В ту минуту, когда мы настигли их в пути, эта веселая пара распевала старинную песню. Рыцарь Висячего Замка пел довольно искусно, а шут только подтягивал приятным басом. Содержание песни было следующее:
Компания «ГОРЯЧАЯ ЛИНИЯ-ТЕЛЕКОМ» занимается продажей телекомунникационного оборудования и предоставлением сопутствующих услуг. В ассортименте компании представлены:
ip АТС; мини-атс; телефонные аппараты и программы для АТС. Компания проводит обучающие курсы и предоставляет услуги технического обслуживания АТС.
Рыцарь
Анна-Мария, солнце взошло,
Анна, любимая, стало светло,
Туман разошелся, и птицы запели.
Анна, мой друг, подымайся с постели!
Анна, вставай! Озарился восток,
Слышишь охотничий радостный рог?
Вторят ему и деревья и скалы.
Анна-Мария, вставай - солнце встало!
Вамба
О Тибальт, мой милый, совсем еще рано;
Мне спится так сладко! Я, Тибальт, не встану!
И что наяву может радовать нас
В сравнении с тем, что я вижу сейчас?
Пусть охотник трубит в свой рожок все чудесней,
И птицы встречают зарю своей песней, -
Счастливее их я бываю во сне,
Но, Тибальт, не думай, что ты снишься мне.
- Славная песня, - сказал Вамба, когда оба закончили припев. - Клянусь моей дурацкой шапкой, и нравоучение прекрасное. Мы ее часто певали с Гуртом. Когда-то мы с ним вместе росли и были товарищами, а теперь он, по милости божией и по господской воле, сам себе господин и вольный человек. А однажды нам с ним изрядно досталось из-за этой самой песни: мы так увлеклись музыкой, что два часа лишних провалялись в постели, распевая ее сквозь сон. С тех пор как вспомню этот напев, так у меня кости и заноют. Однако я все-таки спел партию Анны-Марии в угоду вам, сэр.
После этого шут сам затянул другую песню, а рыцарь подхватил мотив и стал ему вторить.
Рыцарь и Вамба
Приехали славные весельчаки -
Об этом есть в песенке старой рассказ, -
У вдовушки Викомба просят руки,
И может ли вдовушка дать им отказ?
Был рыцарь из Тиндаля первый средь них, -
Об этом есть в песенке старой рассказ, -
Кичился он славою предков своих.
Вдовы был, конечно, немыслим отказ.
"Мой дядя был сквайром, и лордом - отец", -
Так начал он свой горделивый рассказ.
Ушел восвояси хвастливый храбрец,
Услышал он вдовушки смелый отказ.
Вамба
"Я родом из Уэльса!" - второй говорит, -
Об этом есть в песенке старой рассказ, ~
Он кровно поклялся, что он родовит.
Вдовы был, конечно, немыслим отказ.
"Я Морган ап Гриффит ап Хью, я Давид
Ап Тюдор ап Рейс", - свой повел он рассказ;
Вдова же в ответ: "Меня это страшит;
Как выйти мне замуж за стольких зараз?"
А третий был йомен, что в Кенте живет, -
Об этом есть в песенке старой рассказ, -
И вдовушке он описал свой доход,
А йомену дать невозможно отказ.
Оба
Отвергнут один и другой дворянин,
О йомене слышим зато мы рассказ"
Он в Кенте живет, получает доход,
И йомену дать невозможно отказ.
- Хотел бы я, - сказал рыцарь, - чтобы наш гостеприимный хозяин из-под заветного дуба или его капеллан - веселый монах - услышали твою песню во славу йоменов.
- Ну, я этого нисколько не хотел бы, - сказал Вамба, - разве что ради того рожка, который висит у вас на перевязи.
- Э, - молвил рыцарь, - это знак дружеского расположения со стороны Локсли, но вряд ли мне когда-нибудь понадобится употребить его в дело. Впрочем, я уверен, что в случае нужды стоит только затрубить в него, как тотчас явится на выручку целая шайка этих славных йоменов.
- Я бы сказал: боже упаси, - возразил шут, - кабы не знал, что по милости этого рожка они во всякое время пропустят нас без всякой обиды.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил рыцарь. - Или ты думаешь, что если бы не этот залог приязни, они бы на нас напали?
- Я ничего не говорю, - сказал Вамба, - потому что и у зеленых ветвей бывают уши, не у одних каменных стен... Но разгадай мне загадку, сэр рыцарь: когда иметь пустую винную бутыль лучше, чем полную, и пустой кошелек лучше, чем туго набитый?
- Да никогда, я думаю, - отвечал рыцарь.
- Ну, за такой ответ тебе не стоило бы давать ни полной бутыли, ни набитого кошелька. Знай же, что опорожнить бутыль следует перед тем, как передать ее саксонцу, а деньги высыпать и оставить дома перед тем, как пускаться в зеленый лес.
- Стало быть, ты считаешь наших приятелей за настоящих грабителей? - сказал Рыцарь Висячего Замка.
- Эх, милостивый господин, разве я это говорил? - возразил Вамба. - Если человек пускается в дальний путь, его лошади легче будет, когда с нее снимут мешок, а ему самому легче будет спасти свою душу, коли у него отберут то, что есть корень всякого зла. Поэтому я не назову бранным словом людей, могущих оказывать подобные услуги. Только дорожный мешок свой лучше оставлю дома, да и кошелек спрячу в домашний сундук, чтобы избавить добрых людей от лишнего труда.
- Однако мы обязаны молиться за них, друг мой, невзирая на то, что ты так отзываешься о них.
- Молиться-то за них я готов от всего сердца, - сказал Вамба, -только лучше в городе, а не здесь. Не то и нам пришлось бы так же туго, как тому аббату, которого они заставили петь обедню, посадив его в дубовое дупло вместо кафедры.
- Говори что угодно, Вамба, - сказал рыцарь, - а все-таки эти йомены сослужили верную службу твоему хозяину Седрику в Торкильстоне.
- Это правда, - отвечал Вамба, - но и тут они поработали на том же основании, на каком ведут свои счеты с господом богом.
- Какие же это счеты, Вамба? Ну-ка, расскажи, - попросил его спутник.
- А вот какие, - ответил шут. - С богом они ведут двойной счет, как бывало наш старый эконом называл свои записи. Он состоит в том, чтобы давать поменьше, а получать как можно больше. Вероятно, они рассчитывают при этом получать полной мерой, согласно тексту священного писания, обещающего такую мзду за всякое благое даяние.
- Поясни примером, Вамба, а то я не мастер считать и в цифрах ничего не смыслю, - сказал рыцарь.
- Ну, коли вы такой недогадливый, - отвечал Вамба, - так я поясню вашей милости, что эти честные молодцы соблюдают ровный счет и на каждое доброе дело у них приходится другое, менее похвальное. Подадут, например, нищему монаху одну серебряную монету, а у жирного аббата стащат сотню золотых... или окажут пособие бедной вдове, а в лесу расцелуют пригожую девицу...
- Какое же из этих дел доброе, а какое нет? - прервал его рыцарь.
- Вот так загадка! - воскликнул Вамба. - Сразу видно, что в умной компании мозги-то становятся поворотливее. Я готов побожиться, сэр рыцарь, что лучше этого вы ничего не говорили, даже когда служили пьяную всенощную с толстым отшельником... Но возвратимся к нашему разговору. Наши лесные приятели иной раз построят домишко бедняку, а соседний замок сожгут; починят крышу над церковью, а ризницу ограбят; бедного колодника выручат из тюрьмы, а гордого судью укокошат, или, выражаясь начистоту, освободят саксонского Франклина и для этого сожгут живьем норманского барона. Добрые они воры, что и говорить, и самые любезные грабители, но выгоднее повстречаться с ними в такое время, когда у них на душе побольше грехов.
- Как так, Вамба? - спросил рыцарь.
- Да потому, что в это время у них совесть просыпается и они не прочь свести счеты с господом богом. Но когда они с небом в ладу, упаси бог того, кому они сами открывают счет. После того, как они так похвально отличились при Торкильстоне, плохо будет тому путешественнику, который попадется им под руку... А все-таки, - прибавил Вамба, понизив голос и подъехав поближе к рыцарю, - есть такие молодцы, которые для проезжих гораздо опаснее, чем наши разбойники.
- Кто же такие эти молодцы? Ведь ни волков, ни медведей у нас не водится, - сказал рыцарь.
- Да, но у нас водится вооруженная челядь Мальвуазена, - сказал Вамба, - и я могу вас уверить, что в пору междоусобий полдюжины таких молодцов стоит целой стаи добрых волков! Теперь они выехали на добычу, да с ними же рыщут и солдаты, бежавшие из Торкильстона. Так что, если бы мы с ними повстречались, дорого пришлось бы нам поплатиться за доблесть, выказанную при Торкильстоне. А что, сэр рыцарь, если бы, к примеру, попалась нам пара таких молодцов, что бы вы сделали?
- Пригвоздил бы мерзавцев к земле моим копьем, Вамба, в случае, если бы они вздумали преградить нам дорогу.
- А если бы они оказались вчетвером?
- И тех угостил бы тем же, - отвечал рыцарь.
- А если бы их было шестеро, а нас с вами двое, вот как теперь, - продолжал Вамба, - неужели вы не вспомнили бы о роге Локсли?
- Что? Звать на помощь против подобной сволочи, когда один путный рыцарь может разогнать их, как осенний ветер гонит сухую листву! - воскликнул рыцарь.
- Ну, так я у вас попрошу позволения рассмотреть поближе этот самый рог, издающий такие мощные звуки.
Рыцарь отстегнул застежку своей перевязи и удовлетворил любопытство своего спутника, передав ему рог. Вамба сию же минуту надел его себе на шею.
- Тра-ли-ра-ля! - пропел шут. - Теперь и я сумею протрубить сигнал не хуже кого другого.
- Ах вот как, плут! - сказал рыцарь. - Отдай рог обратно!
- Будьте спокойны, сэр рыцарь, он будет у меня в сохранности. Когда доблесть путешествует рядом с глупостью, рог следует надевать на глупость, потому что она умеет лучше трубить.
- Берегись, мошенник, - сказал Черный Рыцарь, - ты слишком много себе позволяешь! Смотри не выводи меня из терпения!
- А вы лучше не грозите мне, сэр рыцарь, - отвечал шут, отъехав на почтительное расстояние от раздраженного рыцаря, - иначе глупость даст тягу и предоставит доблести самой искать себе дорогу в лесу.
- На этом ты меня поймал, это верно, - сказал рыцарь, - притом, по правде говоря, недосуг мне с тобой браниться. Пожалуй, оставь рог при себе, только поедем скорее.
- А вы не станете меня обижать? - спросил Вамба.
- Я тебе говорю, что не стану, плут ты этакий!
- Нет, вы прежде дайте мне в том свое рыцарское слово, - продолжал Вамба, с опаской приближаясь к Рыцарю Висячего Замка.
- Ну, даю тебе рыцарское слово, а теперь не мешкай и указывай дорогу.
- Ладно, - сказал шут, с готовностью подъезжая к рыцарю. - Значит, доблесть с глупостью опять по-приятельски поехали рядом. Дело в том, что я в самом деле не охотник до таких затрещин, какую вы тогда закатили толстому отшельнику. И покатился его преподобие на траву, словно кегля от удачного удара! Ну, раз глупость овладела рожком, пускай доблесть маленько расправит свои члены да взмахнет гривой. Если не ошибаюсь, вон в том кустарнике нас поджидают добрые молодцы. Засаду нам устроили.
- С чего это ты взял? - спросил рыцарь.
- С того и взял, что раза два или три видел, как среди зелени мелькали шишаки. Будь они честные люди, они бы выехали на открытую тропинку. Но эта чаща- как раз подходящее место для таких переделок.
- А ведь, ей-богу, на этот раз ты прав! -ответил рыцарь, опуская забрало.
И хорошо, что он успел это сделать, потому что в ту же секунду из придорожных кустов вылетели три стрелы, пущенные ему в голову и в грудь, и первая из них, наверно, пронзила бы ему мозг, если бы не отскочила от стального забрала. Две остальные попали в нагрудник и в щит, висевший у него на руке.
- Спасибо оружейнику, прочно сработал мои доспехи! - сказал рыцарь. - Вамба, вперед! Схватимся с ними!
С этими словами он направился прямо на кусты. Навстречу ему выскочили из чащи шесть или семь вооруженных всадников и во весь опор понеслись на него с копьями наперевес. Три копья, ударившись о него, разлетелись вдребезги, как будто уткнулись в стальную башню. Глаза Черного Рыцаря сверкнули гневом сквозь узкие глазницы забрала. Он величаво приподнялся на стременах и крикнул:
- Что это значит?
Вместо ответа воины выхватили мечи и напали на него со всех сторон, восклицая:
- Умри, тиран!
- Ага! Вот тебе, вот тебе! - говорил Черный Рыцарь, с каждым возгласом сшибая на землю по человеку. - Так у нас здесь изменники завелись?
Как ни были храбры его противники, однако они попятились назад от могучей руки, каждый взмах которой сулил им смерть. Казалось, что он один одолеет всех врагов. Но тут подоспел рыцарь в синем вооружении, до сих пор державшийся поодаль; он пришпорил своего коня и, направив копье не на всадника, а на лошадь, смертельно ранил это благородное животное.
- Это предательский удар! - воскликнул Черный Рыцарь, когда его конь повалился набок, увлекая его за собою.
В ту же минуту Вамба затрубил в рог: все совершилось с тaкoй быстротой, что он не успел сделать этого раньше. Внезапный звук рога заставил убийц снова попятиться назад, а Вамба, невзирая на то, что был плохо вооружен, не задумываясь ринулся вперед и помог Черному Рыцарю встать.
- Не стыдно ли вам, подлые трусы! - воскликнул рыцарь в синем панцыре, казавшийся предводителем. - Неужели вы побежите от простого рожка, на котором вздумал поиграть шут?
Ободренные этими словами, они снова напали на Черного Рыцаря, который прислонился к стволу толстого дуба и отбивался одним мечом. Вероломный рыцарь вооружился между тем другим копьем и, выждав минуту, когда его могучий противник вынужден был отбиваться со всех сторон, помчался на него с намерением пригвоздить его копьем к дереву. Но Вамба помешал и на этот раз. Не обладая большой силой, но отличаясь ловкостью, шут воспользовался тем, что бойцы не обращали на него внимания, и успел предотвратить нападение Синего Рыцаря, подрезав ноги его лошади ударом палаша. Конь и всадник покатились на землю. Однако положение Черного Рыцаря оставалось крайне опасным, так как его со всех сторон теснили воины, вооруженные с головы до ног. Он непрерывно оборонялся мечом от нападающих и уже начал изнемогать от усталости, как вдруг меткая стрела положила на месте одного из самых рослых его противников. В ту же минуту на поляну высыпала толпа йоменов под предводительством Локсли и веселого отшельника. Они немедля приняли участие в борьбе, и вскоре негодяи все до одного полегли мертвые или смертельно раненные.
Черный Рыцарь поблагодарил своих избавителей с таким величавым достоинством, какого они раньше не замечали в нем, принимая его скорее за отважного воина, чем за знатную особу.
- Прежде чем выразить признательность моим преданным и усердным друзьям, - сказал он, - для меня чрезвычайно важно узнать, кто такие эти неожиданные враги. Вамба, подними забрало Синего Рыцаря. Он, кажется, начальник шайки.
Шут подбежал к предводителю убийц, который лежал, придавленный своим конем, и так сильно расшибет, что был не в состоянии ни бежать, ни сопротивляться.
- Ну-ка, храбрый воин, - сказал Вамба, - дай я тебе послужу оруженосцем, как послужил конюхом. Я тебя с лошади снял, я же с тебя и шлем сниму.
С этими словами он довольно бесцеремонно снял шлем с головы Синего Рыцаря, и глазам зрителей представились седые кудри и лицо, которое Черный Рыцарь никак не ожидал встретить при подобных обстоятельствах.
- Вальдемар Фицурс! - воскликнул он в изумлении. - Что могло побудить человека твоего звания и с твоей доброй славой взяться за такое гнусное дело?
- Ричард, - отвечал пленный рыцарь, подняв на него глаза, - плохо же ты разбираешься в людях, если не знаешь, до чего могут довести честолюбие и мстительность.
- Мстительность? - повторил Черный Рыцарь. - Но я никогда не обижал тебя. За что же ты мне мстишь?
- За мою дочь, Ричард, на которой ты не захотел жениться. Разве это не достаточная обида для норманна такого же знатного рода, как и ты?
- Твоя дочь? - спросил Черный Рыцарь. - Вот странный предлог для вражды, дошедшей до кровавой расправы! Отойдите прочь, господа, мне нужно поговорить с ним наедине. Ну, Вальдемар Фицурс, теперь говори чистую правду: сознавайся, кто тебя подбил на это предательство?
- Сын твоего отца, - отвечал Вальдемар. - Как видишь, он наказывает тебя за твое непокорство перед своим отцом.
Глаза Ричарда сверкнули негодованием, но лучшие чувства пересилили в нем гнев. Он провел рукой по лбу и с минуту стоял, глядя в лицо поверженному барону, в чертах которого гордость боролась со стыдом.
- Ты не просишь пощады, Вальдемар? - сказал король.
- Кто попал в лапы льва, тот знает, что это было бы бесполезно, - отвечал Фицурс.
- Так бери ее, непрошенную, - сказал Ричард, - лев не питается падалью. Дарю тебе жизнь, но с тем условием, что в течение трех дней ты покинешь Англию, поедешь укрыть свой позор в своем норманском замке и никогда не дерзнешь упоминать имени Джона Анжуйского в связи с этим вероломным предприятием. Если окажешься на английской земле позднее положенного мною срока, то умрешь, а если малейшим намеком набросишь тень на честь моего дома, клянусь святым Георгием, не уйдешь от меня и даже в церкви от меня не спасешься! Я тебя повешу на башне твоего собственного замка на пищу воронам... Локсли, я вижу, что ваши йомены успели уже переловить разбежавшихся коней. Дайте одну лошадь этому рыцарю и отпустите его с миром!
- Если бы я не думал, что слышу голос, которому должен повиноваться беспрекословно, - отвечал йомен, - я бы с охотой послал вслед этому подлецу добрую стрелу, чтобы избавить его от длинного путешествия.
- У тебя английская душа, Локсли, - сказал Черный Рыцарь, - и ты чутьем угадал, что обязан мне повиноваться. Я - Ричард Английский!
При этих словах, произнесенных с величием, подобающим высокому положению и возвышенному характеру Ричарда Львиное Сердце, все йомены, как один человек, преклонили колени, почтительно выразили свои верноподданнические чувства и просили прощения в своих провинностях.
- Встаньте, друзья мои, - милостиво сказал Ричард, глядя на них с веселой приветливостью, успевшей сменить на его лице выражение внезапного гнева. - Встаньте, друзья мои! Ваши бесчинства как в лесах, так и в чистом поле искупаются верной службой, которую вы сослужили моим несчастным подданным под стенами Торкильстона, а также и тем, что сегодня выручили из беды вашего короля. Встаньте, мои вассалы, и будьте мне впредь добрыми подданными. А ты, храбрый Локсли...
- Не зовите меня более Локсли, государь, и узнайте то имя, которое получило столь широкую известность, что, быть может, достигло даже и вашего царственного слуха... Я - Робин Гуд из Шервудских лесов.
- Стало быть, король разбойников и глава добрых молодцов? - сказал король. - Кто же не знает твоего имени! Оно прогремело до самой Палестины! Но будь уверен, мой славный разбойник, ни одно дело, совершенное в мое отсутствие и в порожденные им смутные времена, не будет вменено тебе в преступление.
- Вот уж правду говорит пословица, - вмешался тут Вамба, несколько менее развязно, чем обычно, -
Когда уходит кот,
Нет у мышей забот
- Э-э, Вамба, и ты здесь! - сказал Ричард. - Я так давно не слышал твоего голоса, что думал - ты спасся бегством.
- Я-то спасся бегством? Как бы не так! - сказал Вамба. - Когда же видано, чтобы глупость добровольно расставалась с доблестью? Вон лежит жертва моего меча - славный серый мерин. Я бы предпочел, чтобы он стоял в добром здоровье, а на его месте валялся его хозяин. Сначала я немного сплоховал, это верно, потому что пестрая куртка - не такая хорошая защита от острых копий, как стальной панцырь. Но хоть я и не все время сражался мечом, согласитесь, что я первый протрубил сбор.
- И очень кстати, честный Вамба, - сказал король. - Я не забуду твоей верной услуги.
- Confiteor! Confiteor!1 - раздался смиренный голос поблизости от короля. - Ох, остальная латынь вся из головы вылетела! Но я сам исповедуюсь в смертном грехе и прошу только, чтобы простились мне мои прегрешения перед тем, как меня поведут на казнь!
1 Confiteor (лат) - исповедуюсь!
Ричард оглянулся и увидел веселого отшельника, который, стоя на коленях, перебирал четки, а дубинка его, изрядно поработавшая во время недавней свалки, лежала на траве рядом с ним. Он состроил такую рожу, которая, по его мнению, должна была выражать глубочайшее сокрушение: глаза закатил, а углы рта опустил книзу, словно шнурки у кошелька, по выражению Вамбы. Однако все эти признаки величайшего раскаяния не внушали особого доверия, так как на лице отшельника проглядывало сильное желание расхохотаться, а глаза его так блестели, что и страх и покаяние были, очевидно, притворны.
- Ты с чего приуныл, шальной монах? - сказал Ричард. - Ты боишься, что твой епископ узнает, как усердно служишь молебны богородице и святому Дунстану?.. Не бойся, брат, - Ричард, король Англии, никогда не выдает тех секретов, которые узнает за бутылкой.
- Нет, пресветлый государь, - отвечал отшельник (всем любителям народных баллад про Робин Гуда известный под именем брата Тука), - мне страшен не посох епископа, а царский скипетр. Подумать страшно, что мой святотатственный кулак дерзнул коснуться уха помазанника божия!
- Ха-ха! - рассмеялся Ричард. - Вот откуда ветер дует! А я и позабыл о твоем тумаке, хотя после того у меня весь день в ухе звенело. Правда, затрещина была знатная, но я сошлюсь на свидетельство этих добрых людей: разве я не отплатил тебе той же монетой? Впрочем, если считаешь, что я у тебя в долгу, я готов сию же минуту...
- Ох, нет, - отвечал монах, - я свое получил сполна, да еще с лихвой! Дай бог вашему величеству все свои долги платить так же аккуратно.
- Если бы можно было всегда расплачиваться тумаками, мои кредиторы не жаловались бы на пустую казну, - сказал король.
- А все же, - сказал отшельник, снова состроив плачевную гримасу, - я не знаю, какое будет на меня наложено наказание за этот богопротивный удар.
- Об этом, брат, и говорить не стоит, - сказал король. - Мне столько доставалось ударов от руки всяких язычников и неверных, что нет причины сетовать на одну-единственную пощечину от такого святого человека, каков причетник из Копмангерста. А не лучше ли будет, друг мой, и для тебя и для святой церкви, если я добуду тебе позволение сложить с себя духовный сан и возьму тебя в число своей стражи, дабы ты столь же усердно охранял нашу особу, как прежде охранял алтарь святого Дунстана?
- Ах, государь, - сказал монах, - смиренно прошу ваше величество простить меня и уволить от такой милости! Если бы вы знали, до чего я изленился! Святой Дунстан (да предстательствует он за нас перед господом!) стоит себе преспокойно в своей нише, хотя я и забываю иногда помолиться ему в погоне за каким-нибудь оленем. И по ночам иногда отлучаюсь из кельи, занимаясь пустяками, а святой Дунстан - ни гу-гу! Самый спокойный хозяин, уж поистине миротворец, хоть и вырезан из дерева. Если же я буду йоменом и телохранителем при особе моего государя, - это, конечно, большая честь, но стоит мне маленько отвлечься в сторону пострелять дичи в лесу, - так и пойдут розыски: "Куда девался этот менах, вражий пес!" Или: "Кто знает, где запропастился проклятый Тук?" А лесные сторожа станут говорить: "Один этот расстрига уничтожает больше дичи, чем все остальные охотники!" Короче говоря, государь мой милостивый, оставьте вы меня на прежнем месте. А если будет такая ваша милость, что пожелаете оказать мне, бедному служителю святого Дунстана в Копмангерсте, какое-нибудь благодеяние, то всякий дар я приму с великой благодарностью.
- Понимаю! - молвил король. - И дарую тебе, благочестивому служителю церкви, право охоты в моих Варнклиффских лесах. Смотри, однако ж, я тебе разрешаю убивать не более трех матерых оленей на каждое время года. Но готов прозакладывать свое звание христианского рыцаря и английского короля, что ты воспользуешься этим правом иначе и будешь бить по тридцати штук. - - Уж это как водится, ваше величество, - сказал отшельник. - Молитвами святого Дунстана я найду способ приумножить ваше щедрое даяние.
- Я в этом не сомневаюсь, братец. А так как дичь не так вкусна всухомятку, нашему эконому дан будет приказ доставлять тебе ежегодно бочку испанского вина, бочонок мальвазии да три бочки элю первейшего сорта. Если и этим ты не утолишь свою жажду, приходи ко двору и сведи знакомство с моим дворецким.
- А что же для самого святого Дунстана? - сказал монах.
- Получишь еще камилавку, стихарь и покров для алтаря, - продолжал король, осеняя себя крестным знамением. - Но не будем балагурить на этот счет, чтобы не прогневить бога тем, что больше думаем о своих забавах, чем о молитве и о прославлении его имени.
- За своего покровителя я ручаюсь! - радостно подхватил монах.
- Ты отвечай лучше за себя самого, - молвил король сурово, но тотчас же протянул руку смущенному отшельнику, который еще раз преклонил колено и поцеловал ее.
- Моей разжатой руке ты оказываешь меньшее уважение, чем сжатому кулаку, - сказал король Ричард - перед ней только на колени стал, а перед кулаком растянулся плашмя.
Но отшельник побоялся продолжать беседу в таком шутливом тоне, видя, что это не всегда выходит удачно, - предосторожность, далеко не лишняя для тех, кому случается разговаривать с монархами. Поэтому вместо ответа он низко поклонился королю и отступил назад.
В эту минуту появилось на сцене еще два новых лица.
ГЛАВА XLI
Привет вам, о доблестные господа!
Бедны мы, зато веселы мы всегда!
Вас зовем без стыда
Туда, где оленей пасутся стада.
Пожалуйста, милости просим сюда!
Макдональд
Новоприбывшие были Уильфред Айвенго, верхом на кобыле ботольфского аббата, и Гурт на боевом коне, принадлежавшем самому рыцарю. Велико было изумление Уильфреда, когда он увидел своего монарха забрызганным кровью, а на поляне вокруг него шесть или семь мертвых тел. Не менее удивило его и то, что Ричард был окружен таким множеством народа, по виду похожего на вольных лесных йоменов, то есть на разбойников, которые не могли не казаться довольно опасной свитой для короля. Он не знал, как ему следует обращаться с Ричардом: как с королем или как со странствующим Черным Рыцарем. Король вывел его из затруднения.
- Ничего не опасайся, Уильфред, - сказал он, - здесь можешь признавать меня Ричардом Плантагенетом, потому что, как видишь, я окружен верными английскими сердцами, хотя они немножко и сбились с прямого пути по милости своей горячей английской крови.
- Сэр Уильфред Айвенго, - сказал отважный вождь разбойников, выступая вперед, - я ничего не могу прибавить к словам его величества. Но все-таки с гордостью скажу, что из числа людей, пострадавших за последнее время, нет у короля слуг более верных и преданных, чем мы!
- В этом не может быть сомнения, раз ты из их числа, добрый молодец, - сказал Уильфред. - Но что означает это зловещее зрелище? Что тут за мертвые тела и почему панцырь моего государя обрызган кровью?
-На нас напали изменники, Айвенго, - сказал король, - и только благодаря этим отважным молодцам измена получила законную кару. А впрочем, мне только сейчас пришло в голову, что ты тоже изменник, - прибавил Ричард улыбаясь, - и самый непокорный изменник. Не мы ли решительно запретили тебе уезжать из Сен-Ботольфского аббатства, пока не заживет твоя рана?
-Она зажила, - сказал Айвенго, - осталась одна царапина. Но зачем, о зачем, благородный государь, сокрушаете вы сердца верных слуг и подвергаете опасности жизнь вашу, предпринимая одинокие поездки и ввязываясь в приключения, словно ваша жизнь не имеет большей цены, чем жизнь простого странствующего рыцаря, который ценит только то, что может добыть мечом и копьем!
- А Ричард Плантагенет и не ищет иной славы, - отвечал король: - ему всего дороже то, что достается с помощью меча и копья. Да, Ричард Плантагенет больше гордится победой, одержанной в одиночку с помощью доброго меча, чем завоеванной во главе стотысячного войска.
- Но подумайте о вашем королевстве, государь, - сказал Айвенго, - вашему королевству грозит междоусобная война, а вашим подданным угрожают тысячи зол, если они лишатся своего монарха по милости одной из тех стычек, в которые вам угодно вмешиваться каждый божий день!
- Мое королевство, мои подданные? - нетерпеливо спросил Ричард. - Могу сказать, сэр Уильфред, что если я делаю глупости, то они мне за это платят тем же. Например, есть у меня вернейший слуга Уильфред Айвенго, который не слушается моих приказаний, но позволяет себе делать выговоры своему королю за то, что король поступает не совсем согласно его советам. Кто из нас имеет больше поводов жаловаться на другого? Ну, прости меня, мой верный Уильфред. Я недаром скрывал свое пребывание. Я еще некоторое время обязан оставаться в безвестности, как уже объяснил тебе вчера в аббатстве святого Ботольфа. Это необходимо для того, чтобы дать время моим друзьям и верным вассалам собрать свои дружины. Ибо к тому времени, когда всем станет известно, что Ричард вернулся, он должен собрать такое войско, чтобы сразу устрашить врагов и подавить задуманный мятеж, не обнажив меча. Пройдут еще сутки, прежде чем Эстотвиль и Богун наберут достаточно сил, чтобы двинуться на Йорк. Сперва нужно получить вести с юга - от Солсбери, да от Бошана из графства Барвикского, а потом еще с севера- от Мультона и Перси. Тем временем лорд-канцлер должен заручиться содействием Лондона. Внезапное мое появление может подвергнуть меня таким опасностям, от которых не защитит меня мой собственный добрый меч, даже в союзе с меткими стрелами отважного Робина, дубинкой брата Тука и охотничьим рогом моего мудрого Вамбы.
Уильфред поклонился с покорным видом. Он знал, что было совершенно бесполезно бороться с тем духом удалого рыцарства, которым был одержим его король.
Поэтому юный рыцарь вздохнул и промолчал, а Ричард, очень довольный, что заставил его замолчать, хотя и чувствовал в душе справедливость его укоров, завел разговор с Робин Гудом.
- А что, разбойничий король, - сказал Ричард, - не найдется ли у вас что-нибудь перекусить твоему брату королю, ибо эти предатели заставив меня потрудиться, пробудили мой аппетит.
- Поправде сказать, - отвечал Робин Гуд, - а лгать вашему величеству я не стану, - наши съестные припасы состоят главным образом из... - Он замялся и, видимо, находился в затруднении.
- Из дичи, вероятно? - весело подсказал Ричард. - Что же лучше такого кушанья? Притом, если королю не сидится дома и он сам своей дичи не стреляет, нечего ему слишком громко жаловаться, когда она попадает к нему убитой.
- В таком случае, - сказал Робин, - если ваше величество еще раз удостоите своим присутствием одно из сборных мест дружины Робин Гуда, в дичи недостатка не будет. Найдутся и кружка доброго эля и кубок довольно порядочного вина на приправу.
Разбойник пошел вперед, указывая дорогу, а веселый король последовал за ним и, вероятно, был несравненно более рад этой случайной трапезе с Робин Гудом и его лесными товарищами, чем пышному пиру за королевским столом среди блестящей свиты. Ричард Львиное Сердце ничего так не любил, как заводить новые знакомства и пускаться в неожиданные приключения. А если при этом встречались серьезные опасности, для него было высшим наслаждением преодолевать их. Король, наделанный львиным сердцем, был образцом рыцаря, совершающего блестящие, но бесполезные подвиги, описываемые в романах того времени. Слава, приобретенная собственной доблестью, была для него гораздо дороже той, какую мудрая политика могла бы придать его правлению. Поэтому его царствование было подобно быстротечному сиянию метеора, который, проносясь по небу, распространяет ненужный и ослепительный свет, а затем окончательно исчезает, погружаясь во тьму. Его рыцарские подвиги послужили темой для бесчисленных песен бардов и менестрелей, но, как король, он не совершил никаких плодотворных деяний из числа тех, о которых любят повествовать историки, ставя их в пример потомству.
...
