косы на минуту смешались с развевающейся гривой коня, в немногих, но достойных словах выразила самому Локсли и его товарищам свою признательность за все, чем она была им обязана.
- Да благословит вас бог! - сказала она в заключение. - Молю бога и его пречистую матерь наградить вас, храбрые мужи, за то, что вы с опасностью для своей жизни заступились за угнетенных. Кто из вас будет голоден, помните, что у Ровены есть чем накормить вас, для жаждущих у нее довольно вина и пива. А если бы норманны вытеснили вас из здешних мест, знайте, что у Ровены есть свои лесные угодья, где ее спасители могут гулять, сколько им вздумается, и ни один сторож не посмеет спрашивать, чья стрела подшибла оленя.
- Благодарю, благородная леди, - отвечал Локсли, - благодарю за себя и за товарищей. Но ваше спасение само служит достаточной для нас наградой. Скитаясь по зеленым лесам, мы совершаем немало прегрешений, так пусть же избавление леди Ровены зачтется нам во искупление грехов.
Ровена еще раз низко поклонилась и повернула коня, но не отъехала, дожидаясь, пока Седрик прощался с Локсли и его сподвижниками. Но тут совершенно неожиданно она очутилась лицом к лицу с пленным де Браси. Он стоял под деревом в глубоком раздумьи, скрестив руки на груди, и Ровена надеялась, что он ее не заметит. Но он поднял голову, и при виде ее яркая краска стыда залила его красивое лицо. С минуту он стоял нерешительно, потом шагнул вперед, взял ее лошадь под уздцы и опустился на колени:
- Удостоит ли леди Ровена подарить хоть одним взглядом пленного рыцаря, опозоренного воина?
- Сэр рыцарь, - отвечала Ровена, - в предприятиях, подобных вашему, настоящий позор не в поражении, а в успехе.
- Победа должна смягчать сердца, - продолжал рыцарь. - Лишь бы мне знать, что леди Ровена прощает оскорбление, нанесенное ей под влиянием несчастной страсти, и она вскоре увидит, что де Браси сумеет служить ей и более благородным образом.
- Прощаю вас, сэр рыцарь, - сказала Ровена, - прощаю... как христианка.
- Это значит, что она и не думает его прощать, - сказал Вамба.
- Но я никогда не прощу тех зол и бедствий, которые были последствиями вашего безумия, - продолжала Ровена.
- Отпусти уздечку, не держи коня этой дамы! - сказал Седрик подходя. - Клянусь ясным солнцем, если бы ты не был пленником, я бы пригвоздил тебя к земле моим дротиком. Но будь уверен, Морис де Браси, что ты еще ответишь мне за свое участие в этом гнусном деле.
- Пленному угрожать легко, - сказал де Браси. -
Впрочем, какой же вежливости можно ждать от саксонца! Он отступил на два шага и пропустил Ровену вперед.
Перед отъездом Седрик горячо благодарил Черного Рыцаря и приглашал его с собой в Ротервуд.
- Я знаю, - говорил он, - что у вас, странствующих рыцарей, все счастье - на острие копья. Вам не нужны ни богатства, ни земли. Но война переменчива, подчас захочется тихого уголка и тому, кто всю жизнь воевал да странствовал. Ты себе заработал такой приют в Ротервуде, благородный рыцарь. Седрик так богат, что легко может поправить твое состояние, и все, что имеет, он с радостью предлагает тебе. Поэтому приезжай в Ротервуд и будь там не гостем, а сыном или братом.
- Я и то разбогател от знакомства с Седриком, - отвечал рыцарь. - Он научил меня ценить саксонскую добродетель. Я приеду в Ротервуд, честный саксонец, скоро приеду, но в настоящее время неотложные и важные дела мешают мне воспользоваться твоим приглашением. А может случиться, что, приехав, я потребую такую награду, которая подвергнет испытанию даже твою щедрость.
- Заранее на все согласен, - молвил Седрик, с готовностью хлопнув ладонью по протянутой ему руке в железной перчатке. - Бери что хочешь, хотя бы половину всего, что я имею.
- Ну, смотри не расточай своих обещаний с такой легкостью, - сказал Рыцарь Висячего Замка. - Впрочем, я все же надеюсь получить желаемую награду. А пока прощай!
- Я должен предупредить тебя, - прибавил саксонец, - что пока будут продолжаться похороны благородного Ательстана, я буду жить в его замке, Конингсбурге. Залы замка будут все время открыты для всякого, кто пожелает участвовать в погребальной тризне. Я говорю от имени благородной Эдифь, матери покойного принца: двери этого замка всегда будут открыты для того, кто так храбро, хотя и безуспешно, потрудился ради избавления Ательстана от норманских оков и от норманского меча.
- Да-да, - молвил Вамба, занявший свое обычное место возле хозяина, - там будет превеликое кормление. Жалко, что благородному Ательстану нельзя покушать на своих собственных похоронах. Но, - прибавил шут с серьезным видом, подняв глаза к небу, - он, вероятно, теперь ужинает в раю и, без сомнения, кушает с аппетитом.
- Перестань и поезжай вперед! - сказал Седрик. Воспоминания об услуге, недавно оказанной Вамбой, смягчили его гнев, вызванный неуместной шуткой дурака.
Ровена послала рукой грациозный привет Черному Рыцарю, саксонец пожелал ему доброго пути, и они отправились своей дорогой вдоль широкой лесной просеки.
Едва они отъехали, как из чаши показалась другая процессия и, обогнув опушку леса, направилась вслед за Седриком, Ровеной и их свитой. То были монахи соседнего монастыря, привлеченные известием, что Седрик сулят богатые пожертвования на "помин души". Они сопровождали носилки с телом Ательстана и пели псалмы, пока вассалы покойного печально и медленно несли его на плечах в замок Конингсбург. Там его должны были схоронить в родовой могиле Хенгиста, от которого Ательстан вел свою длинную родословную. Молва о его кончине привлекла сюда многих вассалов, и они в печали следовали за гробом. Разбойники снова встали, по-своему воздавая честь и оказывая почтение смерти, как перед тем преклонились перед красотой. Тихое пение и мерное шествие монахов напомнили им вдруг тех ратных сотоварищей, которые пали накануне во время сражения... Но подобные воспоминания недолго держатся в уме людей, проводящих жизнь среди опасностей и смелых предприятий: не успели замереть вдали последние отголоски похоронных песнопений, как разбойники снова занялись дележом добычи.
- Доблестный рыцарь, - сказал Локсли Черному Рыцарю, - без вашего мужества и могучей руки нас неминуемо постигла бы неудача, а потому не угодно ли вам выбрать из этой кучи добра, что вам понравится, на память о заветном дубе?
- Принимаю ваше предложение так же искренне, как вы его сделали, - отвечал рыцарь, - и прошу вас отдать в мое распоряжение сэра Мориса де Браси.
- Он и так твой, - сказал Локсли, - и это для него большое счастье. Иначе висеть бы ему на самой верхней ветви этого дуба. Мы изловили бы как можно больше его вольных товарищей и украсили бы ими все ветки вокруг него. Но он пленник, и потому я его не трону, хотя он и убил моего отца.
- Де Браси, - сказал Черный Рыцарь, - ты свободен! Ступай! Тот, кому ты попался в плен, гнушается мстить за прошлое. Но впредь будь осторожен, берегись, как бы не постигла тебя худшая участь. Говорю тебе, Морис де Браси, берегись!
Де Браси молча поклонился и собрался уйти, как вдруг все йомены разразились насмешливыми и презрительными криками. Гордый рыцарь остановился, повернулся к ним лицом, скрестил руки, выпрямился во весь рост и воскликнул:
- Молчать, собаки! Теперь, небось, залаяли, а когда травили оленя, так не решались подойти! Де Браси презирает ваше осуждение и не ищет ваших похвал. Убирайтесь назад в свои норы и трущобы, подлые грабители, и не смейте возвышать голос, когда благородное рыцарское дело творится поблизости от ваших лисьих логовищ!
Если бы предводитель йоменов не поспешил вмешаться, эта неуместная выходка могла бы навлечь на Мориса де Браси целую тучу стрел. Между тем де Браси схватил за повод одного из оседланных коней, выведенных из конюшен барона Фрон де Бефа и составлявших едва ли не самую ценную часть награбленной добычи, мигом вскочил на него и ускакал в лес.
Когда сумятица, вызванная этим происшествием, несколько улеглась, предводитель разбойников снял со своей шеи богатый рог и перевязь, недавно доставшиеся ему на состязании стрелков в Ашби.
- Благородный рыцарь, - сказал он Черному Рыцарю, - если не побрезгаете принять в подарок охотничий рог, побывавший в употреблении у английского йомена, прошу вас носить его в память о доблестных ваших подвигах. А если есть у вас на уме какая-нибудь затея и если, как нередко случается с храбрыми рыцарями, понадобится вам дружеская помощь в лесах между Трентом и Тисом, вы только протрубите в этот рог вот так: "Уа-ха-хо-о!" - и очень может быть, что тотчас явится вам подмога.
Тут он несколько раз кряду протрубил сигнал, пока рыцарь не заучил его наизусть.
- Большое спасибо за подарок, отважный йомен! - сказал рыцарь. - Лучших помощников, чем ты и твои товарищи, я и искать не стану, как бы круто мне ни пришлось.
Он взял рог и, в свою очередь, затрубил тот же сигнал, так что по всему лесу пошли отголоски.
- Славно ты трубишь, очень чисто у тебя выходит, - сказал йомен. - Провалиться мне на этом месте, коли ты не такой же знатный охотник, как знатный воин. Бьюсь об заклад, что ты на своем веку пострелял довольно дичи. Друзья, хорошенько запомните этот призыв: он будет сигналом Рыцаря Висячего Замка. Всякого, кто его услышит и не поспешит на помощь, я велю гнать из нашей шайки тетивой от его собственного лука.
- Многая лета нашему предводителю! - закричали йомены. - Да здравствует Черный Рыцарь Висячего Замка! Дай бог поскорее услышать его призыв, чтобы доказать, как мы рады служить ему!
Наконец Локсли приступил к дележу добычи и проделал это с похвальным беспристрастием. Десятую долю всего добра отчислили в пользу церкви и на богоугодные дела; еще одну часть отделили в своеобразную общественную казну; другую часть - на долю вдов и сирот убитых, а также на панихиды за упокой души тех, которые не оставили после себя семьи. Остальное поделили между всеми членами шайки согласно их положению и заслугам. Во всех сомнительных случаях начальник шайки находил удачное решение, и ему подчинялись беспрекословно. Черный Рыцарь немало удивлялся тому, как эти люди, стоявшие вне закона, сумели установить в своей среде такой справедливый и строгий порядок, и все, что он видел, подтверждало его высокое мнение о беспристрастности а проницательности их предводителя.
Каждый отобрал свою долю добычи; казначей с четырьмя рослыми йоменами перетаскал все предназначенное в общую казну в какое-то потаенное место; но все добро, отчисленное на церковь, оставалось нетронутым.
- Хотелось бы мне узнать, - сказал Локслн, -
что сталось с нашим веселым капелланом. Прежде никогда но случалось, чтобы он отлучался, когда надо было благословить трапезу или делить добычу. А теперь его прямая обязанность - распорядиться десятой долей барышей с нашего успешного предприятия. Быть может, это зачтется ему во искупление некоторых нарушений монашеского устава. Кроме того, есть у меня тут поблизости пленный, тоже духовного звания, так мне бы хотелось, чтобы наш монах помор мне с ним обойтись как следует. Только сдается мне, что не видеть нам больше нашего весельчака.
- Я бы искренне пожалел об этом, - сказал Черный Рыцарь: - я у него в долгу за его гостеприимство и за веселую ночь, проведенную в его келье. Пойдем назад, к развалинам замка; быть может, там что-нибудь узнаем о нем.
Только он произнес эти слова, как громкие возгласы йоменов возвестила приближение того, о ком они беспокоились. Его богатырский голос был слышен еще издали.
- Расступитесь, дети мои! - кричал он. - Шире дорогу вашему духовному отцу и его пленнику! Ну-ка, еще раз! Здоровайтесь погромче! А я, мой благородный вождь, иду, как орел с добычей в когтях.
И, прокладывая дорогу сквозь толпу при всеобщем хохоте, он торжественно приблизился к дубу. В одной руке он держал тяжелый бердыш, а в другой - уздечку, конец которой был обмотан вокруг шеи несчастного Исаака.
- Где же Аллен-менестрель, - кричал монах, - чтобы воспеть мои подвиги в балладе или хоть присказку сочинить? Ей-богу, этот шут гороховый всегда путается под ногами, когда ему нечего делать, а вот когда в нем нуждаются для прославления доблести, его и нет!
- Куцый монах, - сказал предводитель, - ты, кажется, с раннего утра промочил себе горлышко? Скажи на милость, кого это ты подцепил?
- Собственным мечом и копьем добыл себе пленника, благородный начальник, - отвечал причетник из Копмангерста, - или, лучше сказать, луком и алебардой. А главное - я его избавил от худшего плена. Говори, еврей, не я ли тебя вырвал из власти сатаны? Разве я тебя не выучил читать "Верую", и "Отче наш", и "Богородицу"? Не я ли всю ночь напролет пил за твое здоровье и излагал тебе таинства нашей веры?
- Ради бога, - воскликнул бедный еврей, - отвяжите меня от этого сумасшедшего!
- Как так, еврей? - сказал отшельник, принимая грозный вид. - Ты опять отступаешь от веры? Смотри у меня, если вздумаешь снова впасть в беззаконие! Хоть ты и не слишком жирен, все-таки тебя можно поджарить. Слушай хорошенько, Исаак, и повторяй за мной: "Богородице..."
- Нет, шальной монах, кощунствовать не дозволяется, - сказал Локсли. - Расскажи лучше: где и как ты нашел своего пленника?
- Клянусь святым Дунстаном, - сказал отшельник, - нашел я его в таком месте, где думал найти кое-что получше. Я спустился в подвалы посмотреть, нельзя ли что-нибудь спасти, потому что хоть и правда, что стакан горячего вина, вскипяченного со специями, годится и для императора, однако зачем же сразу кипятить его так много? Вот ухватил я бочонок испанского вина и пошел созвать на помощь побольше народу. Но где же разыщешь этих лентяев? Известно, их никогда нельзя найти, если нужно сделать доброе дело. Вдруг замечаю крепкую дверь. Ага, подумал я, вот, значит, где самые-то отборные вина - они в отдельном тайнике. А перепуганный буфетчик сбежал, оставив ключ в замке. Я вошел в тайник, а там ровно ничего нет. Только ржавые цепи валяются да еще вот этот еврей-собака, который сдался мне в плен - на милость победителя. Я едва успел пропустить один стаканчик вина для подкрепления сил после возни с нечестивцем и собирался вместе с пленником вылезать из подвала, как вдруг раздался страшнейший треск, точно от громового удара. Это обрушилась одна из крайних башен - черт бы побрал того, кто ее так скверно выстроил! - и обломками завалило выход из подвала. Тут с грохотом стали валиться одна башня за другой, и я подумал - не жить мне больше на свете. Я рассудил, что в моем звании непристойно отправляться на тот свет в обществе еврея, и замахнулся алебардой, чтобы раскроить ему череп, да жалко стало его седых волос. Я отложил боевое оружие и взялся за духовные увещания, считая, что еще лучше будет обратить еврея в христианскую веру. И точно, с благословения святого Дунстана, семя попало на добрую почву. Всю ночь напролет объяснял я ему значение таинств и совсем обессилел, потому что если я и прихлебывал изредка по глоточку вина для подкрепления, так это не идет в счет. Вот Джильберт и Виббальд - свидетели. Они скажут, в каком виде меня застали, - я совсем обессилел.
- Как же, - сказал Джильберт, - мы и вправду свидетели. Когда мы разгребли щебень и с помощью святого Дунстана отыскали ход в подвал, бочонок с вином оказался наполовину пуст, еврей полумертв, а монах больше чем наполовину обессилен, как он говорит.
- Вот и врешь, негодяй! - возразил обиженный монах. - Это ты сам со своими товарищами и выпил весь бочонок, говоря, что это ваша утренняя порция. А я - будь я еретик, коли не берег этого вина для самого предводителя! Но это не беда. Главное - что я обратил еврея, и он понимает все, что я ему говорил, почти так же хорошо, как я сам, коли не лучше.
- Слушай-ка, еврей, - сказал Локсли, - правда это?
Точно ли ты отказался от своей веры?
- Пощадите меня, милосердный господин! - сказал еврей. - Я ни словечка не расслышал из всего, что почтенный прелат говорил мне в течение этой ужасной ночи! Увы, я так терзался и страхом, и печалью, и горем, что если бы сам святой праотец Авраам пришел поучать меня, я бы и то оставался глух к его голосу.
- Врешь, еврей, ведь сам знаешь, что врешь! - сказал монах. - Я тебе напомню только одно словечко из всего нашего разговора: помнишь, как ты обещался отдать все свое состояние нашему святому ордену?
- Клянусь богом, милостивые господа, - воскликнул Исаак, встревоженный еще больше прежнего, - никогда мои уста не произносили такого обета! Я бедный, нищий старик. Сжальтесь надо мной, отпустите меня!
- Нет, - подхватил отшельник, - если ты отказываешься от обещания, данного в пользу святой церкви, ты подлежишь строжайшему наказанию.
Сказав это, он поднял алебарду и собирался рукояткой хорошенько стукнуть несчастного еврея, но Черный Рыцарь заступился за еврея и тем самым обратил гнев святого отца на собственную особу.
- Клянусь святым Фомой из Кента, - закричал причетник, - я тебя научу соваться не в свое дело, сэр Лентяй, даром что ты спрятался в железный ящик!
- Ну-ну, - сказал рыцарь, - зачем же на меня гневаться? Ведь ты знаешь, что я тебе всегда друг и приятель.
- Ничего такого я не знаю, - отвечал монах, - а хочу с тобой подраться, потому что ты пустомеля и нахал.
- Как же так, - возразил рыцарь, которому, по-видимому, нравилось поддразнивать своего недавнего хозяина, - неужели ты забыл, что ради меня ты добровольно нарушил свой обет воздержания и бдения?
- Знаешь ли, друг, - молвил отшельник, сжимая свой здоровый кулак, - я хвачу тебя по уху!
-- Таких подарков я не принимаю, - сказал рыцарь. - Зато могу взять у тебя пощечину взаймы. Изволь, только я тебе отплачу с такими процентами, каких и пленник твой никогда не видывал.
- А вот посмотрим, - сказал монах.
- Стой! - закричал Локсли. - Что ты это затеял, шальной монах? Ссориться под нашим заветным деревом?
- Это не ссора, - успокоил его рыцарь, - а просто дружеский обмен любезностями. Ну, монах, ударь, как умеешь. Я устою на месте. Посмотрим, устоишь ли ты.
- Тебе хорошо говорить, имея на голове этот железный горшок, - сказал монах, - но все равно, я тебя свалю с ног, будь ты хоть сам Голиаф* в медном шлеме.
Отшельник обнажил свою жилистую руку по самый локоть и со всей силы ударил рыцаря кулаком. Такая затрещина могла бы свалить здорового быка, но противник его остался недвижим, как утес. Громкий крик одобрения вырвался из уст йоменов, стоявших кругом: кулак причетника вошел в пословицу между ними, и большинство на опыте узнало его мощь - кто в шуточных потасовках, а кто и в серьезных.
- Видишь, монах, - сказал рыцарь, снимая свою железную перчатку, - хотя на голове у меня и было прикрытие, но на руке ничего не будет. Становись же крепче!
- Подставляю щеку меня ударяющему, - сказал монах, - и я наперед говорю тебе: коли ты сдвинешь меня с места, я дарю тебе выкуп с еврея полностью.
Так говорил монах, принимая гордый и вызывающий вид. Но от судьбы не уйдешь. От могучего удара рыцаря монах кубарем полетел на землю, к великому изумлению всех зрителей. Однако он встал и не выказал ни гнева, ни уныния.
- Знаешь, братец, - сказал он рыцарю, - надо быть осторожнее, обладая такой силой. Как я буду теперь обедню служить, коли ты мне челюсть сломал? Ведь и на дудке нельзя играть, не имея нижних зубов. Однако вот тебе моя рука, как дружеский залог того, что обмениваться с тобой пощечинами я больше не буду, потому что мне это невыгодно. Стало быть, конец всякому недоброжелательству. Давай возьмем с еврея выкуп, потому что как горбатого только могила исправит, так и еврей всегда останется евреем.
- Монах-то не так уверен в обращении еврея с тех пор, как получил по уху, - сказал Мельник.
- Отстань, бездельник! Что ты там болтаешь насчет обращения? Что же это такое? Никто меня не уважает! Все стали хозяевами, а слуг нет! Говорю тебе, парень: я немножко нетверд был на ногах, когда добрый рыцарь меня ударил, а то бы я непременно удержался на месте. Если же ты желаешь еще потолковать на этот счет, так давай я тебе докажу, что умею дать сдачи.
- Будет вам, перестаньте! - сказал Локсли. - А ты, еврей, подумай о своем выкупе. Ты понимаешь, что мы добрые христиане и не можем терпеть, чтобы ты оставался среди нас. Вот ты и подумай на досуге, какой выкуп в силах предложить, а я пока займусь допросом другого пленного.
- А много ли удалось захватить людей барона Фрон де Бефа? - спросил Черный Рыцарь.
- Ни одного такого, который мог бы дать за себя выкуп, - ответил Локсли. - Было несколько трусливых подлецов, да мы их отпустили на волю - пускай ищут других хозяев. Для мщения и ради выгоды и так было довольно сделано, а эта кучка народу и вся-то не стоила медной монеты. Тот пленный, о котором я упомянул, будет почище: это, разбитной монах, ехавший в гости к своей возлюбленной, судя по его франтовской одежде и по убранству его коня. Да вот и он!
Тут двое йоменов привели под руки и поставили перед зеленым троном начальника нашего старого знакомого - приора Эймера из аббатства Жорво.
ГЛАВА XXXIII
..А что Тит Ларций, воинства краса?
Марций. Он принимает важные решения:
Велит одних казнить, других изгнать,
Те выкуп дать должны, а этих он щадит.
Шекспир, "Кориолан"
Черты лица и осанка пленного аббата изобличали забавную смесь оскорбленной гордости, растерянности и страха.
- Что это значит, господа? - заговорил он таким тоном, в котором разом отразились все эти три чувства. - Что за порядки у вас, скажите на милость? Турки вы или христиане, что так обращаетесь с духовными лицами? Знаете ли вы, что значит наложить руку на служителя божия? Вы разграбили мои сундуки, разорвали мой кружевной воротник тончайшей работы, который и кардиналу было бы не стыдно надеть. Другой на моем месте попросту отлучил бы вас от церкви, но я не злопамятен, и если вы сейчас велите подать моих лошадей, отпустите мою братию, возвратите в целости мою поклажу, внесете сотню крон на обедни в аббатстве Жорво и дадите обещание не вкушать дичи до будущей Троицы, тогда я, может быть, постараюсь как-нибудь, замять эту безумную проделку, и о ней больше речи не будет.
- Преподобный отец, - сказал главарь разбойников, - мне прискорбно думать, что кто-либо из моих товарищей мог так обойтись с вами, чтобы вызвать с вашей стороны надобность в таком отеческом наставлении.
- Какое там обхождение! - возразил аббат, ободренный мягким обращением Локсли. - Так нельзя обходиться и с породистой собакой, не только с христианином, а тем более с духовным лицом, да еще приором аббатства Жорво! Какой-то пьяный менестрель, по имени Аллен из Лощины, осмелился грозить мне телесным наказанием и даже смертью, если я не уплачу четырехсот крон выкупа, помимо всего, что он у меня награбил, а там было одних золотых цепочек и перстней с самоцветными камнями на несметную сумму. Да, кроме того, они переломали и попортили своими неумелыми руками много ценных вещиц, как-то: ящичек с духами, серебряные щипчики для завивки волос..
- Может ли быть, чтобы Аллен из Лощины поступил так невежливо с особой вашего священного звания! - сказал предводитель.
- Все это такая же истина, как евангелие от святого Никодима, - отвечал приор. - При этом он ругался на своем грубом северном наречии и поклялся повесить меня на самом высоком дереве в этом лесу.
- Да неужели клялся? В таком случае, преподобный отец, по-моему, вам следует удовлетворить его требования. Потому что, видите ли, Аллен из Лощины такой человек, что коли раз сказал, то непременно сдержит свое слово.
- Вы всё шутите, - сказал растерявшийся приор с натянутым смехом. - Я и сам большой охотник до удачной шутки. Однако эта шутка продолжается уже целую ночь напролет, так что пора бы ее прекратить.
- Я теперь так же серьезен, как монах в исповедальне, - отвечал Локсли. - Вам придется уплатить порядочный выкуп, сэр приор, иначе вашей братии предстоит избирать себе нового настоятеля, потому что вы уже не воротитесь к своей пастве.
- Да что вы - христиане или нет? Как вы осмеливаетесь держать такие речи, обращаясь к духовному лицу? - сказал приор.
- Как же, мы христиане, и даже держим своего капеллана, - отвечал разбойник. - Позовите нашего веселого монаха, пусть выступит вперед н приведет почтенному аббату тексты, подходящие к настоящему случаю.
Отшельник, немного протрезвившийся, напялил монашеский балахон поверх своего зеленого кафтана, наскреб в своей памяти несколько латинских фраз, когда-то заученных наизусть, и, выйдя из толпы, сказал:
- Преподобный отец, deus faciat salvam benignitatem vestram! 1 Добро пожаловать в наши леса!
1 Бог да спасет вашу милость! (лат.)
- Это что за нечестивый маскарад?! - сказал приор. - Друг мой, если ты действительно духовное лицо, ты бы лучше научил меня, как избавиться от этих людей, чем клевать носом да гримасничать передо мной, словно ярмарочный плясун.
- Поистине, преподобный отец, - отвечал монах, - я только и знаю один способ, которым ты можешь освободиться. Мы празднуем сегодня Андрея Первозванного - стало быть, собираем десятину.
- Только не с церкви, надеюсь, добрый брат мой? - сказал приор.
- И с церкви и с мирян, - отвечал отшельник, - а потому, сэр приор, вступай в дружбу с маммоною беззакония, иначе никакая другая дружба тебе не поможет.
- Люблю веселых охотников, всем сердцем люблю! - сказал приор, смягчая голос. - Ну полно, к чему эти строгости! Я ведь и сам большой мастер охотничьего дела и умею трубить в рог так зычно и чисто, что каждый дуб мне отзывается. Со мной можно бы и помягче обойтись.
- Дайте ему рог, - сказал Локсли, - пускай покажет свое хваленое искусство.
Приор Эймер протрубил сигнал. Предводитель только головой покачал.
- Сэр приор, - сказал он, - трубить-то ты умеешь, но этим от нас не отделаешься. Мы не можем отпустить тебя на волю за одну музыку. К тому же я вижу, что ты один из тех, которые вводят у нас разные французские завитушки и этим только портят старинные английские роговые лады. Нет, приор, за это ты заплатишь еще пятьдесят крон штрафа сверх выкупа, и поделом: не искажай старинных напевов псовой охоты.
- Ну, друг, - промолвил аббат недовольным тоном, - тебе, я вижу, трудно угодить. Прошу тебя, будь посговорчивее насчет моего выкупа. Одним словом, раз уж мне придется послужить дьяволу, скажи напрямик: сколько ты желаешь с меня взять, чтобы отпустить на все четыре стороны без десятка сторожей?
- Предводитель, - шепнул начальнику шайки его помощник, - не предоставить ли аббату назначить выкуп с еврея, а еврей пусть назначит, сколько взять с аббата?
- Ты хоть и безмозглый парень, а выдумал отличную штуку! - отвечал Локсли. - Эй, еврей, поди сюда! Посмотри, вот преподобный отец Эймер, приор богатого аббатства в Жорво. Скажи, много ли можно взять с него выкупа? Я поручусь, что ты до тонкости знаешь, каковы доходы их монастыря.
- О, еще бы мне не знать, - сказал Исаак. - Я постоянно веду торговые дела с преподобными отцами, покупаю у них и пшеницу, и ячмень, и разные плоды земные, а также много шерсти. О, это богатейшая обитель, и святые отцы у себя в Жорво кушают сытно и пьют сладкие вина. Ах, если бы у такого отверженного бедняка, как я, было такое пристанище да еще такие ежегодные и ежемесячные доходы, я бы дал много золота и серебра в награду за свое освобождение из плена!
- Ах ты собака! - воскликнул приор. - Тебе, я думаю, всех лучше известно, что мы до сих пор в долгу за недостроенный придел к храму...
- И за доставку в ваши погреба обычных запасов гасконского вина в прошлом году, - перебил его еврей, - во это пустяки.
- Что он там за вздор говорит, нечестивый пес! - сказал приор. - Послушать его только, так подумаешь, что наша святая братия задолжала за вино, которое разрешено нам пить в случаях необходимости и в защиту от холода. Подлый еврей богохульствует против святой церкви, а христиане слушают и не остановят его!
- Это все пустые слова, - сказал Локсли. - Исаак, реши, сколько он может дать без чрезмерного ущерба для себя.
- Шестьсот крон, - сказал Исаак - Эту сумму почтенный приор вполне может уплатить вашей доблестной милости. От этого он не разорится.
- Шестьсот крон, - повторил начальник с важностью. - Ну хорошо, я доволен. Ты справедливо решил, Исаак. Так, значит, шестьсот крон. Таково решение, сэр приор.
- Решено, решено! - заголосила вся шайка. - Сам Соломон не мог бы лучше рассудить.
- Ты слышал приговор, приор? - сказал начальник.
- С ума вы сошли, господа! - сказал приор. - Где же я возьму такую сумму? Если я продам и дароносицу и подсвечники с алтаря, я и то выручу едва половину этих денег! А для этого все-таки нужно мне самому поехать в Жорво. Впрочем, можете оставить у себя заложниками моих двух монахов.
- Это было бы слишком рискованно, - сказал начальник. - Лучше ты у нас оставайся, а их пошли за своим выкупом. Тем временем мы тебя голодом морить не станем: стакан вина и ломоть запеченной дичи всегда к твоим услугам, а если ты в самом деле настоящий охотник, мы тебе покажем такую охоту, какой ты и не видывал.
- А не то, коли вашей милости угодно, - вмешался Исаак, желавший заслужить милость разбойников, - я могу послать в Йорк за шестью сотнями крон, взяв их заимообразно из доверенного мне капитала, лишь бы его высокопреподобие господин приор согласился выдать мне расписку.
- Расписку он тебе даст, какую хочешь, Исаак, - сказал Локсли, - и ты за один раз заплатишь выкуп и за приора Эймера и за себя.
- За себя! Ах, доблестные господа, - сказал еврей, - я совсем разоренный человек! Что я могу заплатить за себя?
- Ну, об этом пускай рассудит приор, - возразил начальник. - Отец Эймер, как вы полагаете, может ли этот еврей дать за себя хороший выкуп?
...
