Обратная связь Главная страница

Раздел ON-LINE >>
Информация о создателях >>
Услуги >>
Заказ >>
Главная страница >>

Алфавитный список  авторов >>
Алфавитный список  произведений >>

Почтовая    рассылка
Анонсы поступлений и новости сайта
Счетчики и каталоги


Информация и отзывы о компаниях
Цены и качество товаров и услуг в РФ


Раздел: On-line
Автор: 

Толстой Лев Николаевич

Название: 

"Воскресение"

Страницы: [0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30]   [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39]

    - Смотрите, верно ли? - спросил околоточный.
    - Пора знать, - сказал фельдшер, для чего-то закрывая раскрытую грудь
   мертвеца. - Да я пошлю за Матвей Иванычем, пускай посмотрит. Петров, сходи,
   - сказал фельдшер и отошел от мертвеца.
    - Снести в мертвецкую, - сказал околоточный. - А ты тогда приходи в
   канцелярию, - распишешься, - прибавил он конвойному, который все время не
   отставал от арестанта.
    - Слушаю, - отвечал конвойный.
    Городовые подняли мертвеца и понесли опять вниз по лестнице. Нехлюдов
   хотел идти за ними, но сумасшедший задержал его.
    - Вы ведь не в заговоре, так дайте папиросочку, - сказал он.
    Нехлюдов достал папиросочницу и дал ему. Сумасшедший, водя бровями,
   стал, очень быстро говоря, рассказывать, как его мучают внушениями.
    - Ведь они все против меня и через своих медиумов мучают, терзают
   меня...
    - Извините меня, - сказал Нехлюдов и, не дослушав его, вышел на двор,
   желая узнать, куда отнесут мертвого.
    Городовые с своей ношей уже прошли весь двор и входили в подъезд
   подвала. Нехлюдов хотел подойти к ним, но околоточный остановил его.
    - Вам что нужно?
    - Ничего, - отвечал Нехлюдов...
    - Ничего, так и ступайте.
    Нехлюдов покорился и пошел к своему извозчику. Извозчик его дремал.
   Нехлюдов разбудил его и поехал опять к вокзалу.
    Не отъехал он и ста шагов, как ему встретилась сопутствуемая опять
   конвойным с ружьем ломовая телега, на которой лежал другой, очевидно уже
   умерший арестант. Арестант лежал на спине на телеге, и бритая голова его с
   черной бородкой, покрытая блинообразной шапкой, съехавшей на лицо до носа,
   тряслась и билась при каждом толчке телеги. Ломовой извозчик в толстых
   сапогах правил лошадью, идя рядом. Сзади шел городовой. Нехлюдов тронул за
   плечо своего извозчика.
    - Что делают! - сказал извозчик, останавливая лошадь.
    Нехлюдов слез с пролетки и вслед за ломовым, опять мимо пожарного
   часового, вошел на двор участка. На дворе теперь пожарные уже кончили мыть
   дроги, и на их месте стоял высокий костлявый брандмайор с синим околышем и,
   заложив руки в карманы, строго смотрел на буланого с наеденной шеей жеребца,
   которого пожарный водил перед ним. Жеребец припадал на переднюю ногу, и
   брандмайор сердито говорил что-то стоявшему тут же ветеринару.
    Околоточный стоял тут же. Увидав другого мертвеца, он подошел к
   ломовому.
    - Где подняли? - спросил он, неодобрительно покачав головой.
    - На Старой Горбатовской, - отвечал городовой.
    - Арестант? - спросил брандмайор,
    - Так точно.
    - Второй нынче, - сказал околоточный.
    - Ну, порядки! Да и жара же, - сказал брандмайор и, обратившись к
   пожарному, уводившему хромого буланого, крикнул: - В угловой денник поставь!
   Я тебя, сукина сына, научу, как лошадей калечить, какие дороже тебя, шельмы,
   стоят.
    Мертвеца, так же как и первого, подняли с телеги городовые и понесли в
   приемный покой. Нехлюдов, как загипнотизированный, пошел за ними.
    - Вам чего? - спросил его один городовой.
    Он, не отвечая, шел туда, куда они несли мертвеца.
    Сумасшедший, сидя на койке, жадно курил папиросу, которую ему дал
   Нехлюдов.
    - А, вернулись! - сказал он и расхохотался. Увидав мертвеца, он
   поморщился. - Опять, - сказал он. - Надоели, ведь не мальчик я, правда? -
   вопросительно улыбаясь, обратился он к Нехлюдову.
    Нехлюдов между тем смотрел на мертвеца, которого теперь никто не
   заслонял более и лицо которого, прежде скрытое шапкой, было все видно. Как
   тот арестант был безобразен, так этот был необыкновенно красив и лицом и
   всем телом. Это был человек в полном расцвете сил. Несмотря на изуродованную
   бритьем половину головы, невысокий крутой лоб с возвышениями над черными,
   теперь безжизненными глазами был очень красив, так же как и небольшой с
   горбинкой нос над тонкими черными усами. Синеющие теперь губы были сложены в
   улыбку; небольшая бородка только окаймляла нижнюю часть лица, и на бритой
   стороне черепа было видно небольшое крепкое и красивое ухо. Выражение лица
   было и спокойное, и строгое, и доброе. Не говоря уже о том, что по лицу
   этому видно было, какие возможности духовной жизни были погублены в этом
   человеке, - по тонким костям рук и скованных ног и по сильным мышцам всех
   пропорциональных членов видно было, какое это было прекрасное, сильное,
   ловкое человеческое животное, как животное, в своем роде гораздо более
   совершенное, чем тот буланый жеребец, за порчу которого так сердился
   брандмайор. А между тем его заморили, и не только никто не жалел его как
   человека, - никто не жалел его как напрасно погубленное рабочее животное.
   Единственное чувство, вызываемое во всех людях его смертью, было чувство
   досады за хлопоты, которые доставляла необходимость устранить это угрожающее
   разложением тело.
    В приемный покой вошли доктор с фельдшером и частный. Доктор был
   плотный коренастый человек в чесучовом пиджаке и таких же узких,
   обтягивавших ему мускулистые ляжки панталонах. Частный был маленький толстяк
   с шарообразным красным лицом, которое делалось еще круглее от его привычки
   набирать в щеки воздух и медленно выпускать его. Доктор подсел на койку к
   мертвецу, так же как и фельдшер, потрогал руки, послушал сердце и встал,
   обдергивая панталоны.
    - Мертвее не бывают, - сказал он.
    Частный набрал полный рот воздуха и медленно выпустил его.
    - Из какого замка? - обратился он к конвойному.
    Конвойный ответил и напомнил о кандалах, которые были на умершем.
    - Прикажу снять; слава богу, кузнецы есть, - сказал частный и, опять
   раздув щеки, пошел к двери, медленно выпуская воздух.
    - Отчего же это так? - обратился Нехлюдов к доктору.
    Доктор посмотрел на него через очки.
    - Что отчего так? Что помирают от солнечного удара? А так, сидя без
   движения, без света всю зиму, и вдруг на солнце, да в такой день, как нынче,
   да идут толпою, притока воздуха нет. Вот и удар.
    - Так зачем же их посылают?
    - А это вы их спросите. Да вы, собственно, кто?
    - Я посторонний.
    - А-а!.. Мое почтение, мне некогда, - сказал доктор и, с досадой
   отдернув вниз панталоны, направился к койкам больных.
    - Ну, твои дела как? - обратился он к косоротому бледному человеку с
   обвязанной шеей.
    Сумасшедший между тем сидел на своей койке и, перестав курить, плевал
   по направлению доктора.
    Нехлюдов сошел вниз на двор и мимо пожарных лошадей, и кур, и часового
   в медном шлеме прошел в ворота, сел на своего опять заснувшего извозчика и
   поехал на вокзал.
   
   
   
   XXXVIII
   
    Когда Нехлюдов приехал на вокзал, арестанты уже все сидели в вагонах за
   решетчатыми окнами. На платформе стояло несколько человек провожавших: их не
   подпускали к вагонам. Конвойные нынче были особенно озабочены. В пути от
   острога к вокзалу упало и умерло от удара, кроме тех двух человек, которых
   видел Нехлюдов, еще три человека: один был свезен, так же как первые два, в
   ближайшую часть, и два упали уже здесь, на вокзале { (1) В начале 80-х годов
   пять человек арестантов умерло в один день от солнечного удара, в то время
   как их переводили из Бутырского замка на вокзал Нижегородской железной
   дороги. (Прим. Л. Н. Толстого.)}. Озабочены конвойные были не тем, что
   умерло под их конвоем пять человек, которые могли бы быть живы. Это их не
   занимало, а занимало их только то, чтобы исполнить все то, что по закону
   требовалось в этих случаях: сдать куда следует мертвых и их бумаги и вещи и
   исключить их из счета тех, которых надо везти в Нижний, а это было очень
   хлопотно, особенно в такую жару.
    И этим-то и были заняты конвойные и потому, пока все это не было
   сделано, не пускали Нехлюдова и других, просивших об этом, подойти к
   вагонам. Нехлюдова, однако, все-таки пустили, потому что он дал денег
   конвойному унтер-офицеру. Унтер-офицер этот пропустил Нехлюдова и просил его
   только поскорее переговорить и отойти, чтобы не видал начальник. Всех
   вагонов было восемнадцать, и все, кроме вагона начальства, были битком
   набиты арестантами. Проходя мимо окон вагонов, Нехлюдов прислушивался к
   тому, что происходило в них. Во всех вагонах слышался звон цепей, суетня,
   говор, пересыпанный бессмысленным сквернословием, но нигде не говорилось,
   как того ожидал Нехлюдов, об упавших дорогой товарищах. Речи касались больше
   мешков, воды для питья и выбора места. Заглянув в окно одного из вагонов,
   Нехлюдов увидал в середине его, в проходе, конвойных, которые снимали с
   арестантов наручни. Арестанты протягивали руки, и один конвойный ключом
   отпирал замок на наручнях и снимал их. Другой собирал наручни. Пройдя все
   мужские вагоны, Нехлюдов подошел к женским. Во втором из них слышался
   равномерный женский стон с приговорами: "О-о-о! батюшки, о-о-о! батюшки!"
    Нехлюдов прошел мимо и, по указанию конвойного, подошел к окну третьего
   вагона. Из окна, как только Нехлюдов приблизил к нему голову, пахнуло жаром,
   насыщенным густым запахом человеческих испарений, и явственно послышались
   визгливые женские голоса. На всех лавках сидели раскрасневшиеся потные
   женщины в халатах и кофтах и звонко переговаривались. Приблизившееся к
   решетке лицо Нехлюдова обратило их внимание. Ближайшие замолкли и
   подвинулись к нему. Маслова в одной кофте и без косынки сидела у
   противоположного окна. Ближе сюда сидела белая улыбающаяся Федосья. Узнав
   Нехлюдова, она толкнула Маслову и рукой показала ей на окно. Маслова
   поспешно встала, накинула на черные волосы косынку и с оживившимся красным и
   потным улыбающимся лицом подошла к окну и взялась за решетку.
    - И жарко же, - сказала она, радостно улыбаясь.
    - Получили вещи?
    - Получила, благодарю.
    - Не нужно ли чего? - спросил Нехлюдов, чувствуя, как, точно из
   каменки, несет жаром из раскаленного вагона.
    - Ничего не нужно, благодарю.
    - Напиться бы, - сказала Федосья.
    - Да, напиться бы, - повторила Маслова.
    - Да разве у вас нет воды?
    - Ставят, да всю выпили.
    - Сейчас, - сказал Нехлюдов, - я попрошу конвойного. Теперь до Нижнего
   не увидимся.
    - А вы разве едете? - как будто не зная этого, сказала Маслова,
   радостно взглянув на Нехлюдова.
    - Еду с следующим поездом.
    Маслова ничего не сказала и только через несколько секунд глубоко
   вздохнула.
    - Что ж это, барин, правда, что двенадцать человек арестантов уморили
   до смерти? - сказала грубым мужицким голосом старая суровая арестантка.
    Это была Кораблева.
    - Я не слышал, что двенадцать. Я видел двух, - сказал Нехлюдов.
    - Сказывают, двенадцать, Ужли ж им ничего за это не будет? То-то
   дьяволы!
    - А из женщин никто не заболел? - спросил Нехлюдов.
    - Бабы тверже, - смеясь, сказала другая низенькая арестантка, - только
   вот одна рожать вздумала. Вот заливается, - сказала она, указывая на
   соседний вагон, из которого слышались все те же стоны.
    - Вы говорите, не надо ли чего, - сказала Маслова, стараясь удержать
   губы от радостной улыбки, - нельзя ли эту женщину оставить, а то мучается.
   Вот бы сказали начальству.
    - Да, я скажу.
    - Да вот еще нельзя ли ей Тараса, мужа своего, повидать, - прибавила
   она, глазами указывая на улыбающуюся Федосью. - Ведь он с вами едет.
    - Господин, нельзя разговаривать, - послышался голос конвойного
   унтер-офицера. Это был не тот, который пустил Нехлюдова.
    Нехлюдов отошел и пошел искать начальника, чтоб просить его о рожающей
   женщине и о Тарасе, но долго не мог найти его и добиться ответа от
   конвойных. Они были в большой суете: одни вели куда-то какого-то арестанта,
   другие бегали закупать себе провизию и размещали свои вещи по вагонам,
   третьи прислуживали даме, ехавшей с конвойным офицером, и неохотно отвечали
   на вопросы Нехлюдова.
    Нехлюдов увидал конвойного офицера уже после второго звонка. Офицер,
   обтирая своей короткой рукой закрывавшие ему рот усы и подняв плечи,
   выговаривал за что-то фельдфебелю.
    - Вам что, собственно, надо? - спросил он Нехлюдова.
    - У вас женщина рожает в вагоне, так я думал, надо бы...
    - Ну и пускай рожает. Тогда видно будет, - сказал конвойный, проходя в
   свой вагон и бойко размахивая своими короткими руками.
    В это время прошел кондуктор с свистком в руке; послышался последний
   звонок, свисток, и среди провожавших на платформе и в женском вагоне
   послышался плач и причитанья. Нехлюдов стоял рядом с Тарасом на платформе и
   смотрел, как один за другим тянулись мимо него вагоны с решетчатыми окнами и
   виднеющимися из них бритыми головами мужчин. Потом поравнялся первый женский
   вагон, в окне которого видны были головы простоволосых и в косынках женщин;
   потом второй вагон, в котором слышался все тот же стон женщины, потом вагон,
   в котором была Маслова. Она вместе с другими стояла у окна и смотрела на
   Нехлюдова и жалостно улыбалась ему.
   
   
   
   XXXIX
   
    До отхода пассажирского поезда, с которым ехал Нехлюдов, оставалось два
   часа. Нехлюдов сначала думал в этот промежуток съездить еще к сестре, но
   теперь, после впечатлений этого утра, почувствовал себя до такой степени
   взволнованным и разбитым, что, сев на диванчик первого класса, совершенно
   неожиданно почувствовал такую сонливость, что повернулся на бок, положил под
   щеку ладонь и тотчас же заснул.
    Его разбудил лакей во фраке, с значком и салфеткой.
    - Господин, господин, не вы ли будете Нехлюдов, князь? Барыня вас ищут.
    Нехлюдов вскочил, протирая глаза, и вспомнил, где он и все то, что было
   в нынешнее утро.
    В его воспоминании были: шествие арестантов, мертвецы, вагоны с
   решетками и запертые там женщины, из которых одна мучается без помощи
   родами, а другая жалостно улыбается ему из-за железной решетки. В
   действительности же было перед ним совсем другое: уставленный бутылками,
   вазами, канделябрами и приборами стол, снующие около стола проворные лакеи.
   В глубине залы перед шкафом, за вазами с плодами и бутылками, буфетчик и
   спины подошедших к буфету отъезжающих.
    В то время как Нехлюдов переменял лежачее положение на сидячее и
   понемногу опоминался, он заметил, что все бывшие в комнате с любопытством
   смотрели на что-то происходившее в дверях. Он посмотрел туда же и увидал
   шествие людей, несших на кресле даму в воздушном покрывале, окутывающем ей
   голову. Передний носильщик был лакей и показался знакомым Нехлюдову. Задний
   был тоже знакомый швейцар с галуном на фуражке. Позади кресла шла элегантная
   горничная в фартуке и кудряшках и несла узелок, какой-то круглый предмет в
   кожаном футляре и зонтики. Еще позади, с своими брылами и апоплексической
   шеей, выпятив грудь, шел князь Корчагин в дорожной фуражке и еще сзади -
   Мисси, Миша, двоюродный брат, и знакомый Нехлюдову дипломат Остен с своей
   длинной шеей, выдающимся кадыком и всегда веселым видом и настроением. Он
   шел, что-то внушительно, но, очевидно, шутовски досказывая улыбавшейся
   Мисси. Сзади шел доктор, сердито куря папиросу.
    Корчагины переезжали из своего подгородного имения к сестре княгини в
   ее имение по Нижегородской дороге.
    Шествие носильщиков, горничной и доктора проследовало в дамскую
   комнату, вызывая любопытство и уважение всех присутствующих. Старый же
   князь, присев к столу, тотчас же подозвал к себе лакея и стал что-то
   заказывать ему. Мисси с Остеном тоже остановились в столовой и только что
   хотели сесть, как увидали в дверях знакомую и пошли ей навстречу. Знакомая
   эта была Наталья Ивановна. Наталья Ивановна, сопутствуемая Аграфеной
   Петровной, оглядываясь по сторонам, входила в столовую. Она почти в одно и
   то же время увидала Мисси и брата. Она прежде подошла к Мисси, только кивнув
   головой Нехлюдову; но, поцеловавшись с Мисси, тотчас же обратилась к нему.
    - Наконец-то я нашла тебя, - сказала она.
    Нехлюдов встал, поздоровался с Мисси, Мишей и Остеном и остановился,
   разговаривая. Мисси рассказала ему про пожар их дома в деревне, заставивший
   их переезжать к тетке. Остен по этому случаю стал рассказывать смешной
   анекдот про пожар.
    Нехлюдов, не слушая Остена, обратился к сестре.
    - Как я рад, что ты приехала, - сказал он.
    - Я уже давно приехала, - сказала она. - Мы с Аграфеной Петровной. -
   Она указала на Аграфену Петровну, которая в шляпе и ватерпруфе с ласковым
   достоинством издалека конфузливо поклонилась Нехлюдову, не желая мешать ему.
   - Везде искали тебя.
    - А я тут заснул. Как я рад, что ты приехала, - повторил Нехлюдов. - Я
   письмо тебе начал писать, - сказал он.
    - Неужели? - сказала она испуганно. - О чем же?
    Мисси с своими кавалерами, заметив, что между братом и сестрой
   начинается интимный разговор, отошла в сторону. Нехлюдов же с сестрой сели у
   окна на бархатный диванчик подле чьих-то вещей, пледа и картонки.
    - Я вчера, когда ушел от вас, хотел вернуться и покаяться, но не знал,
   как он примет, - сказал Нехлюдов. - Я нехорошо говорил с твоим мужем, и меня
   это мучало, - сказал он.
    - Я знала, я уверена была, - сказала сестра, - что ты не хотел. Ведь ты
   знаешь...
    И слезы выступили у ней на глаза, и она коснулась его руки. Фраза эта
   была неясна, но он понял ее вполне и был тронут тем, что она означала. Слова
   ее означали то, что, кроме ее любви, владеющей всею ею, - любви к своему
   мужу, для нее важна и дорога ее любовь к нему, к брату, и что всякая
   размолвка с ним - для нее тяжелое страдание.
    - Спасибо, спасибо тебе... Ах, что я видел нынче, - сказал он, вдруг
   вспомнив второго умершего арестанта. - Два арестанта убиты.
    - Как убиты?
    - Так убиты. Их повели в этот жар. И два умерло от солнечного удара.
    - Не может быть! как? нынче? сейчас?
    - Да, сейчас. Я видел их трупы.
    - Но отчего убили? Кто убил? - сказала Наталья Ивановна.
    - Убили те, кто насильно вели их, - раздраженно сказал Нехлюдов,
   чувствуя, что она смотрит и на это дело глазами своего мужа.
    - Ах, боже мой! - сказала Аграфена Петровна, подошедшая ближе к ним.
    - Да, мы не имеем ни малейшего понятия о том, что делается с этими
   несчастными, а надо это знать, - прибавил Нехлюдов, глядя на старого князя,
   который, завязавшись салфеткой, сидел у стола за крюшоном и в это самое
   время оглянулся на Нехлюдова.
    - Нехлюдов! - крикнул он, - хотите прохладиться? На дорогу отлично!
    Нехлюдов отказался и отвернулся.
    - Но что же ты сделаешь? - продолжала Наталья Ивановна.
    - Что могу. Я не знаю, но чувствую, что должен что-то сделать. И что
   могу, то сделаю.
    - Да, да, я это понимаю. Ну, а с этими, - сказала она, улыбаясь и
   указывая глазами на Корчагина, - неужели совсем кончено?
    - Совсем, и я думаю, что с обеих сторон без сожаления.
    - Жаль. Мне жаль. Я ее люблю. Но положим, что это так. Но для чего ты
   хочешь связать себя? - прибавила она робко. - Для чего ты едешь?
    - Еду потому, что так должно, - серьезно и сухо сказал Нехлюдов, как бы
   желая прекратить этот разговор.
    Но сейчас же ему стало совестно за свою холодность к сестре. "Отчего не
   сказать ей всего, что я думаю? - подумал он. - И пускай и Аграфена Петровна
   услышит", - сказал он себе, взглянув на старую горничную. Присутствие
   Аграфены Петровны еще более поощряло его повторить сестре свое решение.
    - Ты говоришь о моем намерении жениться на Катюше? Так видишь ли, я
   решил это сделать, но она определенно и твердо отказала мне, - сказал он, и
   голос его дрогнул, как дрожал всегда, когда он говорил об этом. - Она не
   хочет моей жертвы и сама жертвует, для нее, в ее положении, очень многим, и
   я не могу принять этой жертвы, если это минутное. И вот я еду за ней и буду
   там, где она будет, и буду, сколько могу, помогать, облегчать ее участь.
    Наталья Ивановна ничего не сказала. Аграфена Петровна вопросительно
   глядела на Наталью Ивановну и покачивала головой. В это время из дамской
   комнаты вышло опять шествие. Тот же красавец лакей Филипп и швейцар несли
   княгиню. Она остановила носильщиков, подманила к себе Нехлюдова и, жалостно
   изнывая, подала ему белую в перстнях руку, с ужасом ожидая твердого пожатия.
    - Epouvantable! {Ужасно! (франц.)} - сказала она про жару. - Я не
   переношу этого. Ce climat me tue {Этот климат меня убивает (франц.).}. - И,
   поговорив об ужасах русского климата и пригласив Нехлюдова приехать к ним,
   она дала знак носильщикам. - Так непременно приезжайте, - прибавила она, на
   ходу оборачивая свое длинное лицо к Нехлюдову.
    Нехлюдов вышел на платформу. Шествие княгини направилось направо, к
   первому классу. Нехлюдов же с артельщиком, несшим вещи, и Тарасом с своим
   мешком пошли налево.
    - Вот это мой товарищ, - сказал Нехлюдов сестре, указывая на Тараса,
   историю которого он рассказывал ей прежде.
    - Да неужели в третьем классе? - спросила Наталья Ивановна, когда
   Нехлюдов остановился против вагона третьего класса и артельщик с вещами и
   Тарас вошли в него.
    - Да мне удобнее, я с Тарасом вместе, - сказал он. - Да вот еще что, -
   прибавил он, - до сих пор я еще не отдал в Кузминском землю крестьянам, так
   что в случае моей смерти твои дети наследуют.
    - Дмитрий, перестань, - сказала Наталья Ивановна.
    - Если же я и отдам, то одно, что могу сказать, это то, что все
   остальное будет их, так как едва ли я женюсь, а если женюсь, то не будет
   детей... так что...
    - Дмитрий, пожалуйста, не говори этого, - говорила Наталья Ивановна, а
   между тем Нехлюдов видел, что она была рада слышать то, что он сказал.
    Впереди, перед первым классом, стояла только небольшая толпа народа,
   все еще смотревшая на тот вагон, в который внесли княгиню Корчагину.
   Остальной народ был уже весь по местам. Запоздавшие пассажиры, торопясь,
   стучали по доскам платформы, кондуктора захлопывали дверцы и приглашали
   едущих садиться, а провожающих выходить.
    Нехлюдов вошел в накаленный солнцем жаркий и вонючий вагон и тотчас же
   вышел на тормоз.
    Наталья Ивановна стояла против вагона в своей модной шляпе и накидке
   рядом с Аграфеной Петровной и, очевидно, искала предмета разговора и не
   находила. Нельзя даже было сказать: "Ecrivez" {Пишите (франц.).}, потому что
   они уже давно с братом смеялись над этой обычной фразой уезжающих. Тот
   коротенький разговор о денежных делах и наследстве сразу разрушил
   установившиеся было между ними нежно-братские отношения; они чувствовали
   себя теперь отчужденными друг от друга. Так что Наталья Ивановна была рада,
   когда поезд тронулся, и можно было только, кивая головой, с грустным и
   ласковым лицом говорить: "Прощай, ну, прощай, Дмитрий!" Но как только вагон
   отъехал, она подумала о том, как передаст она мужу свой разговор с братом, и
   лицо ее стало серьезно и озабоченно.
    И Нехлюдову, несмотря на то, что он ничего, кроме самых добрых чувств,
   не питал к сестре и ничего не скрывал от нее, теперь было тяжело, неловко с
   ней и хотелось поскорее освободиться от нее. Он чувствовал, что нет больше
   той Наташи, которая когда-то была так близка ему, а есть только раба чуждого
...
Страницы: [0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30]   [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39]

Обратная связь Главная страница

Copyright © 2010.
ЗАО АСУ-Импульс.

Пишите нам по адресу : info@e-kniga.ru